Волчек интервью. Интервью с василием волчком. Расскажи, пожалуйста, историю создания бренда волчок

Народная артистка СССР, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» Галина Волчек родилась 19 декабря 1933 года в Москве в семье знаменитого кинорежиссёра, снявшего фильмы «Сотрудник ЧК», «Командир счастливой „ Щуки “ », оператора кинофильмов «Пышка», «Ленин в Октябре», «Убийство на улице Данте», лауреата трёх Сталинских премий и Государственной премии СССР Бориса Израилевича Волчека .

«Мой образ жизни требует разгрузки»

По признанию Галины Борисовны, отец на неё оказал огромное влияние, что сказалось не только на выборе профессии, но и на манере одеваться. Волчек вне зависимости от сезона выбирает наряды ярких цветов — красного, оранжевого, бирюзового — и добавляет к ним крупную, эффектную бижутерию, ее пальцы всегда унизаны красивейшими перстнями.

«Наверное, я раба света и цвета, — призналась в интервью „АиФ“ Галина Волчек. — Мне нравится, чтобы было светло, полумрак на меня плохо влияет. Люблю подбирать гармоничное сочетание цветов в одежде... Может, у меня это генетическое: от папы, который был кинооператором и очень чётко и скрупулёзно отличал в этом смысле гармоничное от негармоничного. Конечно, я не могу уделять столько внимания свету и цвету, сколько отец, у меня нет на это времени, но влияние папа оказал на меня очень сильное. Мой образ жизни, постоянная экстрема, в которой я пребываю, иногда требует разгрузки. Чтобы переключиться, придумываю фасоны одежды в голове. Смоделирую пару ярких нарядов — и мозг переключается».

Другая любовь известного режиссера — селективная парфюмерия. Галина Борисовна обожает редкие, дорогие духи и совершенно не приемлет «модные» ароматы, считая, что парфюм — это одежда для души. Особенно она ценит шикарные арабские эксклюзивные ароматы. Понятное дело, что все друзья Волчек из всех стран везут ей новые интересные парфюмерные композиции.

«Я всегда уезжаю из Москвы на свой день рождения, — говорит Галина Волчек. — как-то раз в телефонном разговоре я сказала об этом основателю „Аргументов и фактов“ и моему другу Владиславу Старкову . Он меня пытался уговаривать остаться, но я ответила: „Ни в коем случае“. Села в самолёт с подругой. Вдруг меня кто-то трогает за плечо. Оборачиваюсь, а там Владислав Андреевич. Спрашиваю: „Как это?! — Лечу на несколько дней в Париж. У меня там дела и ваш день рождения“. Помощница Старкова в Париже по моей просьбе нашла восхитительный, но недорогой, как я и хотела, ресторанчик около Елисейских полей, который только что был отремонтирован в стиле ар-деко. Мы с Владиславом Андреевичем говорили на самые разные темы, в том числе и о парфюмерии, моде. Не о брендах, как вы понимаете, а об идеологии, насколько и то, и другое меняет мир. Я с ним иногда и советовалась даже на эти женские темы. Сказала ему, что мне посоветовали духи „Анник Гуталь“, которые только-только вышли в Париже. Сейчас их можно купить в Москве, а тогда это была невиданная редкость. Надо ли говорить, что, когда мы собрались в парижском ресторане для празднования моего дня рождения, этот замечательный парфюм был у Владислава Андреевича в руках».

Сбор труппы театра «Современник», 2013 г. Фото: РИА Новости / Сергей Пятаков

«В коллективе всегда найдутся обиженные»

Но, безусловно, дело жизни Галины Волчек — «Современник». «По моей жизни бульдозером проехался театр», — говорит она. Настолько все ее решения зависели от работы.

Несмотря на то, что уже многие годы режиссёр возглавляет легендарный театр, она все равно сильно волнуется перед каждой новой постановкой. «Страшно, — призналась она в интервью корреспонденту „АиФ“. — Мы же живые люди, и я живой человек. Безусловно, дергаюсь, и не понимаю заранее, что выйдет... У нас есть свой намоленный зритель. Но каждый спектакль — это всё равно большой риск, кто бы его ни ставил».

В её легендарном театре собралась плеяда прекрасных актеров: Валентин Гафт, Марина Неёлова, Лия Ахеджакова, Сергей Гармаш, Чулпан Хаматова, Ольга Дроздова и многие другие...

«Я поработал в разных театрах, — делился в интервью „АиФ“ Валентин Гафт. — А „Современник“ я полюбил. Здесь у меня кое-что получалось... Главное, чтобы Галина Борисовна была здорова, тогда этот театр будет и дальше жить».

Имея такую звёздную труппу, режиссёру, понятное дело, нужно к каждому найти свой подход. И Волчек в течение десятков лет его находит.

«Думаю, удерживаю коллектив тем, что все знают: я открытый, нормальный человек, — говорит „АиФ“ Галина Борисовна. — Есть, конечно, такие, которые скажут: „Волчек такая-сякая, кричит на нас“. Но не думаю, что таких много наберется. В коллективе всегда найдутся обиженные. Справедливо в большинстве случаев обиженные. Бог ведь по-разному талант отмерил. Но, по крайней мере, ни у кого в „Современнике“ нет возможности сказать, что я взяла на работу своего сына или мужа и в первую очередь даю роли им».

В «Современнике» знают, что к ней можно прийти с любой проблемой: Галина Борисовна примет все близко к сердцу, как мать. «Я всегда постараюсь разобраться, помочь, — говорит Волчек. — Причём не только ведущему артисту. Коллектив же не из одних актёров состоит. Помню, я ходила просить за одного нашего рабочего, которого очень уважаю и ценю. Его ситуация была кошмарной: в одной комнате в коммуналке жили несколько человек плюс больной ребёнок. В префектуре мне пришлось отшагать три высоченных пролёта, прежде чем добралась до нужного кабинета. Слава богу, квартиру нашему сотруднику дали. Я это к тому говорю, что моя жертва была почти физической: здоровье не очень позволяет мне ходить по высоким лестницам. Но у меня даже не возникло сомнений в том, так ли уж необходимо до этого кабинета карабкаться».

Не может простить актёрам Галина Борисовна только одного: когда они меняют театр на сериалы и кино. На последнем сборе труппы режиссёр с гневом обрушилась на тех артистов, которые нарушают график репетиций из-за съёмок: «Вас покупают по дешевке, и мне больно это видеть! А в это время ваш родной дом, ваш театр вынужден вертеться волчком, чтобы организовать новую репетицию и каждый актер пришел бы. И ладно бы вы за искусством туда шли. Так нет же: просто за рублём. А имя потом не восстановишь, репутацию достойного актера не вернешь».

