Идеальное государство – утопия или реальность? Актуальная аналитика

Идеальное общество June 19th, 2015

В фантастических произведениях мы можем видеть, как могло бы быть организовано общество будущего. Огромное множество вариантов человеческая мысль успела вынести на суд читателя и зрителя. Где-то картины имеют заманчивый вид и хочется, чтобы нечто подобное было воплощено в реальности.

Хочу выделить среди разных работ этого жанра советскую фантастику в особенности фантастические романы Ивана Ефремова. Коммунистический строй способен вывести человечество в иное качество, при котором потенциал каждого был бы раскрыт в полной мере, объединённые общей целью, люди способны преодолевать пространство и время для того, чтобы обустраивать Вселенную, содействовать высшему смыслу - развитию в восходящем потоке истории. Также советские фильмы рисовали заманчивые картины будущего, где человек покорял новые рубежи, неся спасение другим мирам.

Те картины будущего, что рисует Западная мысль, меня не смогли заинтересовать, возможно, я что-то пропустил, и какие-то формы вполне можно было бы взять за эталон, но мне они пока не встретились. То, что подаётся как утопия - идеально и правильно выстроенная общественная система, на самом деле является антиутопией - т.е. тем, что отрицает возможность построения идеального общества. Цель у этого может быть только одна - внушить, что все утопии на самом деле являются антиутопиями. Но для Запада это и понятно: тот, кто формирует заказ на данные произведения, не хочет терять власть над миром, поэтому отпугивает общество разрушительными образами.

Пробовали ли сами порассуждать над тем, как должно быть устроено идеальное общество? Пускай не в деталях, а хотя бы в общих чертах: «Какие качества для него свойственны? Чем живут люди там? Чего они хотят? Как себя ведут?» Задавали ли вы себе такие или подобные этим вопросы?

Как я вижу идеальное общество... Его характерной чертой должно быть то, что оно способно организоваться для защиты от всевозможных негативных проявлений вызванных любыми факторами. Если это болезни, то в нем гарантированно будет обеспечена возможность вылечить человека. Намерение спасти жизнь и здоровье гражданину, даже пока нет соответствующих возможностей это сделать. Для этого общество, мобилизуясь, создаёт условия и добивается результата. В пределе решить проблему тепловой смерти Вселенной.

Желание прийти на помощь каждому страждущему, создаёт тот достаточный для решения задачи потенциал, при котором миссия по спасению способна достойно ответить на вызовы. Люди накапливают опыт о человеческой природе, исследуют её внутренние резервы и стараются их развить, постоянно пытаются справиться с негативно влияющими внешними причинами, т.е. общество физически и духовно будет здоровым и готовым ответить на любые вызовы, связанные с человеком.

Есть и другие области, где человек сталкивается с угрозами, в этом случае на этих направлениях также в идеально организованном обществе мобилизованы ресурсы. Они идут на то, чтобы изучить проблемы в достаточной мере для выработки эффективных способов борьбы и создать подходящие средства для нейтрализации вредных факторов и последствий от их воздействия.

Так можно описывать любую область - образование, науку, культуру, производство, политику, семью и т.д.

На примере одного можно увидеть целое. Если вернуться к первому примеру, то размышляя над тем, каким образом будет осуществляться данный подход, можно понять, как устроена система в целом. Объединение усилий в максимально продуктивной форме требует развитой коллективной структуры с прочными эмоционально-духовными связями.

Товарищество, братство это не пустые слова, а подлинное воплощение крепкой дружбы, человеческой любви, требовательности к себе самому за сохранение благоприятной человеческой среды в коллективе и всём обществе. Для того чтобы этого добиться люди должны воспитываться на достойных и героических примерах, им должны прививаться определённые идеалы, а это даёт высокая культура - книги, фильмы, другие произведения искусства, они должны развивать свой интеллектуальный и творческий потенциал для решения сверхзадач и многого другого. Также нельзя забывать о сплочённости, которая формируется с малых лет и с годами только укрепляется. Коллективизм ценная и важная черта любой крепкой общности.

Идеальное общество не может состояться без большой и высокой идеи и соответствующей идеологии, которая его объединяет, сплачивает. Должна быть сверхидеология. Здесь также можно рассуждать какой она могла бы быть. Построение идеального общества само по себе не могло бы быть такой идеологией, оно могло бы быть инструментом, для достижения чего-то большего, нужного каждому, кто осознал смысл своего существования в этом мире.

Религиозные люди мечтают о Рае на Земле, это очень походит по описанию на идеальное общество. Это одна из общих точек, которая включает этих людей в орбиту сверхидеологии. Но зачем строить Рай на Земле? Чтобы нагишом гулять по эдемскому саду? Не этот же Рай мы собираемся строить - ведь так? А место, которое станет отправной точкой по обустройству других миров, место, где человек будет раскрывать свою божественную природу творца. Бескрайняя Вселенная дана нам для реализации нашего потенциала, какой широкий простор для воплощения сверхмасштабных идей! Поистине это достойно настоящего творца. Вот создание такого творца могло бы быть достойной, объединяющей общество сверхидеей. Гуманистическая идея преобразующая человека для решения сверхсложных задач - мне кажется очень привлекательной.

Такой цельный образ проявляется в моём сознании, когда я начинаю размышлять об идеальном обществе.

В следующих публикациях покажу, как такое общество будет противостоять вполне конкретным чудовищным вызовам планетарного масштаба, на примере альтернативного развития событий при возникновении глобального катаклизма, которые можно увидеть в фильмах апокалиптического жанра в голливудском кино.

Справедливость – понятие о должном, содержащее в себе требование соответствия деяния и воздаяния: в частности, соответствия прав и обязанностей, труда и вознаграждения, заслуг и их признания, преступления и наказания, соответствия роли различных социальных слоев, групп и индивидов в жизни общества и их социального положения в нем; в экономической науке – требование равенства граждан в распределении ограниченного ресурса. Отсутствие должного соответствия между этими сущностями оценивается как несправедливость.

Начиная с Аристотеля, принято выделять справедливость уравнительную и распределительную.

Первый вид справедливости – уравнительная – относится к отношениям равноправных людей по поводу предметов («равным – за равное»). Она относится не непосредственно к людям, а к их действиям, и требует равенства (эквивалентности) труда и оплаты, ценности вещи и ее цены, вреда и его возмещения. Отношения уравнительной справедливости требуют участия, по меньшей мере, двух лиц.

Второй вид справедливости – распределительная – требует пропорциональности в отношении к людям согласно тому или иному критерию («равное – равным, неравное – неравным», «каждому свое»). Отношения распределительной справедливости требуют участия по меньшей мере трех людей, каждый из которых действует для достижения одной цели в рамках организованного сообщества. Один из этих людей, распределяющий, является «начальником».

Уравнительная справедливость является специфическим принципом частного права, тогда как распределительная – принципом публичного права, являющегося совокупностью правил государства как организации.

Требования уравнительной и распределительной справедливости являются формальными, не определяя, кого следует считать равным или отличающимся, и не указывая на то, какие правила к кому применять. Различные ответы на эти вопросы дают различные концепции справедливости, которые дополняют формальное понятие справедливости содержательными требованиями и ценностями.

Виды справедливости

Джон Ролз в своей работе «Теория справедливости» формулирует два принципа понимания справедливости:

1) каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других.

2) социальное и экономическое неравенства должны быть устроены так, чтобы а) от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех: б) доступ к положениям и должностям был бы открыт всем.

Под несправедливостью мы понимаем нарушение изложенных выше норм. В частности, несправедливым является общество, культивирующее классовое неравенство и используемые для его поддержания приемы и методы. Несправедливым является приговор, по которому было назначено наказание, не соответствующее тяжести преступления.

Детально с либеральными теориями справедливости, с «Теорией справедливости» Джона Ролза можно ознакомится в Бэкмологии.

Модель идеального общества

В этой статье мы попытаемся построить упрощенную модель идеального общества – утопию – в рамках которой необходимость в понятии справедливость отпадает. Зачем нам это нужно?

Сопоставляя идеальную модель с реальным обществом, перед нами, во-первых, открывается возможность лучше разглядеть болевые точки современного общества, и, во-вторых, мы более отчетливо можем увидеть, какие из существующих социальных проблем являются решаемыми, а какие – перманентными.

Из года в год, из поколения в поколение люди задают себе один и тот же вопрос: почему в мире существует несправедливость и как ей противостоять? Но каждый раз в своих обильных дебатах на эту тему публика скатывается к частным случаям, и вопрос по существу не решается. А поэтому спустя некоторое время он каждый раз поднимается вновь.

Наличие идеальной модели дает нам возможность рассматривать проблему справедливости в общем виде. Это означает, что у нас появляется шанс разобраться в проблеме по сути, а не запутаться очередной раз в частностях.

Общество – это всего лишь наше представление о формах взаимоотношений людей. Иными словами, общество как таковое существует только в нашем представлении и, следовательно, изменение его сводится к изменению представления.

Идеальное общество (или что-либо иное) – не более чем общество, соответствующее представлению большинства об идеальном. Идеальное мы здесь понимаем в плане отсутствия проблемы справедливости, т.е. людям становятся не нужны понятия «справедливости» и «несправедливости».

Соответственно есть два варианта: сформировать нужное представление под уже существующее общество и убедить в нем большинство. Или перестроить общество под некоторые представления (как то Платона, Томаса Мора, Канта, и других).

И тот и другой вариант сопряжен со своими сложностями.

В первом варианте трудно убедить людей делать то, что для них не кажется справедливым, то есть изменить их представление о несправедливости.

Если перейти на язык юридический или, что может многим ближе – на язык денег, то задача здесь сводится к созданию некоторой принимаемой большинством стройной комбинации законов, обычаев и моральных норм. И в этом случае идеальное общество – такое, в котором наблюдается постоянный [финансовый] рост у тех, кто имеет доступ к формированию представлений об идеальном обществе.