«Ты испортила мне жизнь»

«Если надо быть жёсткой, тоже могу, — заявила в интервью „Аргументам и фактам“ Волчек. — Не могу простить предательства. Никому. И мужу не смогла. И артистам. Однажды руководство театра вынуждено было отменить спектакль: артист взял бюллетень, а замены на эту роль не было. Зрители, сдавая билеты, очень возмущались. Потом мы узнали, что в этот же вечер актёр на соседней улице играл в антрепризе. Наутро его в труппе театра уже не было».

Говоря об измене, Волчек имеет в виду своего знаменитого бывшего мужа: Евгения Евстигнеева . Когда их сыну Денису было два года и восемь месяцев, Галина Борисовна узнала о том, что Евгений Александрович ей неверен. Несмотря на то, что Евстигнеев был прекрасным отцом, для Волчек существование по двойным стандартам было неприемлемо. «Женя порой хлопотал над Денисом больше, чем я, — рассказывала в одном из интервью Волчек. — Ночами подходил к кроватке и прислушивался к дыханию малыша. Каждый день приносил ему воздушный шарик: другие игрушки стоили дорого. И все-таки однажды я сказала мужу фразу, которая поставила точку в нашей семейной жизни: „Если у тебя хватило мужества предать меня, то почему не хватает в этом признаться?“»

Тяжело я пережила наш развод. А много лет спустя Евстигнеев сказал: «Со своим максимализмом ты испортила мне жизнь».

Фото: Persona Stars, Яцина Владимир/ТАСС

Родилась Галина в семье знаменитого режиссера и оператора Бориса Волчека и сценариста Веры Майминой. В дом Волчек были вхожи самые знаменитые театральные актеры, режиссеры, сценаристы, девочку со младенчества окружала романтика богемной жизни, близость к искусству.

В среде родительских друзей формировался настоящий нордический характер Гали, но родители, особенно мама, этого упорно не замечали. Главным было то, что дочь учится хорошо. Галя до поры не расстраивала маму. Приносила одни пятерки, получала грамоты и совершенно не пыталась ничем выделится. Пока однажды родители не развелись.

На маму, которая так долго не верила в то, что ребенок вырос и стал личностью, Волчек затаила обиду. Папа, с которым девочка осталась, пытался хоть как-то обуздать ее проявившийся резкий нрав, но все было тщетно. Бунтуя, будущий режиссер даже сменила фамилию на Волчок — так она пыталась подчеркнуть, что больше не относится к своим родителям.

Но подростковые бури, как и новая фамилия, скоро остались в прошлом, ведь надо было готовиться к поступлению. Папа, видя, что воспитал скромную тихоню с непростым характером, предложил попробовать в Литературный институт имени Горького. Но и здесь родитель со своими советами опоздал: она уже знала, что поступать будет только в школу-студию МХАТ.

Так и вышло. Поставила папу перед фактом, что на вступительные надо бы обновить гардероб. Тот отвел ее к портному, который для полной закомплексованной девочки соорудил нелепый костюм с громоздкими плечами. В таком виде она уже прошла два тура в заветную школу-студию, когда о мечте о подмостках узнала мама. Волнуясь за дочь, она силком заставила ее подстраховаться и отнести документы еще и в «Щуку».

Уверенные в том, что видят глубокую провинциалку, педагоги, сидящие в приемной комиссии, подняли девочку на смех, но уже после прослушивания объявили, что Галина принята. Та расплакалась и убежала, со словами: «Не хочу в «Щуку», меня мама заставила!». В театр-студию МХАТ она тоже прошла и выбрала, разумеется, его.

Евстигнеев

Георгий Тер-Ованесов/РИА Новости

Она уже стала одной из популярных студенток. Расцвела, научилась краситься и одеваться, когда обратила свое внимание на провинциального носатого Женьку Евстигнеева с грустными, вечно тяжелыми глазами. Кто-то скажет потом, что для Волчек это был очередной бунт — влюбиться и выйти замуж за самого невзрачного, хоть и самого талантливого парня на курсе.

Женька неделями ходил в одной рубашке и дурацких костюмах из плохой ткани, отвратительно пошитых, не модных и никак его не украшающих. А Галя уже тогда поняла: не в шмотках счастье. И после свадьбы нарядила своего персонального гения так, что курс вздрогнул.

В модных вещицах Евстигнеев сразу преобразился. От печати провинциальности не осталось и следа. Костюмы на нем сидели, как влитые, поменялась походка, появилась уверенность, а легкая небрежность придавала мужчине шарма.

Мудрая женщина

Однако разительные перемены во внешности не волновали родителей Волчек. Они-то знали, что молодой мужчина, во‑первых, старше их дочери на семь лет, во‑вторых, — уже успел поработать слесарем и фрезеровщиком перед тем, как пойти в театральное. За душой — ничего, какое будущее — совершенно неизвестно!

Молодые стали жить у родителей Волчек. Но иной доли они желали единственному ребенку. Начались скандалы. После очередного молодые просто собрали свои вещи и вышли из квартиры, навстречу неизвестности. Два дня ночевали на вокзалах, а потом нашли маленькую дешевую комнату и переехали туда.

В любви и согласии Волчек и Евстигнеев прожили девять долгих лет. За это время у них родился единственный для Галины сын Денис, который теперь стал режиссером. А вот удержать мужа не получилось. У Евгения появилась новая женщина.

Она переживала развод тяжело. Как назло именно в этот период оба снимались в кино, где играть приходилось любовь. Но подлинной женской мудрости у Волчек не отнять. Она сумела остаться в приятельских отношениях с любимым, хоть и бывшим мужем до конца его дней.

Профессор

к/ф «Берегись автомобиля» (1966)

«Современник» быстро стал популярным и начал гастролировать. Однажды труппа отправилась в Мурманск, а после спектакля Волчек стала невольным свидетелем разговора зрителя с Игорем Квашой. Тот сказал, что сама по себе постановка — барахло. Разве что Табаков хорошо сыграл.

Выяснилось, что разборчивый театрал — московский ученый, профессор строительного института Марк Абелев, попавший в Мурманск на несколько дней по работе. В столице он водил дружбу с Квашой и был приглашен на ужин.

Галина уже готовилась вечером скрестить с ним шпаги в словесной дуэли, но немного пообщавшись, остыла. Обаятельный мужчина, напоминавший Пьера Безухова как-то особенно тонко шутил. Он определенно нравился Галине!

… а Галина нравилась ему. Он ухаживал так же тепло и щедро, как смеялся. Дарил цветы, поддерживал и выслушивал, купил Галине дорогущую каракулевую шубу, подружился с маленьким Денисом. Волчек была покорена и, конечно, согласилась выйти за него замуж. Она чувствовала себя окутанной заботой с одной стороны, но и получала уколы ревности с другой.

Никто теперь не скажет, была ли склонна Волчек к романам на стороне, или Абелев сходил с ума совершенно без повода. Вот только однажды он застал любимую в ресторане с актером Георгием Товстогановым. Он подослал официанта, чтобы тот вызвал Галину в фойе, и увел жену домой.

Володя

Она была измучена ревностью, неудивительно, что стала обращать внимание на других мужчин. От Марка она ушла к ученому по имени Владимир. У того, на момент встречи, тоже была семья, но оба решили пожертвовать законными половинами ради общего счастья.

По словам подруг, Волчек любила своего физика по‑настоящему. Она сгорала каждый раз, когда видела, что душа мужчины по‑прежнему рвется в ту семью, где жена, дети, привычный быт.

Кроме того, мама Володи сильно болела, поэтому их встречи были редкими. Она страшно страдала от мысли, что любимый мужчина лжет, и, говоря, что должен провести вечер с мамой, едет к жене. В конце концов она не выдержала и разорвала порочный круг сама.

В одном из интервью Галина Борисовна рассказала, что прямо запретила ему приходить и звонить, а также предсказала, что за свое решение остаться с семье Володя будет всю жизнь расплачиваться и считать виноватой жену. Говорят, так и вышло: мужчина не мог простить законной супруге расставания с любимой.

Теперь Волчек говорит, что продала себя в рабство театру, и это действительно так. Замечательный постановки, которые идут в «Современнике» прямо сейчас, а также настоящая корона из блистательных артистов — заслуга Галины Борисовны.

В 60 она объявила сыну, что планирует жить одна и потребовала уважения к этому решению. В конце концов режиссеру надо отдыхать от зрителей, чтобы снова и снова возвращаться в театр и дарить новые впечатления, мысли, чувства…

– Галина Борисовна, как-то в одном интервью вы рассказывали о том, что за все годы руководства «Современником» минута слабости одолела вас один-единственный раз, когда захотелось все бросить и оставить театр, но через несколько часов, к счастью, вы свое решение изменили. А на ваш взгляд, в театре больше счастливых или мрачных моментов?

– Трудно сказать. Специально не подсчитывала. К тому же я абсолютно не способна фиксировать и запоминать радостные моменты. Наверное, за всю свою творческую жизнь я насчитаю лишь несколько таких минут, когда проснулась и почувствовала себя счастливой. Мне всегда было некогда рассуждать о счастье: я думала о том, что ждет наш театр впереди, что надо бежать дальше и дальше…

– Но все же, какой момент оказался незабываемым?

– Я стала первым советским режиссером, которого пригласили в США – на постановку спектакля. Тогда, в советское время, это было чем-то невероятным! К нам, в Союз, зарубежные режиссеры, театральные деятели, конечно, приезжали, но нас из страны никто не выпускал.

И вот в один из таких приездов американцы пришли в «Современник». Точнее сказать, в нашем театре высадился целый десант из разных американских Штатов: все они хотели посмотреть «Эшелон». В антракте одна из американок, Найна Вэнс, с такой силой схватила меня за руку, что я немедленно повела ее в туалет, думая, будто она просто не может объяснить, что ей надо. Но в туалете она остановилась, осмотрелась, покачала головой и сказала: «Галина, я приглашаю вас на постановку этого спектакля в Хьюстон!» Я засмеялась, понимая, что это совершенно невозможно, но она спросила всерьез: «Когда?» На улице был май. Поэтому я ответила небрежно: «В декабре», понимая, что ничего не получится – никто не выпустит меня из страны.

После спектакля подошла переводчица и сказала, что гости хотят посмотреть, как устроен механизм в «Эшелоне». Мы пошли за сцену, но тут один молодой человек, взял меня под руку: «Галина, я приглашаю вас на постановку этого спектакля в Нью-Йорк». Я его поблагодарила и, по-прежнему не воспринимая приглашение всерьез, сказала, что приеду в декабре. Потом на сцене ко мне подбежал еще один американский гость, пожал руку, и я получила еще одно приглашение, теперь уже в Миннеаполис. Когда мой выезд, несмотря на все трудности, все же состоялся, чудо действительно произошло. Спектакль в Хьюстоне я поставила за два с половиной месяца, газеты (больше пятидесяти публикаций в американской прессе) не забыли рассказать об этой истории, что Найна Вэнс договорилась со мной первая в антракте, даже не дожидаясь окончания спектакля, и что именно поэтому я прилетела сначала в Хьюстон. На премьеру прибыло двести человек из Нью-Йорка, прием был невероятный: зал встал, столько криков «браво» от зареванных зрителей я не слышала никогда – они близко к сердцу приняли трагедию, которую пережили наши люди во время войны. Когда ты отвечаешь за себя, за свой театр, это одно, но когда отвечаешь за всю страну. В общем, после той премьеры и грандиозного приема на восемьсот человек, проснувшись утром, я испытала чувство настоящей эйфории.

– Моментов отчаяния было, наверно, больше?

– Их всегда много – в любой работе, но раньше как-то легче их было переживать. А теперь, когда мода на театр кем-то диктуется (я называю их «модельерами»), то уже не имеет значения, что на Бродвее «Современнику» вручили престижную театральную премию Drama Desk Award, которую американцы до нас не присуждали ни одному иностранному театру (кстати, за эту премию голосовало шестьсот человек, а у нас в России шесть экспертов каждый год решают, кому чего присудить). О театральных премиях «модельеров» я никакого понятия не имею. Одну из них просто не пошла получать. Даже не знаю, куда они потом дели «мою» награду, но не это, разумеется, вызывает мое отчаяние. Отчаяние может возникнуть, например, когда видишь пренебрежительное отношение артиста к театру, когда он отпрашивается с репетиции, чтобы успеть на съемку. Раньше нечто подобное невозможно было представить, и в каждом контракте, заключенным киностудией с артистом, обязательно указывалось: «артист снимается в кино в свободное от работы в театре время». Но сейчас этого пункта нет. Да и не все артисты готовы жертвовать жизнью ради театра, а ведь без способности жертвовать в нашей профессии делать нечего…

– Когда Олег Ефремов покинул «Современник», лично вы пожертвовали собой.

– Я сама бы никогда в жизни не встала у руля театра, я долго отказывалась, но мы все очень переживали за наш «Современник», и актеры уговаривали меня: «Галя, не бойся, мы будем тебе помогать!» А боялась я всерьез, поскольку чувства долга и страха во мне сильно преувеличены…

– Сегодня особенно тяжело, когда уходят корифеи, с которыми вы начинали ваше великое дело…

– Да, больно, когда уходят верные товарищи, и нет конца нашим общим человеческим потерям. Но, например, Игоря Квашу мы не «вспоминаем», потому что на забывали его ни на минуту: 4 февраля отметили его восьмидесятилетие – так, как ему бы понравилось. Нам всем так и казалось, что он смотрит оттуда – сверху и одобряет все, что мы придумали для него.

– «Современник» всегда отличался особой семейностью, и вы не раз подчеркивали, что воспринимаете театр исключительно как единую семью. Сохранился ли этот принцип по нынешний день?