Главная сложность во втором варианте – сформулировать одинаково справедливые для всех представления.

Одинаково справедливое для всех не дает поводов для дифференциации. Необходимость в понятии «справедливость» есть только в том случае, если существует критерий дифференциации справедливости.

Во втором варианте также встает проблема убедить людей делать то, что для них поначалу не кажется справедливым.

Важно отметить следующее. Если нам приходится заставлять людей делать то, что им не представляется справедливым, мы не достигаем цели – построения идеального общества. Таким образом, речь идет только об убеждении. В первом варианте мы должны убедить в справедливости уже существующего, во втором – в справедливости предлагаемого взамен существующему.

Мы остановимся на втором варианте. При построении модели идеального общества нам важно уделить должное внимание формированию представлений людей об их обществе.

Итак, попытаемся описать в общих чертах искомую модель.

Истории известны только две добившиеся выдающихся успехов социальные системы: капитализм и социализм. И даже несмотря на то, что социализм, как мировая доминанта, в настоящее время перестал существовать, его яростная непрекращающаяся критика со стороны апологетов капитализма – будто они до сих пор боятся его возвращения – заставляет со всей серьезностью относиться к этой идеологии, как не потерявшей свою силу и влияние на умы доктрине.

Омраченный эпохой сталинского террора и брежневского застоя социализм предоставил возможность дискредитировать себя в глазах многих просвещенных читателей, не говоря уже о непросвещенных. Сейчас почти никто не хочет или не может воспринимать аргументы свидетельства силы социализма и как следствие наличия таких аргументов факты неприкрытой ненависти к нему со стороны капиталистических идеологов и непреодолимого желания разрушить его на всем протяжении существования социалистической системы.

Однако стоит только капиталистическому кризису вновь обостриться, как здесь и там можно услышать критику в адрес капитализма с интонациями явно социалистических лозунгов. Будто нет иного пути избавления от социальных болезней, кроме как возврат к основам социализма. Видимо идеи коммунизма и социализма столь сильны в общественном подсознании, что непроизвольно регенерируются в моменты негодования против очередных успешных комбинаций олигархических элитам по разорению народа. А может быть просто не может существовать в человеческом понимании иных представлений о справедливости кроме тех, которые были сформулированы еще ранними утопистами и развитыми идеологами марксизма?

Капитализм хорош для людей предприимчивых и талантливых, ибо дает им полную свободу самовыражения, поддерживаемую возможностью получения баснословных заработков. Идея Американской мечты, когда каждый имеет право испытать свои возможности добиться успеха, великолепна по своему содержанию. Взятая изолированно от наличия или предоставления условий для реализации такой возможности, она, пожалуй, ничем не уступает по силе своей притягательности идее о всеобщем равенстве и братстве и справедливом распределении.

Обе эти идеи – Американская мечта и справедливое распределение – настолько абстрактны, что даже не могут противоречить друг другу. А это означает, что можно попытаться найти условия их совместной реализации. Именно такая попытка и была предпринята нами при выработке модели идеального общества.

Экономика в модели состоит из двух секторов: общественного (аналога государственного) и рыночного.

В общественном секторе экономика является плановой. Существует социальный заказ на выполнение работ и производство товаров, значимых для жизнедеятельности общества, определенной номенклатуры и объема. Этот социальный заказ распределяется между предприятиями. Производимые в рамках данного заказа товары реализуются по фиксированным заранее спланированным ценам.

Рыночный сектор представлен коммерческими предприятиями. Эти предприятия могут выпускать продукцию и предоставлять услуги, цены которых формируются на основе спроса и предложения.

Переустройство общества возможно путем создания новых механизмов перераспределения ограниченных благ. Просто поделив все блага поровну, опять придем к неравенству. Нерадивое их использование одними и рачительное – другими рано или поздно сделает свое дело, и блага снова распределятся неравномерно. Можно, конечно, при достижении такой точки каждый раз делить их вновь поровну. Но тогда те, у кого отбирают блага, смогут заявить об их эксплуатации – получается, они работают на бездельников. Чтобы такого не происходило надо в программу переустройства включить мероприятия по обучению, учету и контролю за использованием благ. Каждый пройдоха или профан должен стать мастером, и каждый мастер должен помочь профану не быть таковым.

Распределение. В обществе действует развитая система учета и контроля. Каждый вид социально значимой работы нормируется, и по нему существует некоторый индивидуальный план выработки. Выполнение плана по любому виду работ компенсируется одинаково. Такой принцип распределения называется: от каждого по способности, каждому – по равной доле (поровну).

Предполагается, что все трудятся честно и в силу своих способностей. Любая работа – будь то землекопание или исследование микромира – считается достойной и поэтому компенсируется за выполнение плана одинаково.

Любое перевыполнение плана компенсируется пропорционально. Если, например, работник выполняет два плана без перерасхода ресурсов по нормативам, то он получает за двух работников.

Однако за недовыполнение плана компенсация работника не уменьшается. Работник с низкими производственными показателями может быть переобучен и направлен на другую работу.

Чтобы проблема переобучения возникала как можно реже, общество помогает человеку в выборе наиболее подходящей ему профессии уже с детства.

Нормы выработки периодически корректируются. Так нормы обязательно пересматривают в связи с внедрением новых технологий.

Следует отметить, что нормирование возможно абсолютно для всех работ. Даже в сфере искусства, на первый взгляд не поддающейся оценке, можно сформировать эффективные и простые для понимания нормы, которые будут базироваться на таких показателях, как посещаемость публикой, читаемость, цитируемость и т.п.

Управление. Существует четыре (как минимум) уровня мастерства. Иерархия уровней необходима для осуществления всестороннего управления деятельностью людей.

Благодаря иерархии поддерживается обязательный контроль «сверху-вниз». Верхние уровни контролируют нижние уровни, то есть степень самостоятельности работника с повышением уровня увеличивается. Высший уровень никем в обязательном порядке не контролируется и должен осуществлять полный самоконтроль. Однако общество вправе запрашивать отчет о деятельности работников высшего уровня, то есть осуществлять контроль «снизу-вверх».

Работники высшего уровня – мудрецы – люди, к мнению которых прислушиваются все члены общества. Указания мудрецов должны выполняться, но их также можно и оспаривать на специальных арбитражных советах.

Свобода творчества и самореализации поддерживается возможностью перехода человека на более высокие уровни. Чем выше уровень работника, тем больше у него степеней свободы в выборе решений.

Индивидуальные особенности людей учитываются при предоставлении им обучения и работы, а также отражаются уровнем достигнутого мастерства.

Финансы. Деньги являются универсальным эквивалентом потребляемых благ и служат инструментом их распределения. Поскольку все за свою работу компенсируются поровну, то и зарплата у всех одинаковая (если план не перевыполняется).

Деньги не подвержены инфляции. Все операции с деньгами (сбережение, кредитование) осуществляется только на беспроцентной основе.

Допустим, я хочу купить автомобиль, но у меня нет на это денег. Тогда я обращаюсь в банк и получаю ссуду (беспроцентный кредит). Полученные деньги будут в дальнейшем вычитаться банком из моей зарплаты.

Общество устанавливает разумные нормы на потребление ограниченных ресурсов. Например, человек не может приобрести второй автомобиль или иметь две квартиры.

Учет и контроль за мерой труда и мерой потребления является важной составляющей общества. Регулятором распределения труда и распределения благ между членами общества выступают специальные органы, а также система иерархии.

Никакой системы мотивации или вознаграждения не существует. Стимулом к труду является привитое с детства понимание, что работаешь на благосостояние общества. Мысль, что талант может стать источником обогащения, считается безнравственной.

Однако различия в трудовых показателях компенсируются пропорционально, т.е. человек, выполняющий две нормы, приравнивается к двум работникам и т.д.

Никаких налогов работник не платит. По выходу на пенсию все работники получают одинаковое пособие.

В отношении передачи в наследство сбережений действует ряд ограничений. Это связано с необходимостью поддержания стабильной финансовой ситуации в обществе (отсутствия инфляции).

Устранение диспропорций. Индивидуальные потребности людей в особо ограниченных ресурсах удовлетворяются в порядке очереди, устанавливаемой на предоставление этих ресурсов.

В случае большой востребованности тех или иных ресурсов (большой очереди на них) общество направляет свои усилия на их расширенное воспроизводство.

Если какая-либо работа вредна для здоровья, вводятся поправочные коэффициенты – работник трудится меньшее количество часов и получает право прохождения периодической реабилитации.

Общество гарантирует работу всем способным к труду людям. Проблема занятости решается с помощью системы долгосрочного планирования.

Различные социальные, демографические и производственные диспропорции устраняются с помощью системы планов и квот.

Восполнение дефицита специалистов определенного профиля осуществляется за счет переобучения. В случае отсутствия добровольцев решение о том, кого направлять на переобучение из списка наиболее подходящих кандидатур, принимается с помощью жеребьевки.

При организации производств в тяжелых условиях – например, крайнего Севера – работники туда посылаются на ротационной основе. Это позволяет пропорционально распределить бремя тяжелых работ.

Перенаселенность отдельных регионов не допускаются. Люди равномерно заселяют пригодные для нормальной жизни территории. Понятие престижного места проживания отсутствует.

Однако в каждом регионе существует определенное число мест проживание, в которых люди живут на ротационной основе, т.е. в течение какого-то определенного периода времени. Этим обеспечивается возможность пожить людям в разных местах.

Наиболее комфортные места проживания превращаются в зоны отдыха с санаториями, пансионатами и т.п.

Наказание. Выявленный в результате контроля нечестный работник лишается права работать и получает от общества блага по пониженной норме. К работе его не допускают, поскольку он может навредить окружающим. Таким образом, в обществе существует только один вид наказания – лишение права работать. Возможность получения такого наказания выступает как средство отрицательной мотивации людей.