– Да, и я им очень дорожу. Я рада, что у нас так много молодежи. Для нас всегда особый праздник, если у кого-то в труппе родился ребенок. И счастливые события, и горькие мы всегда отмечаем вместе. Например, вскоре после ухода Игоря Кваши мы прощались еще с одним человеком, который уже долго не работал в театре, хотя и отдал «Современнику» сорок лет своей жизни. Я говорю про Владимира Уразбахтина (художник по свету. – «Т»). Были поминки. Сидели, вспоминали, как мы работали. У нас не бывает такого: заболел – до свидания. Всегда находим способ как-то поддержать…

– Смена поколений в некоторых театрах – процесс довольно болезненный…

– Последние восемь лет я посвятила тому, чтобы создать в «Современнике» сильную молодую труппу и воспитать молодую режиссуру, ведь понятно, что никто из нас не вечен. Но когда меня спрашивают: «кого вы видите своим преемником», – мне становится смешно: я этого преемника искала с первого дня.

– А сейчас он есть?

– Это должен быть не один человек, а несколько. Они смогут служить теми кирпичами, той основой, на которой держится театр. Кирпичи старые от времени стираются, а нужно, чтобы стена не разрушилась. Я всегда говорила, что эстафету надо передавать на бегу, когда твои ноги-руки еще в состоянии что-то передать.

– Несколько лет назад вы предоставили «Другую сцену» молодым режиссерам. Надо полагать, оттуда и формируется костяк молодой режиссуры в вашем театре?

– Молодых режиссеров я ищу постоянно. И благодаря тому проекту в «Современнике» действительно остались работать несколько человек. Конечно, стопроцентных удач не бывает, все происходит методом отбора, но в театре сегодня идут замечательные спектакли: «Время женщин» Егора Перегудова, «Осенняя соната» и «Посторонний» Екатерины Половцевой, «ГенАцид. Деревенский анекдот» Кирилла Вытоптова. Любой новый режиссер – это риск, особенно, когда молодой, но рисковать необходимо. И эксперименты могут быть какими угодно – главное, чтобы театр оставался психологическим по своей сути.

– Ни в одном столичном театре не затронута история ХХ века так, как это сделано в «Современнике». А как реагирует на эти спектакли молодежь? Ведь по результатам соцопросов многие вчерашние школьники не могут отличить Бородинское сражение от Сталинградской битвы.

– В последние годы так сильно помолодел наш зрительный зал, что в какой-то момент я даже испугалась, будто они не поймут наш «Крутой маршрут». Но опасалась я напрасно – они еще как понимают! Сопереживают, приходят на спектакль по несколько раз, встают в конце.… Это меня очень радует.

– А за реакцией в зале наблюдаете?

– Раньше я часто в зале сидела, а теперь – у монитора (в своем кабинете), на котором прекрасно вижу и сцену, и зал. Я хорошо знаю спектакли. и мне интересны какие-то моменты, и важно восприятие зала. И самое ценное для меня не аплодисменты и даже не слезы, а… моменты напряженной тишины, когда люди чувствуют и присоединяются к тому, что происходит на сцене. Причем эти паузы мне были всего дороже и в те времена, когда была артисткой, я прекрасно знаю цену этому «крупному плану», когда ты один на один со зрителем…

– У многих актеров «Современника» активная гражданская позиция: Ахеджакова, Хаматова, Гафт и др. Насколько это важно вам как руководителю? Или же «гражданская позиция» – личное дело каждого?

– Я всегда говорю: «Я не политик, но моя политика – это то, что происходит на сцене». Конечно, радуюсь, что к моим актерам прислушиваются, что они, помимо театра, находят время и силы для социальной и общественной жизни. Хотя в нашей труппе есть артисты и не такие активные, но для меня главное, чтобы их позиция была, прежде всего, не столько «гражданской», сколько «человеческой».

– А вы следите за судьбами тех, кто сотрудничал с «Современником»? Кириллу Серебренникову, например, вы в свое время дали возможность неплохо развернуться – он сразу несколько спектаклей у вас поставил…

– Слежу по мере сил. Но Кирилл Серебренников человек особый, очень талантливый человек, я выделяю его из толпы тех, кто называет себя «спасателями русского театра». Я уверена, что «Гоголь-центр», который только что открылся в Москве, будет действительно интересным и модным местом.

– Вокруг этого места до сих пор не утихают страсти, некоторые возмущаются, что вместо театра сделали центр…

– А был ли театр? Если был, то очень давно. Серебренников в этом открытии «Гоголь-центра» показал, с каким глубоким уважением он относится к артистам старшего поколения. Я испытала чувство гордости за этих немолодых женщин: как они выглядят! Наверно, они никогда не выходили на сцену этого театра с таким почетом, и потом, само открытие было сделано довольно любопытно, мне очень понравилась его первая и последняя часть. И мне кажется, Кирилл очень честно переименовал театр.

– Театру «Современник» в ближайшее время предстоит пережить реконструкцию: придется покинуть такое намоленное место, куда-то переехать, вас это не пугает?

– Нас ждет большое испытание, но я верю в лучшее. Ни в коем случае я не хочу, чтобы театр стал разъездным: сегодня играет в одном месте, завтра в другом. Я – за постоянную прописку, даже если речь идет о годе.

– Вы нашли такое место?

– Это бывший Дворец культуры МЭЛЗ на Электрозаводской. Там хороший зал, хорошие условия для нашего театра. А еще, мы непременно отправимся на гастроли.

– Кстати, у вас всегда была невероятная гастрольная карта – где только не побывал «Современник»…

– При этом нас никогда никуда не посылали, в том числе ни на один фестиваль (даже внутри страны). Но мы все равно ездили.

– А почему такая несправедливость?

– «Мафиозная» часть театральных критиков меня ненавидит. Да и я их, мягко говоря, не очень люблю. Ведь таких замечательных театроведов, как Павел Александрович Марков или Аркадий Николаевич Анастасьев, давно уже нет в живых. Люди, пришедшие им на смену, продиктовали моду на ненависть к «Современнику». Правда, эта мода, к счастью, не коснулась зрителей, а только той маленькой компании…

– У «Современника» всегда перед началом спектакля толпится молодежь, такое сегодня можно увидеть далеко не в каждом театре. Вы привечаете студентов?

– Я – да, а вот пожарные ругаются, когда на ступеньках сидят, проходы загораживают. Помню, как еще на Маяковке я перед главным пожарным генералом на колени встала, чтоб он разрешил студентам сидеть на ступеньках, и он разрешил.