Человек, не желающий работать, приравнивается к безработному.

Единичные ошибки и халатность не наказываются. Человек не может не ошибаться, и рано или поздно с этим сталкивается каждый. В случае массовых ошибок человеку предлагается сменить род занятий. Если человеку не удается найти себя в каком-либо деле, он приравнивается к безработному.

Бытовые конфликты урегулируются самими индивидами – общество эти конфликты игнорирует.

Люди с психическими расстройствами изолируются. Им назначается минимальное содержание. Преступления (убийства, воровство, спекуляция и т.д.) приравниваются к психическим расстройствам. Изоляция не является наказанием. Это одна из защитных мер общества против неблагоприятных воздействий на него. К неблагоприятным воздействиям относятся также аномальные природные явления, техногенные катастрофы, аварии и др.

Протесты против существующего общественного устройства приравниваются к преступлениям.

Работники всех уровней пользуются равным уважением общества. Систематическое проявление неуважения к кому-либо может расцениваться как психическое расстройство.

В случае экономических трудностей в обществе (неурожай, стихийное бедствие) в первую очередь снижаются нормы на безработных и изолированных его членов. Таким образом, эти группы людей оказываются социально незащищенными.

Парадигма семьи. Можно сказать, что общество становится одной большой семьей, где все ее члены имеют друг перед другом равные обязанности и одинаковые возможности потребления.

Такое общество освобождается от многих функций: стимулирование, мотивация, вознаграждение, маркетинг (в плане стимулирования потребления), власть, финансовые инструменты и рычаги. Это означает и освобождение от связанных с реализацией данных функций проблем: коррупция, карьеризм, бюрократия, поддержание статусов и ролей, зависть, инфляция и др.

В данном обществе не действуют механизмы материальной заинтересованности, не существует финансовых институтов для поддержания лозунга «рубль должен работать». Ценные бумаги и вторичные финансовые инструменты не существуют.

Современному человеку трудно такое представить себе. Чтобы облегчить эту задачу, дадим простую рекомендацию: внимательно посмотрите на свою семью (конечно, если это настоящая семья). Проанализируйте, на каких отношениях она построена. Наверняка, это доверие, равенство распределения, открытость общения, передача опыта (воспитание). Соответственно, в семье трудно себе представить коррупцию, бюрократию, манипуляцию, борьбу за власть. Подчинение детей родителям основывается на здравом смысле (родители больше знают). Заметьте также, что в семье прекрасно могут уживаться разные характеры, разные точки зрения.

Кстати, преступный мир наиболее успешные свои группировки (например, итальянская мафия) выстраивает именно по принципу семьи, а не государства. Построенная на принципах современного государственного устройства, т.е. на жесткой власти, группировка долго существовать не может.

Рыночный сектор. Теперь вкратце обсудим рыночный сектор. Он базируется на частной собственности. Общество не препятствует развитию этого сектора, но и не отдает ему предпочтения. Приоритет на выполнение социального заказа всегда имеет общественное предприятие.

Предпринимательской деятельностью может заниматься любой человек: работающий в общественном секторе или не работающий.

Если предприниматель не работает в общественном секторе, то он соответственно приравнивается к безработному.

В рыночном секторе действует простая форма налогообложения. Предприниматель платит налог с разницы цены продажи и себестоимости продукции. При этом в себестоимость не включается заработная плата предпринимателя.

Предприниматель может купить землю или предприятие, создать свое производство и производить социально значимую или рыночную продукцию. По первому виду продукции он должен сначала получить социальный заказ.

Если предприниматель производит социально значимую продукцию, то он будет компенсироваться по нормам общественного сектора, т.е. при объеме в десять норм выработки он будет компенсироваться в десятикратном размере и т.д.

Если предпринимателем не выполняются социально значимые работы, то он обществом никак не компенсируется (за исключением пособия по безработице). Ему приходится производить продукцию на рынок и реализовывать ее по рыночным ценам.

Рыночный метод ведения хозяйства обусловлен товарно-денежными отношениями и действием закона стоимости. При этом закон стоимости используется как для учета и сопоставления затрат и результатов, так и для экономического стимулирования производства. Реализация продукции показывает, насколько индивидуальные затраты данного предприятия соответствуют общественно необходимым. В зависимости от этого находится и материальное вознаграждение работников.

Как уже было сказано, деньги не подвержены инфляции, и все операции с деньгами (сбережение, кредитование) осуществляется только на беспроцентной основе.

Чтобы эти условия были выполнимы, все операции с собственностью проводятся под жестким общественным контролем.

Предприниматель лишается возможности заниматься ростовщичеством, спекуляцией, перепродажей товаров, произведенных в общественном секторе, и многими другими финансовыми операциями из серии «рубль должен работать».

Таким образом, приобретенная бизнесменом земля не может быть им продана по завышенной цене.

Экспроприация собственности не допускается. В случае необходимости общество может само обратиться к предпринимателю с предложением организации производства необходимого товара и предоставить ему беспроцентный кредит. При этом оговаривается стоимость, по которой производство может быть выкуплено.

Передача общественного заказа в рыночный сектор за деньги (коррупция) и дача денег в долг под проценты считается нарушением общественных норм.

Уличенный в сознательном нарушении установленных норм предприниматель или служащий общественного сектора навсегда лишается возможности заниматься предпринимательской деятельностью и навечно переводится в категорию безработных.

Рыночный сектор постоянно контролируется обществом. Впрочем, и сам общественный сектор, как уже упоминалось, контролируется «сверху-вниз» и «снизу-вверх».

Разделение экономики на два сектора не носит классового характера, ибо рыночный сектор лишен многих возможностей, характерных для капитализма.

Классовость была характерна для неразвитых производственных отношения. Но по мере развития технологий и возможностей производственного планирования роль хозяина все более и более теряет свое значение, и традиционная классовость постепенно становится достоянием истории.

На современном этапе социально-экономического развития человеческого общества материальное производство как таковое (и аграрное, и промышленное) шаг за шагом отходит на задний план, более важным становится производство наукоемких услуг. Этот этап часто называют «постиндустриальное общество», «информационное общество» и «сервисное общество».

Перемены в способах производства разрушают традиционные иерархии и формы социальной стратификации. Все меньше людей принадлежит к работникам физического труда вследствие быстрого развития новых форм занятости, связанных с управлением промышленностью и услугами. Тем не менее эрозия старых социальных структур не означает возникновения бесклассовых обществ. Индивиды классифицируют сами себя и классифицируются другими, занимая определенные места в социальной структуре, и те, кто занимает схожие места, могут образовывать класс.

Воспитание. С раннего детства человеку прививается любовь к труду и почитание общественных правил и норм. Общество предоставляет человеку возможность максимального самовыражения через творчество, трудовую деятельность, служение обществу.

Нормы не расцениваются людьми как запреты и ограничения их свободы. С раннего детства человек воспитывается на принципах подчинения единому нравственному закону, являющемуся в то же время основным законом практического разума. Это значит, что данный закон предписывает всем членам общества действовать так, чтобы при этом не ущемлялось достоинство ни одного из них как разумного существа. Для того чтобы обеспечить данное требование, вырабатывается кодекс конкретных моральных норм, соответствующих общему нравственному закону и не противоречащих друг другу, таких, чтобы с их помощью любой поступок любого человека мог быть оценен на предмет того, нравственен он или нет. Предполагается, что каждый член общества добровольно налагает на свои поступки такие ограничения, которые обеспечивают ему возможность действовать так, чтобы при этом не страдало достоинство других членов общества.

Предпринимательство не подвергается никакой дискриминации и анти пропаганде. Подрастающему поколению объясняется, что отдельные индивиды в силу своих психических особенностей, склонности к риску и самостоятельности наиболее эффективно работают в рыночной сфере.

Мы описали вкратце достаточно комплексную идеальную модель, в которой сосуществуют идеи коммунизма и капитализма, воззрения Канта и современных теоретиков экономической науки. Можно сказать, что в нашей модели собраны почти все общественные атрибуты, вокруг которых идут бесконечные дискуссии. Некоторые из них, казалось бы, несовместимы. Но именно их кажущаяся несовместимость и заставляет всерьез задуматься над нахождением возможности их мирного сосуществования в одной социальной системе.

Такую возможность мы увидели в подборе значений тех параметров, по которым проявляется несовместимость. Найти такие параметры достаточно просто. Для этого надо проанализировать обсуждаемые проблемы и выделить наиболее акцентируемые понятия. В список этих параметров попадает безработица, инфляция, мотивация, распределение, спекуляция, власть, коррупция и т.д. Начальные список может быть достаточно длинным и его следует сначала проранжировать, а потом разумным образом ограничить. Эта операция не является тривиальной – от того, как расставить приоритеты, будет зависеть будущая модель. Поэтому стоит подготовить несколько вариантов списка. Но, так или иначе, имеются наиболее очевидные параметры, которые ни в одном из вариантов игнорировать нельзя.

Например, социализм не допускает инфляции, а капитализм является ее верным инициатором. При этом капитализм признает инфляцию вредной и борется с ней. Решив заморозить инфляцию, мы открыли дорогу социализму, и не сильно снизили шансы капитализма на его отображение в модели.

Чтобы заморозить инфляцию, нам пришлось сделать беспроцентными все финансовые операции, а также наложить некоторые ограничения на сбережения. Если это и вредит капитализму, то не настолько, чтобы тот перестал существовать. Капитализм умудряется выживать в самых неблагоприятных условиях, ибо построен на изобретательности предпринимателя, не знающей границ.

Мы намеренно исключили из модели мотивацию, т.е. свели значение этого параметра до нуля. На наш взгляд, мотивация при капитализме – это нонсенс. Уже в своей основе капитализм содержит серьезнейший мотиватор к активной деятельности. Необходимость мотивации при социализме свидетельствует о проблематичности отдельных принципов социалистического устройства. Иными словами, если приходится мотивировать, значит система базовых принципов общественного устройства построена с изъянами.

Что мы хотели показать нашей моделью?

Во-первых, теоретическая возможность построения идеального общества имеется. При наличии знаний, желания и свободного разума не представляет особого труда создать вполне работоспособную модель, близкую к идеальной. Наша тестовая модель не претендует на первый приз, поскольку была создана в течение одного дня и не продумана до деталей. Тем не менее она ясно демонстрирует, что моделирование вполне доступно, и при должной прилежности может привести к весьма продуктивным результатам.

Во-вторых, существующие бесчисленные разговоры о справедливости или несправедливости тех или иных общественных правил и механизмов, никогда не приведут к комплексному «оздоровлению» общества. Они лишь запутывают и усложняют и без того чрезмерно сложную общественную организацию. Решение общественных проблем требует системного подхода, при котором в расчет принимаются все компоненты, а не отдельные общественные составляющие и классовые интересы. Именно для этого и требуется построение модели.

Ленин, как известно, при построении своей теории исходил исключительно из интересов пролетариата и крестьянства, что и послужило источником многих проблем в его версии социализма. Создатели программы перестройки – Гайдар, Чубайс и другие – также руководствовались классовыми интересами, что и привело к известным последствиям.

Хотелось бы сказать несколько слов в защиту Ленина. Он строил нечто совершенно новое, не имеющее аналогов в истории. К тому же Ленину приходилось действовать в условиях неразвитой экономики, что современные критики, смотрящие на историю с позиций постиндустриального общества, никак не могут понять. Однако вряд ли эти слова найдут какое-то понимание среди нынешней публики!

Почему существует только чисто теоретическая возможность построения идеального общества?

Ответ на этот вопрос опять лежит в плоскости знаний. Даже если кто-то и сможет построить реально хорошую общественную модель, она вряд ли будет по достоинству оценена и поддержана слабо образованным большинством.

Устав от бесконечных манипуляций и информационных войн, люди впадают в социальную апатию, перестают верить в силу знаний. Максимум, на что их хватает – это сказать: «мне нравится», или отписаться в комментариях злобными криками с часто повторяющимся словом «бред».

Люди учатся лишь настолько, насколько это очевидно способствует увеличению их материального состояния. Все остальное за ненадобностью отбрасывается или критикуется.

На критику способен даже школьник начальных классов. Сказать, что правительство работает неэффективно – это все равно, что ничего не сказать. С таким же успехом можно заявить, что правительство делает все возможное, но народ держится за старое и не хочет его поддерживать. В любом случае получается замкнутый круг, когда критика приводит к ответной критике и т.д.

Впрочем, следует заметить, что и критика требует знаний. Но эти знания скорее всего будут односторонними. Как, например, знание одной Библии приводит лишь к ортодоксальным суждениям.

Истинные же знания обширны. Они охватывают целый ряд дисциплин и междисциплинарных связей, в которых нет деления на важное и второстепенное. Они свободны от классового подхода и классовых интересов. Такие знания позволяют делать трезвые суждения и принимать взвешенные решения.

Только истинные знания освобождают разум от существующих исторических стереотипов, поддерживающих незыблемость наиболее ортодоксальных принципов общественного устройства. Свободный разум инициирует желание построения более совершенного общества. Желание приводит к построению адекватной модели, а затем на ее основе – общества.

Без таких знаний человек как кусок вечно недожаренного мяса будет нанизан на шампур под названием «Горбачев-Ельцин-Путин-Медведев». Ему вечно придется жариться на огне «несправедливости» и переругиваться с соседними такими же недожаренными кусками мяса о муках ада под названием «жизнь».

Без истинных знаний будет только демагогическая критика и латание и перелатывание дыр.

Посмотрим, каких высот достигла критика, на примере лишь двух тем: частной собственности и потребления.

Первая критическая статья написана в защиту капитализма, вторая – ради его очернения. После прочтения обеих статей создается впечатление, что находишься в сумасшедшем доме, населенном вялотекущими шизофрениками, и ты – такой же шизофреник – будешь вечно глотать неролептики, а наружу тебя никогда не выпустят.

Частная собственность в полемике с коммунизмом

Выдвигается целый ряд критических соображений, которые показывают историческую бесперспективность и ущербность коммунизма. Тот, кто отвергает частную собственность, отвергает начала личного духа, а этим подрывает общество и государство, не говоря уже о хозяйственной жизни своей страны. Поэтому коммунизм ведет людей по ложному и обреченному пути. Есть несколько оснований, в силу которых коммунизм считается бесперспективным и его можно отвергнуть.

Пункт первый: «Коммунизм противоестествен». Коммунизм не приемлет индивидуального способа жизни, данного человеку от Бога. Он гасит личную инициативу человека на всех путях его творчества.

Люди изначально, генетически весьма различны и даже противоположны. Различие их индивидуальностей порождает различие их интересов. А различие интересов порождает столкновения между людьми, их взаимную борьбу.

Второе: «Коммунизм противообществен». Это кажется парадоксальным: ведь коммунизм как раз изображается царством общественности, коммунальности, единства людей. Однако коммунизм не может не создавать такой строй, который покоится на началах ненависти, взаимного преследования, всеобщей нищеты, зависимости и полного подавления человеческой личности. В основе коммунизма лежит идея классовой ненависти, зависти и мести, идея вечной классовой борьбы пролетариата с непролетариями. На этой идее строятся образование, воспитание, хозяйство, государство и армия. Отсюда взаимное преследование граждан, взаимное доносительство. Идея всенародной солидарности и братства, многократно провозглашаемая, дискредитируется. Проводится всеобщее изъятие имущества: добросовестные и покорные теряют все, недобросовестные грабят и втайне наживаются.

Третий пункт: «Коммунизм осуществляет растрату сил». Человек наделен творческой силой живого инстинкта, массой энергии, которая связана с его внутренним и сокровенным бытием. Но коммунизм, вводя безнадежный способ хозяйствования и провозглашая его самым лучшим и продуктивным, подавляет и растрачивает реальную естественную жизненную энергию людей.

Четвертое: «Коммунизм, из-за его противоестественности, осуществим только при помощи системы террора».

Пятое: «Коммунизм отнюдь не ведет к справедливости». Коммунизм начинает с призывов к равенству, ибо для коммунистов равенство означает справедливое устройство жизни. Однако на самом деле все люди от природы неравны, и уравнять их естественные свойства невозможно.

Шестое: «Коммунизм отнюдь не освобождает людей. Он вводится принудительно и насильственно и для этого отменяет все жизненные права и свободы».

В качестве обоснования частной собственности, уже после полемики с коммунизмом, выделяются следующие принципы, которые показывают, сколь безнадежно исключение из хозяйственного механизма частной собственности, попытка освободиться от нее. Ибо частная собственность естественна.

Во-первых, частная собственность соответствует тому индивидуальному способу бытия, который дан человеку от природы. Она идет навстречу инстинктивной и духовной жизни человека, удовлетворяя его естественное право на самостоятельность и самодеятельность.

Во-вторых, частная собственность вызывает в человеке инстинктивные побуждения и духовные мотивы для напряженного труда; иными словами, существует связь между индивидуальностью человека, частной собственностью и добротным трудом.

В-третьих, собственник обретает также доверие к людям, вещам, земле, желание вложить в хозяйственный процесс свой труд и свои способности.

В-четвертых, частная собственность научает человека творчески любить труд и землю, а значит – свои очаг и Родину. Она – основа оседлости, и без нее невозможна культура. Это основа семьи. Государственный инстинкт человека также связан с развитием института частной собственности. И наконец, еще один аргумент. Частная собственность раскрывает человеку художественную глубину природного процесса, научает религиозному восприятию природы и мира.

Пятый момент: частная собственность породнена с правосознанием, ибо когда человек умеет разделять «мое» и «твое», строго следовать законам, определяющим их взаимоотношение, то это воспитывает его в духе политической свободы, дает ему так необходимое правосознание.

И шестое: частная собственность воспитывает человека в духе хозяйственной солидарности, не нарушающей хозяйственную свободу. Каждый частный собственник обогащается и тем самым обогащает свое окружение: богатеет народное хозяйство; возникает конкуренция собственников и, таким образом, создается творческое напряжение, так необходимое для народа. Конечным пунктом является организация мирового хозяйства, которое тоже возможно как кооперация, построенная на частной собственности.

Анализ homo economicus

Всякое размышление о потреблении, является ли оно размышлением профана или ученого, строится в такой последовательности: некий человек «наделен» потребностями, которые его «толкают» к объекту, «дающему» ему удовлетворение. Так как человек никогда не бывает удовлетворен, то та же самая история начинается снова и снова.

Именно это называют «перевернутой последовательностью» в противовес «классической последовательности», где инициатива предполагалась принадлежащей потребителю и влияла через рынок на производственные предприятия. Здесь, напротив, именно производственное предприятие контролирует поведение на рынке, управляет социальными позициями и потребностями и моделирует их. Это ведет, по крайней мере в тенденции, к тотальной диктатуре производственной системы.

Система потребностей составляет продукт системы производства. Производя блага или услуги, предприятия производят в то же время все средства внушения, способные заставить принять их, и тем самым «производят» в основе соответствующие им потребности.

Потребление представляет собой активное и коллективное поведение, оно является принуждением, моралью, институтом. Оно включает в себя всю систему ценностей вместе с принадлежащей ей функцией интеграции группы и социального контроля.

Общество потребления – это также общество обучения потреблению, социальной дрессировки в потреблении, то есть новый и специфический способ социализации, появившийся в связи с возникновением новых производительных сил и переустройством экономической системы с высокой производительностью.