Лариса КАНЕВСКАЯ

Выдающаяся актриса и режиссер Галина Волчек возглавляет «Современник» ровно 45 лет. О юбилее она бы и не вспомнила, если бы не театральная семья. Молодежь подготовила капустник, сама виновница торжества ответила на вопросы зрителей. О середине 1950-х, когда выпускники Школы-студии МХАТ, в чьей среде она была самой юной, основали новый театр, у руля которого встал молодой Олег Ефремов. О том, как спустя четырнадцать лет старики позвали его к себе, в Художественный, а труппу доверили Галине Борисовне: с 1972-го она - главный режиссер «Современника», с 1989-го - его худрук. Волчек не любит интервью, дает их все реже. Для «Культуры» время нашлось.

культура: Летнее воскресенье. Дневной час, спектакля нет, а в зале «Современника» полно актеров. Что смотрели, если не секрет?
Волчек: Работы совсем молодого режиссера Айдара Заббарова, ученика Сергея Женовача. Только окончил ГИТИС, и даже не знаю, получил ли диплом или получит скоро. День выдался замечательный: два показанных отрывка совершенно разные. Из Брехта и из Чехова, оба - прекрасны. Просто покорена их внутренней наполненностью и взглядом на театр вообще. Нет, не боюсь сглазить. Рада, что почти вся наша труппа, не только молодая ее часть, собралась в зале. Всегда добиваюсь понимания общего дела, которое надобно осваивать вместе. О чем все должны знать с первых шагов. Так и произошло. Просто счастлива.

культура: В интервью нашей газете о «школе «Современника» с благодарностью вспоминали Валерий Фокин, Римас Туминас, Сергей Газаров, и всегда на афише театра значилось немало новых имен. Чем должен поразить Вас начинающий режиссер, чтобы стало возможным доверить ему постановку?
Волчек: Проявить себя как личность, как индивидуальность, показать собственную позицию, а не думать о самовыкручивании и дешевых эффектах.

культура: Исполнилось 45 лет с тех пор, как Вы повели в плавание «Современник». Тот июньский день 1972-го помните?
Волчек: Его забыть трудно. Я этого не хотела, к назначению не стремилась, отбояривалась, говоря вульгарным слогом, изо всех сил. Но, видимо, чувство долга зародилось во мне прежде, чем я появилась на свет. Собрание, в ходе которого мои однокашники, товарищи, друзья приговорили меня взять на себя ответственность за театр, помню, что называется, по голосам. Звонко и громко кричала Лена Миллиоти: «Галя, не бойся, мы тебе поможем...» Ее подхватывали другие. Я сдалась.

культура: Действительно помогали?
Волчек: Помогали и помогают. А иногда и нет - по-всякому бывало и бывает. Страшно вспомнить, сколько слез пролито, сколько я натерпелась из-за своих любимых артистов.

культура: Бросить все не хотелось?
Волчек: Дважды за 45 лет, как недавно выяснилось. Сама не считала, идет жизнь и идет, вообще цифры недолюбливаю. Когда напомнили о дате, я сильно удивилась: как же выдержала столько лет? Первый раз написала заявление об отставке в середине 70-х. Наверное, переживали мы тогда не лучший период. Труппа же не может существовать всегда на высокой волне, на одних подъемах и одними победами. Считаю, что если без поражений, то это не театр.

культура: Да таких, по-моему, нет...
Волчек: И правильно, что нет. Тогда очень любимая, уважаемая мною актриса, с правом рассуждать обо всем и говорить, что думает, сказала: «Спасибо, вот, до чего ты довела «Современник». Имени ее не назову никогда. Ни отзывы критиков, ни мнения комиссий не могли на меня так повлиять, как ее слова. Приехала домой, написала заявление об уходе, сообщила в театр. Совет «Современника» в полном составе, кроме той самой актрисы, утром заявился ко мне домой. Умоляли, уговаривали работать дальше.

Второй раз на желание уйти повлияли внешние обстоятельства, хотя точного повода не помню. Тогда я очень устала от каких-то сопротивлений и борьбы с недоброжелателями в лице своих же коллег. Хотя закалка в моем организме вроде бы и выработалась, но тут ее не хватило. Унижали не только меня лично, но и театр, вколачивая гвозди в его несуществующий гроб.

культура: Что же такого Вы совершили?
Волчек: Приведу один пример. Когда я вернулась из Америки в 1979 году, меня пригласили во все творческие дома: ученых, архитекторов, литераторов, композиторов. Для того, чтобы я рассказала про то, что видела. Это же невероятно, чтобы в разгар холодной войны, во времена железного занавеса, меня - беспартийного человека, с определенной национальностью - пригласили в Хьюстон ставить с труппой американских актеров пьесу Михаила Рощина «Эшелон». Пережить сие многим, наверное, оказалось трудно, но я ничего подобного тогда не понимала... Позвали везде, кроме ВТО, ЦДРИ и театральных институтов.

культура: Те, кто видел спектакль, говорили, что американские актрисы, мало знавшие о войне, были необыкновенно похожи на простых русских баб. Почему же люди театра не захотели узнать, что происходит за океаном?
Волчек: А почему нас не приглашали на фестивали? Никто не заметил, что мы первыми открыли театру прозу Чингиза Айтматова?

культура: «Восхождение на Фудзияму» - дивный спектакль с приглашенной Любовью Добржанской, с замечательными работами Табакова, Кваши, Покровской, Козельковой, Мягкова.
Волчек: Да-да, но на фестиваль Айтматова нас не отправили, а делегировали театр с Севера - с тем же названием. Возможно, он был вполне достойным, только ведь мы открыли тему, заставили Чингиза написать инсценировку, успех был огромный. Но - не поехали.

культура: Может, зависть?
Волчек: Не знаю. Наверное.

культура: Зависть вызывало и Ваше происхождение. Дочь знаменитого кинорежиссера и оператора Бориса Волчека. Детство, проведенное в мире искусства, предопределило выбор жизненного пути?
Волчек: Думаю, да. Жили в мосфильмовском доме. Соседи - великие люди - дергали меня за косички и, шутя, ударяли по попке. Райзман, Пырьев, Птушко и великий Ромм, перед которым я преклоняюсь. Михаилу Ильичу благодарна за то, что он меня самим собой, своей личностью убедил в том, что искусство есть. Эйзенштейн жил рядом в эвакуации в Алма-Ате. Тогда все говорили: «Он - самый-самый». Я же испытывала детскую ревность и не садилась к нему на колени в знак протеста. Стояла в сторонке и наблюдала, как он рисует детям картинки. Для меня был один «самый-самый» - Ромм.

культура: Почему же выбрали театр, а не кино?
Волчек: Кино казалось мне ежедневным, как бы почти бытовым будничным существованием. Все эти слова - «монтаж», «хлопушка», «дубль» - звучали постоянно, были привычны. В них никакой тайны не заключалось. А почти напротив нашего дома - «Мосфильм». Девчонки кричат: «Галь, беги скорее, тут тетя Люся Целиковская в гробу лежит». Это Эйзенштейн снимал «Ивана Грозного». Я же отвечаю: «Ни за что, я с дядей Колей Крючковым собираюсь кататься на танке вокруг студии». Понимаете, в этом мире я жила. Как он мог меня не задеть? Атмосферу творчества не впитать не получилось. Сегодня заставить меня отправиться на просмотр фильма - дело трудное. Несмотря на папу и сына. Наверное, я отравилась кинематографом с детства.