Кредит играет здесь определяющую роль, даже если он лишь частично влияет на бюджеты расходов. Его концепция является показательной, потому что под видом денежной поддержки, создающей легкий доступ к изобилию, гедонистической ментальности, освобожденной от старых табу бережливости и т.д., кредит оказывается фактически систематической социоэкономической дрессировкой поколений потребителей, которые иначе ускользали от руководства в своем существовании от планирования спроса и были недоступны эксплуатации как потребительная сила. Кредит – это дисциплинарный процесс вымогательства сбережений и регулирования спроса.

Вся идеология потребления хочет заставить нас верить, что мы вошли в новую эру и что решающая гуманная «Революция» отделяет героическую и жестокую Эру Производства от эйфорической Эпохи Потребления, где, наконец, получили права Человек и его желание. Ничего этого нет. Производство и Потребление составляют один и тот же большой логический процесс расширенного воспроизводства производительных сил и его контроля. Но речь здесь идет только о видимости гуманной революции: фактически произошла в рамках единого процесса и по существу неизменной системы замена одной группы ценностей, ставшей (относительно) неэффективной, другой. То, что могло быть новой целью, стало, будучи освобождено от своего реального содержания, неизбежным звеном воспроизводства системы.

Потребности людей и их удовлетворение являются производительными силами, они подвержены в настоящее время принуждению и рационализации, как и другие силы (труд и т.д.). С какой стороны его ни исследовать, потребление представляется областью принуждения.

О потреблении как гражданском принуждении говорил в 1958 г. Эйзенхауэр: «Правительство в свободном обществе лучше всего поощряет экономический рост, когда оно поощряет усилия индивидов и частных групп. Деньги никогда не будут правильно использованы для государства, если только они не расходуются налогоплательщиком, в свою очередь свободным от бремени налогов». Все происходит так, как если бы потребление, не будучи прямым налогообложением, может эффективно прийти на смену налогу в качестве социальной выплаты. «Со своими 9 миллиардами, получившимися в результате скидки со стороны налоговых органов, — добавляет журнал «Тайме», — потребители собирались сделать покупки в двух миллионах предприятий розничной торговли… Они поняли, что в их власти заставить расти экономику, заменяя свой вентилятор на кондиционер. Они обеспечили бум 1954 г., купив 5 миллионов миниатюрных телевизоров, 1,5 миллиона электрических ножей для разрезания мяса и т.д.».

Индивид служит индустриальной системе, не принося ей свои сэкономленные средства и обеспечивая ее своим капиталом, а потребляя ее продукты. Нет, впрочем, никакой другой деятельности – религиозной, политической или моральной, – к которой его готовят столь полным, научным и дорогим способом.

Система имеет потребность в людях как трудящихся (наемный труд), как вкладчиках (налоги, займы и т.д.), но более всего – как потребителях. Производительность труда все более и более выпадает на долю технологии и организации, инвестиции все более и более осуществляются самими предприятиями – индивид как таковой сегодня требуется и является практически незаменимым именно как потребитель.

Персонализация. «Нет такой женщины, как бы требовательна она ни была, которая не могла бы удовлетворить свои личные вкусы и желания с помощью «мерседеса-бенц»! На это работает все, начиная с цвета кожи, отделки и цвета обшивки кузова и вплоть до колесного колпака и этих тысячи и одного удобств, какие предлагает оборудование, стандартное или выбранное. Что касается мужчины, хотя он думает прежде всего о технических качествах и эффективности своей машины, он охотно исполнит желания женщины, так как он будет также горд слышать комплименты в адрес своего хорошего вкуса. Вы можете выбрать ваш «мерседес-бенц» согласно своему желанию из 76 различных вариантов и 697 ассортиментов внутренних принадлежностей…»

«Чтобы быть поистине самой собой, иметь это удовольствие, надо найти свою личность, уметь ее утвердить. Для этого нужно немногое. Я долго искала и заметила, что маленькой светлой пряди в моих волосах достаточно, чтобы создать совершенную гармонию с моим цветом лица, с моими глазами. Этот светлый тон я нашла в гамме красящего шампуня Реситаль… С этой такой натуральной светлой краской от Реситаль я не изменилась: я стала более сама собой, чем когда-либо».

Эти два текста (а есть столько других) извлечены первый из «Монд»; второй из маленького женского еженедельника. Они отражают разный жизненный уровень и разные престижные притязания, которые не имеют общей меры: от великолепного Мерседеса-300 SL до «маленькой светлой пряди», полученной с помощью шампуня Реситаль, выстраивается вся социальная иерархия, и две женщины, о которых идет речь в двух текстах, конечно, никогда не встретятся (быть может, только случайно?). Их разделяет целое общество, но объединяет одно и то же стремление к отличию, к персонализации. Одна принадлежит к группе «А», другая – к группе «не-А», но схема «личной» ценности одна и та же у той и другой и у всех женщин, кто прокладывает дорогу в «персонализированных» джунглях «избранного» товара, отчаянно ищет жидкую пудру, которая обнаружит естественность лица, уловку, которая продемонстрирует их глубокую избирательность, отличие, которое сделает их самими собой.

Все противоречия этой основной для потребления темы ощущаются в отчаянной акробатике выражающей ее лексики, в постоянном стремлении к магическому и невозможному синтезу. Если кто-то есть, может ли он «найти» свою личность? И где находитесь вы, пока это персональное вас ищет? Если вы являетесь самим собой, нужно ли еще им быть «по-настоящему» – или тогда, если вы обмануты ложным «самим собой», достаточно ли «маленькой светлой пряди», чтобы восстановить чудесное единство бытия? Что хочет сказать этот «такой» натуральный светлый тон? Приносит ли он нам самость, да или нет? И если я являюсь самим собой, как я могу быть таковым «больше чем когда-либо»: я, значит, не был совершенно таковым вчера? Могу ли я удвоить себя, могу ли я вписаться в ценность, добавленную к моей, как род прибавочной стоимости к активу предприятия? Мы могли бы найти тысячу примеров подобного алогизма, этого внутреннего противоречия, которое грызет всех тех, кто говорит сегодня о персональности. «Вершина этой магической литании персонализации заключается в следующем: персонализируйте сами свое жилище!»

Эта «сверхразумная» формула (персонализировать себя самого… в личность и т.д.) обнаруживает конец слова «история». То, о чем говорит вся эта риторика, которая бьется в невозможности высказать подразумеваемое, это именно то, что никого нет. «Личность» в качестве абсолютной ценности, с ее неуничтожимыми чертами и специфическим значением, такая, какой ее выковала вся западная традиция в организаторском мифе о Субъекте, с его страстями, волей, характером или… его банальностью, эта личность отсутствует, она мертва, выметена из нашей функциональной вселенной. И именно эта отсутствующая личность, эта утерянная инстанция стремится «персонализироваться». Именно это утерянное существо собирается вновь конституироваться абстрактно с помощью знаков, умноженного набора отличий, «мерседесов», «маленькой светлой пряди» и тысячи других знаков, собранных, чтобы воссоздать синтезированную индивидуальность, а в основном, чтобы разрушить ее в тотальной анонимности, так как различие является по определению тем, что не имеет имени.

Реальные различия, которыми отмечены личности, делали из них существа, противоречащие друг другу. «Персонализирующие» различия не противопоставляют больше индивидов друг другу, они все оказываются иерархизированы в соответствии с бесконечной лестницей и сближаются при помощи моделей, в зависимости от которых они ловко производятся и воспроизводятся. Поэтому дифференцироваться – значит сближаться с моделью, определять себя в зависимости от абстрактной модели, от модного скомбинированного образа и в силу этого отказываться от всякого реального различия, от всякой единичности, которая может развиться только в конкретном конфликтном отношении к другим и к миру. Именно в этом заключается чудо и трагедия дифференциации. Именно таким образом весь процесс потребления оказывается подчинен производству искусственно умноженных моделей (как марки стирального порошка), где существует та же самая монополистическая тенденция, что и в других областях производства. Существует монополистическая концентрация производства различий.

Эта формула кажется абсурдной, так как монополия и различие логически несовместимы. Если они могут быть соединены, то именно потому, что различия при этом не существуют и что вместо того, чтобы отметить особо существо, они, напротив, свидетельствуют об его покорности кодексу, об его интеграции в подвижную шкалу ценностей.

Логика персонализации та же самая: она одновременно является натурализацией, функционализацией, кулыурализацией и т.д. Общий процесс может быть определен исторически: монополистическая индустриальная концентрация, уничтожая реальные различия между людьми, делает однообразными личности и продукты и одновременно освящает царство дифференциации. Это почти как в религиозных и социальных движениях: именно вследствие оттока их первичного импульса устанавливаются церкви и институты. Здесь также именно вследствие утраты различий устанавливается культ различия.

Современное монополистическое производство никогда не является, таким образом, только производством благ, оно всегда также представляет собой производство отношений и различий. Глубокое логическое единство связывает в итоге мегатрест и микропотребителя, монополистическую структуру производства и «индивидуалистическую» структуру потребления, ибо «потребленное» различие, из которого вновь появляется индивид, является также одной из ключевых областей всеобъемлющего производства.

Персонализация состоит в повседневной разработке НМР (наименьшего маргинального различия), а именно в поиске мелких качественных различий, через которые проявляются стиль и статус.

Конечно, «маргинальные» различия сами подчинены тонкой иерархии. Начиная с роскошного банка с сейфами в стиле Людовика XVI, работающего на 800 избранных клиентов (американцев, которые должны хранить на своем текущем счету минимум 250 000 дол.), до кабинета генерального директора, отделанного в античном стиле или в стиле первой империи, и до богатого функционального устройства кабинетов высших руководителей, от высокого престижа вилл необогачей до небрежной классовой одежды – все эти второстепенные различия означают самое строгое социальное разграничение. В этом состоит суть общего закона распределения различительного материала (закона, который никто не может игнорировать). Нарушения этого кодекса различий, который хотя и подвижен, но тем не менее представляет собой ритуал, подавляются. Пример тому – забавный эпизод с одним коммерческим представителем, который, купив такой же «мерседес», что и у его патрона, был вскоре уволен. Подав апелляцию, он получил возмещение убытка благодаря вмешательству конфликтной комиссии, но не был восстановлен в своей должности. Все равны перед объектами как потребительной ценностью, но совсем не перед объектами, выполняющими роль знаков отличия, каковые глубоко иерархизированы.

Метапотребление

Важно понять, что отмеченная персонализация, стремление к статусу и высокому жизненному уровню, основывается на знаках, то есть не на вещах или благах самих по себе, но на различиях. Только это позволяет объяснить парадокс престижной сверхдифференциации, которая проявляется отныне не только через хвастовство, но через скромность, строгость, стушевывание, всегда свидетельствующие о еще большей роскоши, об увеличении хвастовства, переходящего в свою противоположность, и, значит, о более тонком различии.

На уровне знаков нет абсолютного богатства или абсолютной бедности, нет и противоположности между знаками богатства и знаками бедности: это только диез и бемоль на клавиатуре различий. «Мадам, именно у X вы будете самой растрепанной в мире». «Это совсем простое платье имеет все черты высокой моды».

Важно раз и навсегда понять социальную логику дифференциации, увидеть в ней основание для анализа и фундамент, на котором выстраивается в результате забвения потребительных ценностей (и связанных с ними потребностей) использование объектов в качестве силы дифференциации. Объекты выступают в качестве знаков – именно этот уровень единственно и особым образом определяет потребление. Предпочтения в области потребления не представляют собой совершенствования человеческой способности, состоящей в установлении сознательного отношения между индивидом и дифференцирующей ценностью. Они являются средством выгодно войти в контакт с другими. В целом ценности утратили всякое гуманитарное значение: их владелец делает из них в некотором роде фетиш, позволяющий ему поддерживать свое положение. Этомогло бы быть проиллюстрировано на примере шахтерского городка в квебекской тайге, где, как рассказывает репортер, вопреки близости леса и почти ничтожной пользе автомобиля, каждая семья, однако, имеет свой автомобиль. «Этот автомобиль, вымытый, прилизанный, в котором время от времени делают несколько километров кругом по объездной городской дороге (за неимением других дорог), является символом американского образа жизни, знаком принадлежности к механической цивилизации (и автор сравнивает эти роскошные лимузины с совершенно бесполезным велосипедом, найденным в сенегальской провинции у бывшего унтер-офицера, вернувшегося жить в деревню). Здесь сказывается престижная дифференциация в чистом виде, и «объективные» доводы для обладания автомобилем играют в основе только роль алиби для более глубокой детерминации.

Различие или соответствие? Традиционная социология отмечает «потребность для индивида отличаться», то есть еще одну потребность в индивидуальном перечне, и заставляет ее чередоваться с противоположной потребностью приспосабливаться. На описательном психосоциологическом уровне они так хорошо сочетаются, что их перекрестили в «диалектику равенства и различия» или диалектику «конформизма и независимости» и т.д. Основная же логика дифференциации/персонализации принадлежит к сфере закодированного знака.

Иначе говоря, соответствие заключается не в уравнивании статусов, не в сознательной гомогенизации группы (тогда каждый индивид равнялся бы на других); оно заключается в обладании всеми сообща одним и тем же кодексом, в принятии одних и тех же знаков, которые делают всех отличными от какой-то другой группы. Именно отличие от другой группы определяет паритет (скорее паритет, чем соответствие) членов группы. Именно посредством дифференциации устанавливается консенсус, а эффект соответствия из него только вытекает.

Итак, функция системы дифференциации выходит далеко за рамки удовлетворения потребностей в престиже. Система никогда не основывается на реальных (единичных, несводимых друг к другу) различиях между личностями. Как систему ее основывает именно то, что она исключает собственное содержание, собственное бытие каждого (разумеется, различное) и заменяет его дифференцирующей формой, становящейся объектом индустрии и коммерции как различительный знак. Система исключает всякое оригинальное качество, удерживая только различительную схему и ее систематическое производство. На этом уровне различия более не имеют исключительного характера, они не только логически сочетаются между собой в комбинаторике моды (как различные цвета «играют» от близости друг друга), но сочетаются и социологически: именно обмен различиями скрепляет интеграцию группы. Закодированные таким образом различия далеко не разделяют индивидов, а становятся, напротив, материалом для обмена. Здесь главный пункт, в силу которого потребление определяется:

1) не как функциональная практика с предметами, не как обладание и т.д.,

2) не как простая функция индивидуального престижа или престижа группы,

3) а как система коммуникации и обмена, как кодекс непрерывно испускаемых, получаемых и вновь изобретаемых знаков, как язык.

Различия рождения, крови, религии никогда не подлежали обмену: они не были различиями, продиктованными модой, и касались существенного. Они не бывали «потреблены». Современные различия (в одежде, в идеологии, даже в сексе) обмениваются внутри обширного консорциума потребления. Происходит социализованный обмен знаками. И если все, таким образом, может обмениваться в качестве знаков, это происходит не вследствие «либерализации» нравов, а в силу того, что различия систематически производятся согласно порядку, который их интегрирует в область знаков, и так как они взаимозаменяемы, то исчезает напряжение, противоречие между ними, какое существует между верхом и низом, левым и правым.

Идеологическая функция системы потребления вытекает из определения потребления как сферы, где действует общий кодекс различных ценностей и системы обмена и коммуникации.

В современных общественных системах общественный контроль, осознанное регулирование экономических и политических противоречий основываются не на великих эгалитарных и демократических принципах, а на всей этой системе повсюду рассеянных и пребывающих в действии идеологических и культурных ценностей. Даже серьезно освоенные в школе и в период социального ученичества эгалитарные ценности, ценности права, справедливости и т.п. остаются относительно хрупкими и всегда недостаточными для интеграции общества, той объективной реальности, которой они слишком очевидно противоречат. Можно сказать, что на этом идеологическом уровне противоречия могут все время снова взрываться. Но система гораздо более эффективно основывается на бессознательном механизме интеграции и регуляции. И последний, в противовес равенству, состоит именно во включении индивидов в систему различий, в кодекс знаков. Такова культура, таков язык, таково и «потребление» в самом глубоком смысле термина. Политическая действенность состоит не в установлении равенства и равновесия там, где существовало противоречие, а в том, чтобы вместо противоречия проявилось различие. Решение социального противоречия состоит не в уравнивании, а в дифференциации. Революции невозможны на уровне кодекса – тогда бы они происходили каждый день. Это «революции моды», они безвредны и препятствуют осуществлению других революций.

У сторонников классического анализа существует ошибка в интерпретации идеологической роли потребления. Ведь потребление устраняет социальную опасность не тем, что погружает индивидов в комфорт, удовольствия и высокий уровень жизни (такая точка зрения связана с наивной теорией потребностей и может вести только к абсурдной надежде на восстание вследствие распространения среди людей нищеты), а тем, что подчиняет их неосознанной дисциплине кодекса и состязательной кооперации на уровне этого кодекса, причем не с помощью создания большей легкости жизни, а, напротив, заставляя людей принять правила игры. Именно таким образом потребление может заменить собой все идеологии и полностью взять на себя ответственность за интеграцию любого общества, как это делали иерархические или религиозные ритуалы в первобытных обществах.

«Тело, о котором вы мечтаете, – это ваше тело». Эта превосходная тавтология, окончанием которой является, вероятно, бюстгальтер той или иной формы, собирает все парадоксы «персонализированного» нарциссизма. Именно приближаясь к своему идеальному эталону, то есть будучи «поистине самими собой», вы лучше подчиняетесь коллективному императиву и совпадаете очень близко с той или другой предложенной моделью. Это – дьявольское коварство или диалектика массовой культуры.

Мы видим, как общество потребления представляет самого себя и нарциссически отражается в своем образе. Процесс распространяется на каждого индивида, не переставая быть коллективной функцией, а это доказывает, что он вовсе не противоречит конформизму, все происходит наоборот, как это хорошо показывают два примера. Нарциссизм индивида в обществе потребления не является наслаждением единичностью, он представляет собой преломление коллективных черт.

Это приглашение к самолюбованию особенно действенно в отношении женщин. Но подобное давление сказывается на них благодаря мифу о женщине как коллективной и культурной модели самолюбования. Продают женщину женщине. Думая, что она заботится о себе, душится, одевается, одним словом, «создает себя», женщина потребляет себя. Это соответствует логике системы: не только отношение к другим, но и отношение к самой себе становится потребленным отношением, что не нужно смешивать со стремлением нравиться самому себе на основе веры в такие реальные качества, как красота, обаяние, вкус и т.д. Здесь нет ничего общего, ибо в последнем случае нет потребления, а есть спонтанное и естественное отношение. Потребление всегда определяется заменой этого спонтанного отношения другим, опосредованным системой знаков. В этом случае если женщина себя потребляет, то это значит, что ее отношение к себе самой объективировано и подпитано теми знаками, которые составляют Женскую модель, являющуюся настоящим объектом потребления. Именно ее женщина потребляет, «персонализируясь». В конечном счете женщина не может иметь разумного доверия ни к пламенности своего взгляда, ни к нежности кожи: присущие ей свойства не сообщают ей никакой уверенности. Совсем разные вещи ценить естественные свойства и заставить ценить себя вследствие присоединения к модели и соответственно установленному кодексу. Речь идет здесь о функциональной женственности, где все естественные ценности красоты, обаяния, чувственности исчезают, уступая место показательным ценностям натуральности, эротизма, «изящества», экспрессивности.

Как и насилие, обольстительность и нарциссизм подхвачены прежде всего моделями, индустриально произведенными СМИ и сделавшимися отличительными знаками (чтобы все девушки смогли увидеть в себе Брижит Бардо, нужно, чтобы волосы или рот или какая-то черта одежды их отличали, то есть нужно одно и то же для всех). Каждый находит свою собственную персональность в следовании этим моделям.