культура: Вы продолжаете верить в то, что идеальная модель - театр-дом, театр-семья?
Волчек: Да, «Современник» - общий наш дом. Тут все может случиться: радостное, грустное, тяжелое. Прихожу в восторг, когда свадьбы, рождения детей, юбилеи справляются в театре. Даже в горькие дни прощания с родными актеры спрашивают: «Можно мы здесь соберемся?» Для меня это очень важно. Русский психологический театр и есть дом.

культура: А студийный способ существования?
Волчек: К нему отношусь замечательно. Театром-студией мы жили в раннем «Современнике». В 1964 году, по-моему, точно не помню, у меня же плохо с датами, на гастролях в Саратове Олег Ефремов сказал: «Все, мы существуем по законам театра, к сожалению. Давайте снимем с нашего названия слово «студия». Считаю то решение подвигом Ефремова. Ведь тогда уже никто не отказывался ни от съемок в кино, ни от званий, что раньше давалось нам абсолютно легко и естественно.

культура: Про съемки - понятно, а запрет на звания - почему? Чтобы всегда оставаться равными во всем?
Волчек: Конечно. Мы сами распределяли зарплаты, хотя они и были бюджетными, государственными. Собирались и считали, кто у нас в сезоне преуспел больше, а кто - отстал.

культура: В театральном доме должен быть один хозяин или может править коллективный разум, коллегиальная мысль, когда все сообща?
Волчек: Думаю, от хозяина многое зависит, даже очень многое. И, чтобы любую коллегиальную мысль зародить и тем более ее воплотить, нужен решающий голос.

культура: «Дворец на Яузе» - четвертый адрес «Современника». Вынужденный - на время ремонта. Когда вернетесь на Чистые пруды?
Волчек: Нас уверяют, что остался год. Надеюсь, хотя загадывать рано. Работы идут в две смены, мастера стараются. Наше руководство, я имею в виду правительство Москвы и мэра Сергея Собянина, понимает, что делается подарок не только «Современнику», но и всем москвичам. Здание на Чистопрудном бульваре уже стало брендом. Кстати, Другая сцена работает, там идут спектакли. Мы благодарны, что имеем временно-постоянную прописку во «Дворце на Яузе». Без нее нависала бы опасность превратиться в разъездной театр. Это тяжело и физически, и психологически, я-то знаю: «Современник» начинал с подобного режима. Мы бы потеряли полтруппы и своего зрителя.

культура: Чеховский фестиваль показал в Москве новый спектакль Питера Брука. Он ведь видел Вас на сцене?
Волчек: Тут забавная история. Мне не было тридцати, когда я играла старуху в спектакле «Без креста» по Владимиру Тендрякову. Серьезно готовилась к роли, как могла одолевала старческую пластику, трясущиеся руки репетировала днем и ночью. Постигала внутреннюю жизнь существа, убивавшего собственного внука за то, что тот уничтожил любимую ею икону. Замечательная артистка Лена Миллиоти играла мальчика так, что невозможно было признать в ней женщину. На спектакль пригласили приехавшего в Москву Питера Брука. В антракте он разговаривал с Ефремовым и не поверил, что и бабка, и мальчик - молодые артистки. Сказал: «Дождусь, пока они снимут грим, и приду в ваш кабинет их потрогать». Так я впервые встретилась с великим английским режиссером.

культура: Всем руководителям, прошедшим советский период, задают вопрос об идеологическом давлении. Известно, что «Современнику» с его прицелом на публицистику доставалось в большей степени. Был в репертуаре спектакль «Свой остров». В нем звучали песни Владимира Высоцкого, и случился скандал...
Волчек: Скандал сопровождался моим сопротивлением. Я, что называется, уперлась рогом: «Запрещайте, делайте, что хотите, но будут песни только Высоцкого». Володя был мне близким другом, я относилась к его творчеству по-особенному. Немного отвлекусь. Мы жили тогда на первом этаже, и Высоцкий часто приходил - и с Мариной Влади, и без нее. В дом наведывались высокие гости. Сидели, слушали Володю. В одиннадцать вечера раздавался звонок в дверь, и - на пороге милиционер. Вызывали его соседи. Однажды стражи порядка онемели, увидев народного артиста СССР Евгения Лебедева, Георгия Товстоногова и Чингиза Айтматова - с депутатскими значками на пиджаках. Бывало еще смешнее, когда наряд милиции стоял под нашими окнами, и все внимательно слушали Володино пение до одиннадцати, а потом приходили и просили вежливо, даже любовно - закончить.

Но - к «Своему острову». Мне как режиссеру казалось, что песни Володи поднимали эту эстонскую бытовую пьесу, добавляли ей какой-то другой привкус и более глубокий смысл. Они звучали как баллады. Пел Игорь Кваша, и Володе нравилось его исполнение, без подражания, очень по-своему Игорь их исполнял и оставался убедительным. Незадолго до премьеры меня стали вызывать по инстанциям, убеждать в том, чтобы я заменила песни. Они якобы не залитованы и, значит, не разрешены. Один из начальников Управления культуры клал передо мной список поэтов: «Возьмите, кого хотите, хоть Северянина». Почему именно этого поэта Серебряного века рекомендовали к современной эстонской пьесе, непонятно. Но я стояла на своем. Спектакль к очередной советской дате так и не вышел, готовым отлеживался несколько месяцев, пока песни Высоцкого не залитовали, то есть не провели через государственную цензуру. Я была горда и бесконечно счастлива, что добилась этого. Потом ставила «Остров» в Болгарии. Высоцкого туда вывезла, и его - полюбили.

культура: Вы говорите, что с датами и цифрами у вас плохо, но, наверное, есть такие, что забыть нельзя?
Волчек: Ни годы, ни роли, ни спектакли не считаю. Всегда было плохо с точными предметами: еле окончила школу... Какие даты помню? Дни рождения бывших мужей. Конечно, день рождения сына: часто отсчет веду от появления Дениса на свет. Не забываю, когда создан «Современник». Еще в сердце: 1 октября - Ефремов, 6 июня - Пушкин. Как объяснить, почему дату рождения Александра Сергеевича помню, а о годах жизни любимейшего, гениального Чехова - задумаюсь, не всегда могу с ходу воспроизвести. Это мое взаимоотношение с цифрами, а не свидетельство того, что у меня плохая память.

культура: Женщина-режиссер скорее исключение. Состоявшихся можно пересчитать по пальцам. Вера Марецкая удивлялась, что Вы выбрали такую профессию...
Волчек: Да, она меня в доме отдыха в Рузе удивленно спросила: «Неужели ты собираешься заниматься режиссурой? Будешь всю жизнь ходить в мужском костюме и с портфелем под мышкой?» Такое уж мнение бытовало о профессии. Наверное, она и впрямь мужская. Слово «режиссер» не имеет женского рода. «Летчица» - да, хоть это тоже не очень женское дело, а «режиссерши» - нет.

культура: Актерское видение мира отличается от режиссерского?
Волчек: Безусловно. Актерское предполагает большую концентрацию на том персонаже, какого играешь. Режиссер же видит целое. Я верю в то, что только он может если не продиктовать, то протранслировать артистам свой замысел. Понимаю, что хочу поставить, а дальше ищу тех, кто разделит со мной идею, сможет ее воплотить.

культура: Вы актриса уникального дара. Почему решили рано оставить сцену и давно не снимаетесь?
Волчек: Честно говорю - из чувства долга. Меня, конечно, перемолола в мясорубке история руководителя. Если ты оказался во главе театра, то необходимо победить в себе актерское сознание. Я беру на себя все, кроме цифр и денежных дел. В остальное вникаю. Во все мелочи. Когда прихожу домой, то, не успев перешагнуть порог, отвечаю на звонки. Либо начинаю телефонные репетиции, либо обсуждаю, что будет завтра или послезавтра в театре.

А вспомнить - я ведь плакала, когда Олег Ефремов перевел меня из актерского состава в режиссерский: «Я уже не буду артисткой?» Он успокаивал: «Галя, будешь, это только по штатному расписанию».

культура: Актеры любят Вас по-человечески. Если проблемы, то бегут и рыдают в жилетку. Почему время не сделало Вас жестче?
Волчек: Не знаю, мне трудно ответить на этот вопрос. Я люблю людей, каждый мне интересен. Еще очень ценю отношение к театру тех, кто в нем служит. Именно служит, а не работает. У меня не поднимается рука уволить человека сверхпенсионного возраста. Я же понимаю, сколько он сделал для коллектива.

культура: Если актер отпрашивается на очередные съемки, Вы входите в его положение, отпускаете или нет?
Волчек: И в положение не войду, и «нет» не скажу. Сегодня другая жизнь, и отказать невозможно ни Чулпан Хаматовой, ни Марине Нееловой, ни Сереже Гармашу - они востребованы. Мое «нет» со мной и остается.

культура: Значит, ищете компромисс?
Волчек: Стараюсь.

культура: Что за странная у Вас страсть к футболу? По-моему, женщинам гораздо ближе художественная гимнастика, например.
Волчек: И фигурное катание, и гимнастику люблю, горжусь достижениями наших сборных. Моя близкая подруга Таня Тарасова. Не устаю восторгаться Ириной Винер, которую знаю много лет, познакомилась с ней гораздо раньше, чем с Алишером Усмановым. Сейчас я благодарна его фонду за помощь «Современнику».

У меня-то давно есть понятие о командном существовании, и им я всегда интересовалась в футболе. Жизнь предоставляла возможности общаться со знаменитыми тренерами Константином Бесковым, Олегом Романцевым, я с ними проводила много времени. Меня волновало, как звезды спорта в команде себя проявляют. Пусть Вам не покажется странным, но у футбола много общего с театром! Никакая звезда - сцены или спорта - без команды не вызовет аплодисменты, не забьет гол. И то, и другое - дело коллективное, и там и там никуда без командного мышления.

культура: Потому, наверное, Вас так раздражают люди, диктующие театральному сообществу новую моду. Их не так много, и они чаще всего - вне команды.
Волчек: Вообще к массовой моде я отношусь предвзято. Не понимаю ее, возбуждающую стадное чувство. Например, в тренде нынешнего сезона - длинные волосы, и все стремятся ходить с лохмами до плеч. Одно время поветрием стали черные брови, у людей глаза спрятались, и брови сияли на «безглазом» лице. Старые гримеры говорили: осторожнее с бровями, они - коварны, могут закрыть глаза. Когда вижу «перерезанную» скальпелем пластического хирурга красавицу с накачанными губами, становится не по себе. Хотя я уважаю женщин, которые за собой следят. Но подражание мне претит и кажется отвратительным.

Несколько лет назад спросила ресторатора Аркадия Новикова о том, как ресторан становится модным. Он объяснил. Есть в Москве, предположим, стая в тысячу человек, которая прилетит на новое место, завтра - следующая тысяча, услышавшая от первой. Механизм запущен.

Театр тоже сделали модным местом, где зрителей не подключают к переживаниям, а удивляют экспериментами, что выдаются за новшества, виданные мною в Америке почти четыре десятилетия назад. Меня это не просто раздражает, бесит, а угнетает по-настоящему. Спросите о преемнике? Отвечу. В «Современнике» удалось создать молодую труппу, замечательную смену, продолжающую традиции русского психологического театра. Я счастлива тем, что они не дадут превратить наш дом в модное место. Эта команда - моя радость и гордость.

Фото на анонсе: Сергей Пятаков/РИА Новости

Режиссер и актриса Галина Волчек — руководитель и одновременно символ московского театра «Современник». Родилась в творческой семье: ее отец Борис Волчек был кинорежиссером и оператором. Династию продолжил и ее сын Денис Евстигнеев. Детство Галина провела в «киношной среде», ее главным учителем был Михаил Ромм, но ее судьбой стал театр. Будучи самым юным выпускником Школы-студии МХАТ, Волчек вместе со своими однокурсниками участвовала в создании театра «Современник», который возглавил молодой Олег Ефремов. «Современник» и его спектакли были одним из символов хрущевской оттепели 60-х. Когда Олег Ефремов ушел во МХАТ, именно Волчек стала главным режиссером, а потом художественным руководителем театра. Сейчас Волчек почти не играет, но по-прежнему ставит спектакли. В свободное время она шьет одежду — для самой себя. Впрочем, главное хобби Волчек, по ее словам, «делать звезд». Она любит и умеет превращать недавних выпускников в серьезных и больших артистов. Участник проекта «Сноб» с декабря 2008 года.

Псевдоним

Волчок

День рождения

Где родилась

Москва

У кого родилась

Отец - Борис Израилевич Волчек, известный кинорежиссер и оператор, профессор, лауреат четырех Госпремий.

«Я считаю себя очень счастливым человеком, и может быть в первую очередь потому, что я выросла с папой и с Роммами».

Мать - Вера Исааковна Маймина, окончила сценарный факультет ВГИКа, в последние годы работала кассиром в театре «Современник».