Функциональной женственности соответствует мужская модель или функциональная мужественность. Совершенно естественно, что модели предлагаются для обоих. Они вырастают не из различной природы полов, а из дифференциальной логики системы. Названные две модели не описательны: они организуют потребление.

Женская модель в большей степени предписывает женщине нравиться себе самой. Не выбор и требовательность, а любезность и нарциссическая заботливость требуются от них. По существу, продолжают приглашать мужчин играть в солдатики, а женщин – в куклы с самими собой.

В 1165 году византийский император Мануил получил загадочное письмо от не менее загадочного автора. «Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господина нашего Иисуса Христа царь царей, повелитель повелителей, желает другу своему Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией», - такими словами начиналось то письмо. Далее в нем следовало описание расположенного где-то на Востоке удивительного государства, управляемого христианином и во многом превосходящего своим устройством другие страны. На земле, пользующейся почетом и уважением королей 72 стран, как следовало из текста письма, водятся слоны, верблюды, рогатые люди, кентавры, сатиры, великаны и легендарная птица феникс, а в самом центре владений Пресвитера Иоанна находится фонтан вечной юности: тот, кто трижды выпьет из него, никогда не станет старше 30 лет. Своим королевством Иоанн управляет с помощью волшебного зеркала, в котором видно все, что происходит даже в самых отдаленных уголках его обширных владений. Армия короля насчитывает 10 тысяч всадников и 100 тысяч пехотинцев, а впереди нее 14 воинов несут золотые кресты, искусно инкрустированные прекрасными драгоценными камнями.

Византийский император снарядил несколько экспедиций на поиски таинственного царства Пресвитера Иоанна, но они не увенчались успехом. Впоследствии было предпринято еще несколько попыток найти уникальное государство на Востоке, но и они не дали ничего, кроме разве что географических открытий. В частности, знаменитый путешественник Васко да Гама, впервые обогнувший Африку с юга и открывший таким образом проход в Индию, плыл именно в поисках царства Пресвитера Иоанна. Удивительное и во всех отношениях идеальное государство так и не было найдено, но мечта о нем осталась. Может быть, именно это и было целью таинственного Пресвитера Иоанна? Тем более что суровые века Средневековья оказались как нельзя более благодатной почвой для посева зерен мечты об ином, новом и лучшем мире. Их первые всходы появились уже через три с половиной века.

Утопия - это фантазия или реальность?

В 1516 году была опубликована книга английского юриста, писателя, гуманиста и впоследствии канонизированного святого Томаса Мора. Первая (меньшая) половина этой книги критиковала политическое устройство современной автору Англии; а вот во второй части устами моряка-очевидца рассказывалось о прекрасном острове, на котором усилиями основателя и жителей было построено идеальное и справедливое государство.

Этим государством, по словам рассказчика, управляет мудрый монарх, а в самом государстве нет частной собственности (чтобы исключить раздоры). Все граждане обязаны трудиться, причем земледелием занимаются все поочередно вплоть до достижения определенного возраста. Работают они не больше шести часов в день и не получают зарплаты, так как в стране нет денег как таковых: нет обмена товара, каждый получает столько, сколько ему необходимо. Деньги жители острова используют, но лишь для торговли излишками производства с соседними странами и для приобретения там того, что не могут произвести сами. Государственный строй у них, несмотря на наличие короля, больше всего похож на демократический, так как все должности выборные и их занимают самые достойные люди. Женщины в государстве пользуются полным равноправием с мужчинами, а обучение детей построено на соединении теории и практики. Религии могут исповедоваться любые, ко всем одинаково терпимое отношение; исключение составляет только атеизм, который запрещен.

В результате жители этого острова, по свидетельству рассказчика-моряка, ведут счастливое существование, ибо в государстве царствует справедливость. Осталось сказать, что сам остров называется «Утопия» - по имени своего основателя Утопа. Но это название имеет и самостоятельный смысл, основанный на игре слов: «утопия» означает «несуществующее место» . Этим словом сегодня называется и целый жанр - книга Томаса Мора стала первой в серии произведений о вымышленных идеальных обществах и государствах. Первой, но далеко не последней.

Спустя 100 лет Томазо Кампанелла, итальянский священник, планировавший освободительное восстание против испанских захватчиков в своей родной Калабрии, попадает в тюрьму и там пишет книгу «Город Солнца». Вдохновленный историей, философией и системой правления империи инков, в своем произведении он использует некоторые элементы их государственного устройства и даже названия. В его городе правит духовная аристократия, а каждый человек от рождения занимается тем, к чему он лучше всего приспособлен (узнать это ему еще в детстве помогают астрологи). Это приводит к тому, что все «исполняют свои обязанности как следует и с удовольствием, так как для всякого они естественны». Все люди работают не более четырех часов в день - этого достаточно для удовлетворения основных потребностей. Остальное их время посвящено саморазвитию: изучению наук и искусств. Основным препятствием к счастливой общинной жизни Кампанелла видит стремление к частной собственности, поэтому в его идеальном городе пресекаются все попытки ее иметь. Это касается даже семьи: сам по себе институт семьи упразднен, а деторождение основано на целесообразности. Пары подбирают мудрецы, исходя из соответствия характеров мужчины и женщины, их телосложения и астрологического прогноза. Большое внимание Кампанелла, как и Мор, уделяет воспитанию детей, которое начинается с момента рождения и до десяти лет происходит с помощью картин, которыми расписаны стены города. С десяти лет к обучению добавляются практические занятия, направленные на развитие навыков в ремеслах.

Примерно в это же время, в 1627 году, английский философ Фрэнсис Бэкон публикует свою «Новую Атлантиду». В его сочинении жителями счастливого острова Бенсалем правит научный орден «Дом Соломона», состоящий из ученых-естествоиспытателей. «Целью нашего общества является познание причин и скрытых сил всех вещей; и расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным», - объясняет один из иерархов ордена основы существования Бенсалема путешественникам, случайно попавшим на остров. Члены Дома Соломона организуют научные исследования и технические изобретения, распоряжаются производством и природными ресурсами страны, внедряют в хозяйство и быт достижения науки и техники. В результате у обитателей «Новой Атлантиды» есть паровая машина, воздушный шар, микрофон, телефон и даже вечный двигатель. Постоянный научный прогресс, по мысли Бэкона, способствует комфортной и счастливой жизни островитян. При этом автор все время подчеркивает, что прогресс естествознания хотя и губит суеверия, но укрепляет веру. Он утверждал, что «легкие глотки философии толкают порой к атеизму, более же глубокие возвращают к религии».

Упомянутые выше три произведения считаются, наверное, самыми известными из утопий. Начиная с эпохи Возрождения и по сей день написано более 70 произведений в этом жанре. Может показаться, что это своего рода фантастические сочинения, но это совсем не так. Н. А. Бердяев писал, что «утопии играют огромную роль в истории. Их не следует отожествлять с утопическими романами. Утопии могут быть движущей силой и могут оказаться более реальными, чем более разумные и умеренные направления. ...утопии глубоко присущи человеческой природе, она не может даже обойтись без них. Человек, раненный злом окружающего мира, имеет потребность вообразить, вызвать образ совершенного, гармонического строя общественной жизни». Сегодня считается, что лучше всего этот «образ совершенного, гармонического строя общественной жизни» был описан в бессмертном диалоге древнегреческого философа Платона «Государство», основные идеи которого, кстати, используются практически в каждой утопии. Именно «Государство» Платона некоторые исследователи считают первой в истории человечества утопией; но сам Платон так не думал: в своем произведении он говорит, скорее, о конкретном и пригодном для реализации проекте, чем о вымышленной реальности, как это делается в последующих утопиях.

Так что же предлагал Платон?

Устами Сократа в своем знаменитом диалоге Платон предлагает своим собеседникам основать справедливое государство. Речь идет не о реформировании старого государства (то есть о революции), не о каком-то конкретном размере страны, не о географической привязке, нет. Платон предлагает заинтересованным слушателям нарисовать в своем уме воображаемую и непротиворечивую модель такого государства, которое они сами сочти бы наилучшим во всем смыслах. Природа этого государства, по замыслу автора, должна соответствовать природе человеческой души, в коей сам Платон выделял три основных части:

Вожделеющее начало (страстное начало души)

Разумное начало

Яростный дух (который может быть союзником как первого, так и второго начала)

Но сам по себе любой человек, как и любое государство, несовершенен. Эта изначальная неидеальность, по мысли Платона, преодолевается работой над собой: чтобы стать совершенными, три части души человека должны проявлять соответствующие им добродетели: вожделеющее начало - умеренность и воздержанность, разумное начало - мудрость, а яростный дух - мужество и способность подчиняться разуму. Все вместе эти три добродетели - умеренность, мудрость и мужество - по Платону, составляют четвертую и самую важную - справедливость.

Если мы хотим создать действительно идеальное государство, то его устройство не должна быть произвольным, выдуманным, искусственным. Оно должно отражать те модели, которые мы можем наблюдать в природе, и поэтому Платон проводит параллели между устройством государства и строением человека. Таким образом, справедливое государство тоже должно содержать в себе три части, имеющие аналогичную природу и следующие тем же самым добродетелям. Это важный момент: именно в случае, когда проявятся три основные добродетели трех частей государства, из них родится четвертая и главная - справедливость. А ведь именно справедливое государство - непреходящая мечта его граждан. Три части государства Платон называет сословиями.

Первое сословие, соответствующее вожделеющему началу, - это ремесленники и купцы. Это самое большое по численности сословие, оно производит материальные блага. По замыслу Платона, в этом сословии, впрочем, как и во всех остальных, каждый человек должен заниматься тем, к чему он лучше всего приспособлен от природы: выращивать хлеб, строить дома, шить одежду, производить необходимую в обиходе утварь и т. д. И лишь те, кто от природы обделен и ничего не умеет, могут заняться «самым бесполезным делом» - торговлей на рынке тем, что произвели другие.