«Мама... была чуть-чуть эгоистичной, царствие ей небесное. Хотя все материнские чувства у нее были, но выражены они были в своеобразной форме. Она немножко наслаждалась своей властью надо мной, тем самым меня, конечно, угнетая. Я ее и побаивалась, она как бы зажимала меня своим воспитанием. Я отлично помню ее интонации. Когда другие родители рассказывали про своих детей, как они, например, бегают яблоки воровать - а дело было в Алма-Ате, в эвакуации, - моя мама с невероятной гордостью говорила: "А моя Галя около дома играет в классики!" Потом я ненавидела таких детей, какой сама была - аккуратно играющих в классики. Поэтому в 13 лет, когда я созрела, была смущена и возмущена, то с юношеским максимализмом решила этот вопрос: остаться с папой».

Где и чему училась

Окончила Школу-студию МХАТ.

«Как я стала актрисой… Папа этого очень не хотел. Я думаю, что все дурные приметы этой профессии, он насмотрелся на них во время работы, хотя он преклонялся, обожал артистов и которых снимал, и которых не снимал. Но он боялся, что я такой артисткой не буду...»

Где и как работала

Первая роль в кино - в фильме Григория Козинцева "Дон Кихот", режиссерский дебют - постановка спектакля "Двое на качелях", который с успехом шел в "Современнике" более 30 лет.

«Вера Петровна Марецкая, встретив меня в доме отдыха в Рузе, спросила: "Галя! Мне сказали, ты собираешься заниматься режиссурой. Неужели ты будешь всю жизнь ходить в мужском костюме и с портфелем подмышкой?" Таков был стереотип профессии режиссера, которого я, видимо, подсознательно ужасно боялась. И я пообещала Вере Петровне, что к каждой премьере я буду шить новое платье и никогда не надену мужской костюм и не возьму портфель».

«Слова "режиссер" нет в женском роде, что вполне естественно. Это занятие требует нечеловеческого терпения, которым редко обладает женщина. ...Режиссер соединяет в себе и психолога, и психотерапевта, и экстрасенса, и гипнотизера».

Была главным режиссером, а затем стала художественным руководителем "Современника". Ставила спектакли в театрах Германии, Финляндии, Ирландии, США, Венгрии, Польши и других стран. Преподавала за рубежом.

«Меня просто труппа приговорила к тому, чтобы я на это пошла. Я отказывалась. …Я как будто предвидела все сложности, которые в моей жизни появятся, но мне ребята, я как сейчас эти интонации помню, говорили: "Мы тебе будем помогать. Нет, ты должна согласиться! Ты обязана, иначе театр… Но будет трудно". И я, согласившись на эту судьбу, понимала, что эта роль руководителя - она все равно роль обидчика. Какой бы человек ни был - все равно…»

Вместе с другими выпускниками Школы-студии под руководством своего бывшего преподавателя Олега Ефремова организовала Студию молодых актеров, которая впоследствии была преобразована в театр "Современник".

Что такого сделала

Вместе с другими выпускниками Школы-студии (Лилия Толмачева, Евгений Евстигнеев, Игорь Кваша и Олег Табаков) в 1956 году под руководством своего бывшего преподавателя Олега Ефремова организовала Студию молодых актеров из которой вырос театр «Современник».

Достижения

В Хьюстоне (США) поставила пьесу Рощина "Эшелон" с труппой американских актеров. Это было первое приглашение советского режиссера в США.

«Я в Америке сумела с их артистками, которые и про войну-то не слышали, или слышали опосредованно, поставить "Эшелон" так, что они стали похожи на русских баб».

Дела общественные

Была депутатом Госдумы от фракции "Наш дом - Россия", но добровольно сложила с себя полномочия.

«Я отказалась от всех предложений многих партий играть в эти игры. Мой опыт вхождения в политику и человеческий, и режиссерский, показал, что серьезное существование в политике ведет к потере главного - человеческих отношений. А это для меня самое ценное».

Общественное признание

Лауреат Государственной премии СССР, Народная артистка СССР. Награждена орденами Трудового Красного Знамени и «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
После успешных гастролей на Бродвее «Современник» был удостоен общенациональной премии США в области драматического искусства Drama Desk Award.

Известна тем, что…

Редко играет в кино и на сцене, но каждая роль становится событием.

«Вот говорят: столько лет вы не играете. Да я играю столько, сколько никому не снилось, все роли в "Современнике" мои...»

Приглашает молодых режиссеров ставить спектакли в «Современнике».

Мне интересно

придумывать и шить наряды

«В двенадцатом часу ночи позвонила своей приятельнице и попросила принести ножницы, иголку и нитку. На ее робкий вопрос, нельзя ли подождать до утра, твердо ответила: "Нельзя!" Она подумала, что нужно срочно зашить рваную рану и примчалась. Вместе мы колдовали над моделью. Эта блузка была такой безумной красоты, что когда я на следующий год впервые поехала в Америку на постановку, она страшно понравилась хозяйке театра, и в итоге я ее подарила».

Люблю

хорошие духи

«Единственное, что у меня есть всегда, в любой период жизни - хороший, плохой - это духи. Единственное, что я понимаю, перед чем я рабствую…»

путешествия и новые впечатления

«Кто-то расслабляется в спорте, кто-то в алкоголе. Я расслабляюсь от "смены картинки", от возможности пожить в непривычных условиях. А еще я путешествую из-за своих болячек, периодически мне необходимо оказаться там, где легко дышать - причем не в переносном, а в буквальном смысле. Мне нужен чистый, хороший воздух».

людей

"Самый большой дар, который мне дал Господь, - это любить людей. Я их люблю, они мне интересны. Я могу зацепиться за какую-нибудь старушку и с ней простоять полчаса на улице, в самом неожиданном месте".

актеров своего театра

«Чтобы продолжать их любить, я не смотрю сериалы. А если в поисках аналитической программы случайно натыкаюсь на знакомые лица, то панически начинаю переключать канал».

Ну, не люблю семья

Сын - Денис Евстигнеев, кинорежиссер.

«Сын для меня - тема особая. Так сложились наши отношения, что он мой главный советчик, самый строгий зритель и судья. Не могу выпустить спектакль, пока его не посмотрит Денис».

И вообще…

«Я считаю себя счастливым человеком. С одной стороны, линия моей жизни крутая, со взлетами и падениями, переживаниями, с другой стороны - такая прямая. Удивительно, поскольку я всю жизнь занимаюсь своим любимым делом, родилась в этом доме, который называется "Современник", и прожила в нем всю жизнь».

«Я произвожу впечатление сильной, и мне это часто говорят или думают, что раз она занимает такое положение, она руководитель, - значит железобетонная. Мне много раз говорили: "Железная леди наша!" Из тех, кто меня мало знает…»

Лия Ахеджакова, актриса: «Галина Борисовна умеет подтолкнуть к сильному чувству, подвести к эмоциональному взрыву. Как режиссер знает в этом толк и умеет разбередить даже самого холодного актера. А если артист темпераментный, то обязательно приведет к мощному выплеску чувства. Она не крушит индивидуальность, но пытается сбить с привычного звучания. Убрать штамп, прорваться к открытию».