Для защиты государства от внешних угроз и для поддержания внутреннего порядка необходимо второе сословие - стражи. Оно соответствует второму началу в человеческой душе - яростному духу. Стражи обучены владению оружием, имеет право носить и применять его и должны поддерживать закон и порядок в государстве. Но здесь мы сразу сталкиваемся с проблемой, которая до сих пор не была разрешена практически ни в одной политической системе: как сделать так, чтобы стражи не обратили оружие против своих же граждан? Ведь как только мы даем оружие стражам, они моментально становятся сильнее всех остальных! Как избежать коррупции, всегда сопутствующей тем, в чьих руках сила и власть? И здесь Платон предлагает совершенно радикальное средство: уничтожить саму причину коррупции - частную собственность . Стражи, по Платону, не должны иметь ничего личного. Все, что им необходимо для выполнения их долга, им дает государство: запас пищи, жилье, оружие и снаряжение. То есть своей деятельностью стражи не смогут ничего приобрести; смысл становиться стражем остается лишь ради выполнения основной задачи: защиты граждан. Кроме того, Платон предусматривает комплексное образование и воспитание стражей, которое, помимо гимнастических упражнений, включает так называемые «мусические» искусства: музыку, поэзию, геометрию, а начинается с изучения мифов как идеальных моделей существования. Задача мусического воспитания, которое у Платона предшествует гимнастическому, - сформировать и развить добродетельную душу, которая мудро направит сильное тело.

Третье сословие, соответствующее разумному началу в человеческой душе, - это правители. Правителем, по Платону, может быть только тот человек, чье собственное представление о благом совпадает с тем, что является благим для государства. Когда это совпадение естественно, а человек обладает всеми необходимыми добродетелями, он лучше других сможет управлять государством и поддерживать справедливость в нем. С этим, пожалуй, можно согласиться. Но здесь опять возникает неразрешимый, на первый взгляд, вопрос: как нам найти такого человека? И как не ошибиться в нем, ведь даже мы с вами знаем, насколько обещания правителей способны расходиться с их последующими делами? И здесь Платон тоже предлагает достойное решение: будущих правителей необходимо подвергнуть испытанию . Пока они еще не правители и не знают, что должны таковыми стать, несколько лет нужно наблюдать за ними, за их образом жизни и поступками. И если в результате обнаружится, что благо в понимании такого человека соответствует благу государства, то этого человека нужно принудить стать правителем. Именно принудить, ведь в число добродетелей этого человека обязательно должна входить скромность, и по своему желанию править он не захочет.

Правители у Платона избираются из числа стражей и, следовательно, тоже лишены частной собственности, а значит, не подвержены коррупции. Это самые достойные и мудрые люди; согласно убеждениям Платона, управлять государством могут только философы - те, для кого любовь к мудрости превыше всего другого.

Остается добавить, что если все три сословия следуют соответствующим им добродетелям - если ремесленники умеренны, стражи мужественны, а правители мудры, - то такое государство будет справедливым и наилучшим для своих граждан. Только вот возможно ли оно в реальности?

А кто-то пробовал это построить?

Первые подобные попытки предпринимал еще сам Платон. После основания Академии в пригороде Афин он несколько раз ездил на остров Сицилия, в Сиракузы, где подолгу беседовал с тираном Дионисием Младшим, излагая ему свою концепцию идеального государства. По настоянию своего друга Диона Дионисий, желавший прослыть просвещенным правителем, собирался даже выделить Платону земли под его проект. Но в конечном итоге стремление к неограниченной власти одержало в душе тирана верх над мечтами о философском государстве, и Платону пришлось навсегда покинуть Сиракузы.

Спустя шесть столетий философ-неоплатоник Плотин в Риме предпринял попытку создать идеальный город по модели Платона. Как пишет его ученик Порфирий, Плотин был в большом почете «и у императора Галлиена и у супруги его Салонины. Благосклонностью их он хотел воспользоваться вот для чего: был, говорят, в Кампании некогда город философов, впоследствии разрушенный, его-то он и просил восстановить и подарить ему окрестную землю, чтобы жили в городе по законам Платона, и название город носил Платонополь; в этом городе он и сам обещал поселиться со своими учениками. И такое желание очень легко могло исполниться, если бы не воспрепятствовали этому некоторые императорские советники то ли из зависти, то ли из мести, то ли из каких других недобрых побуждений».

И еще тысячу лет спустя государственные идеи Платона попытался воплотить философ Гемистий Плетон: сначала в Византийской Мистре, а затем, после неудачи, в итальянской Флоренции, куда в 1437 году он прибыл на церковный собор в составе делегации из Византии. Многие его идеи были услышаны и поддержаны банкиром и меценатом Козимо Медичи и легли в основу знаменитой «Платоновской Академии» во Флоренции, давшей духовный импульс эпохе Возрождения. Но и в этот раз Платонополь в том виде, в котором его замыслил сам Платон, построен не был.

Единственным известным примером реализации концепции идеального города является, пожалуй, индийский Ауровиль - «город рассвета». Это международный город на юге Индии, основанный в 1968 году и развивающийся под эгидой ЮНЕСКО. Город расположен в штате Тамилнад рядом с Пудучерри. Как заявлено на его сайте, «Ауровиль стремится стать всемирным городом, в котором люди всех стран могли бы жить в мире и постоянно возрастающей гармонии, выше любых религиозных, политических и национальных различий. Цель Ауровиля - реализовать человеческое единство». Население Ауровиля сегодня превышает 2000 человек, город же рассчитан на 50 000 и продолжает принимать новых жителей. Это действительно удивительный эксперимент по объединению людей, но все же Ауровиль тоже нельзя назвать в полной мере «идеальным городом» - он зависим от государства, не имеет собственной защиты и поэтому не самостоятелен.

Что ж, приходится признать, что история пока не знает ни одного успешного примера реализации на практике платоновской идеи справедливого государства. Быть может, это действительно «утопия»? Или причина в чем-то еще?

Государство как общее дело

Я думаю, что одна из причин неосуществленности до сих пор платоновского проекта заключается в том факте, что во все времена многие люди хотели бы в таком идеальном государстве жить , но совсем не многие хотели бы его строить . В этом, как ни странно, кроется большая проблема. Давайте задумаемся, как мы вообще представляем себе сегодня, что такое «государство». Это некий аппарат, структура, система, которая должна нас защищать, платить пенсии, давать образование… Система, которая нам «что-то должна». А мы? Мы платим налоги и участвуем в выборах - этим, как правило, исчерпывается наше участие в государстве. Ну, можно еще на митинги и демонстрации ходить.

В платоновском понимании государство должно состоять из граждан. Но вот смысл слова «гражданин» во времена Платона был несколько иной, чем сегодня. Для нас сегодня «гражданин» - это ярлык, который мы получаем при рождении или переезде в другую страну, не более того. Для Платона, как и для всех эллинов, этот термин подразумевал в первую очередь способность брать на себя ответственность не только за самого себя. Когда человек рождается, он беспомощен и нуждается в защите. По мере роста и взросления он становится самостоятельным и может уже отвечать за самого себя. По мере дальнейшего развития он становится способным отвечать не только за себя, но и за других - тогда он готов создать семью. Если же он имеет желание и возможность заботиться не только о семье, но и о других людях, тогда его можно назвать гражданином и тогда он готов участвовать в государственной жизни.

Интересно, что в латинском и английском переводах «Государство» Платона называется «Республика» - от латинского res publica , «дело народа», «общественное дело». Создание идеального государства в этом смысле можно понимать как общее, общественное, нужное всем дело, в котором каждый принимает сознательное, а не пассивное участие. Это как в семье: она создается по любви, и каждый член семьи сознательно участвует в ее строительстве.

Создание идеального государства по модели Платона зависит не столько от политической конъюнктуры, экономического строя или эпохи; в гораздо большей степени оно зависит от природы самого человека, которая, по Платону, имеет те же самые три части, что и государство, и нуждается в улучшении, в совершенствовании. Идеальное, справедливое государство вначале должно быть построено в тебе самом. Когда три части твоей души станут в полной мере проявлять три добродетели - умеренность, мужество и мудрость, - тогда в тебе родится та самая справедливость, которая является строительным материалом для идеального государства Платона. Когда в сферу твоей ответственности попадешь не только ты сам, твоя семья, квартира и коврик перед входной дверью, но когда эта ответственность расширится на других людей, тогда настанет время вернуться к модели идеального государства и воплотить ее.

Так возможно ли создание идеального государства по модели Платона? Сам Платон считал, что да. Но не надо думать, что это может произойти быстро и только «сверху», когда чудесным образом придет «идеальный правитель» и все устроит. Нет, каждый народ заслуживает своего правителя. Мудрый и благородный правитель сможет прийти тогда, когда будет, куда приходить . А для этого процесс должен начаться снизу, для этого «идеальное государство» мы должны начать строить внутри самих себя: изменять себя к лучшему - это единственный реальный и надежный способ улучшить мир вокруг нас. Изменяя к лучшему себя, свой дом, работу, свой двор, заботясь о других - то есть постепенно расширяя свое сознание и меру ответственности.

И когда же, спросите вы, это произойдет? А вот это уже зависит только от нас с вами. Начинать можно прямо сейчас.

«Женщины статные и красивые соединяются только со статными и крепкими мужами; полные же - с худыми, а худые - с полными, дабы они хорошо и с пользою уравновешивали друг друга», учёных, которые «производят худосочное потомство», «сочетают с женщинами живыми, бойкими и красивыми. Людей же резких, быстрых, беспокойных и неистовых - с женщинами полными и кроткого нрава»