Айдан Салахова: «Делать памятники — очень интересный опыт. Кто из современных художников близок по духу

В связи с живописцем Айдан Салаховой (*1962) в публикациях о современном постсоветском авангарде часто упоминается имя Раушенберга. Маститый американский художник во время своей выставки в Москве встретился с тогда еще совсем юной начинающей Салаховой, с восхищением отнесся к ее работам и посвятил ей картину. Сегодня Салахова известна и как художник, и как галерейщик. Она пока одна из немногих русских художниц, чьи работы были отобраны для участия в Венецианском Биеннале. Причем, Айдан с успехом выступила там и как живописец, и как куратор.

Кредо:

"Себя как художника я могу сравнивать только с женщинами. Мужской мир с их искусством интересует меня больше как галерейщика." Родилась, живет и работает в Москве.

Окончила Московский Художественный Институт им. Сурикова.

С 1984 - постоянный участник выставок. Работы Айдан были неоднократно показаны в Италии, Испании, Германии, Америке.

1989 - открытие первой частной альтернативной галереи в Москве совместно с художниками Евгением Митта и Александром Якутом

Я встретилась с Айдан при особых обстоятельствах. Незадолго до назначенного интервью она неожиданно попала в больницу.

И уже на следующий день после операции принимала в больнице своего секретаря и дала мне интервью, что говорит о ее необычайной собранности и силе воли.

Родители Айдан родом из Узбекистана. Ее семья имеет прочные художественные традиции. Бабушка - выдающаяся певица народных песен, Тамара Ханум. Ее имя носит сегодня Хореографическое училище и одна из улиц в Ташкенте. Дедушка - Кари Якубов тоже был прославленным певцом.

Отец - Таир Салахов - известный советский живописец.

- Расскажите подробнее о своей знаменитой бабушке.

Наша бабушка прославилась исполнением народных песен. Она пела на 80 языках. Первая вышла на сцену без паранджи. Это было в 1922 году. Ей тогда было 13 лет.

- Это было тогда, наверное, очень круто.

Это было круто. Ее вначале закидывали камнями. Она вообще была замечательной. Она специально переодевалась для каждой народной песни в национальный костюм. Теперь они хранятся в ее музее, в Ташкенте. В 1924 году выступала на Всемирной выставке в Париже.

В сталинское время бабушке было не просто. Она все время пела про любовь, и из-за этого стали появляться критические статьи. Одна из них была напечатана в "Правде" и называлась "Любовь и розы". Тогда вся семья за нее перепугалась. Во время войны она на все деньги покупала танки и самолеты. И была даже удостоена звания капитана Советской армии.

- Как относился муж к ее успеху?

Ее первый муж, Кари Якубов, сам вывел ее на сцену. Они вместе выступали. Как только она стала известной, начались конфликты. Они развелись. Потом бабушка вышла снова замуж за музыканта из своего ансамбля. Он позволил ей быть звездой, и сам существовал в тени.

- Вы решили стать художницей по примеру отца?

Сначала я не хотела быть художником. Может, потому, что в семье все рисовали. Я хотела стать биологом-генетиком. Но так как я тоже постоянно рисовала, меня уговорили поступить в художественную школу. Потом я училась в Суриковском институте у папы. Он замечательный учитель.

- Ваш отец начинал как революционер в советском искусстве. По сравнению с лживым пафосом и оптимизмом сталинского академизма "суровый стиль" был значительным прогрессом. Потом он стал официальным, маститым художником, Первым сектетарем Правления Союза.

Приятно вспомнить, что когда мы у него учились, его мастерская была самой свободной винституте.

- В чем зто выражалось?

В стилистике, в технике. Папа разрешал также выбирать более свободные сюжеты. При том, что отец занимал официальный пост, ему удавалось пробивать проекты для души. Один из них - выставка Раушенберга в 1988. Он выбил разрешение через ЦК. Были дикие скандалы. Все остальные в Правлении Союза были против.

- В Союз Вы не вступали?

Нет, принципиально.

- Давила на Вас академическая школа?

Нет. Я сейчас рада, что я ее получила. Впоследствии, мне этот опыт пригодился. Я даже сейчас жалею, что каким-то вещам недоучилась из протеста.

- Были какие-то художники, творчество которых помогло Вам найти себя?

С детства я всегда считала Пикассо хорошим художником. Из современных меня поразил Джефф Кунс. Я впервые увидела его работы на персональной выставке в Чикаго.

В марте 1989 Айдан Салахова вместе с еще двумя молодыми художниками, Евгением Митта и Александром Якутом, открыли первую частную альтернативную галерею. Она находилась в самом сердце Москвы, на Пушкинской площади и так и называлась: Первая галерея. Их целью было знакомить публику, в том числе и зарубежную, с работами наиболее значительных художников московского концептуального авангарда. Очень быстро выставки галереи привлекли внимание западных художников, критиков, кураторов. Здесь показали свои работы многие известные западные мастера, в том числе Хельмут Ньютон. Одной из самых нашумевших явилась групповая выставка молодых концептуалистов "Раушенберг нам - мы - Раушенбергу", где почетное место заняла та самая "знаменитая" картина, которую американский маэстро посвятил и подарил Айдан. Именно эта выставка была отобрана представлять советское искусство на Венецианском Биеннале в 1990 году. Впервые в истории возможность курировать Советский павильон была предоставлена частной организации.

- Как возникла галерея "Айдан"?

Помещением Первой галереи заинтересовались другие структуры, так как оно находилось в центре Москвы. Пришлось ее закрыть. После этого мы разошлись. У Якута хорошая галерея на Садовой. Я тоже решила открыть свою галерею.

- Каковы Ваши цели как галерейщика?

Делать выставки художников, которые мне нравятся. Сейчас современное искусство практически никто не покупает. Поэтому мы зарабатываем на старом искусстве, антиквариате, а выставляем новое. Мне, очень нравится творчество современных питерских художников, Тимура Новикова, Ольги Тобрелутс. Мы недавно представили их работаы московской публике.

- Работа галерейщика не отвлекает Вас от творчества?

Я стараюсь совмещать и семью, и галерею, и творчество. Отец Айдан был недоволен ранним замужеством дочери, считая, что это может помешать ее карьере. С другой стороны, он спокойно отнесся к тому, что его жена, профессиональная художница, в свое время во имя него отказалась от творчества.

- Ваша мама, ведь, тоже художник?

А мама как раз, в отличие от бабушки, 20 лет посвятила мужу. Она училась в Суриковском институте, на живописном факультете. Там познакомилась с папой. Они поженились, она родила двоих дочерей и перестала заниматься искусством. Потом она все равно не выдержала этого погрязания в домашних заботах, бесправия. Она сама считает, что ее подавил папин талант. Когда они развелись, она стала понемногу зарабатывать деньги натюрмортами. У меня те же проблемы в семье, потому что у меня муж тоже художник. Два художника в семье - это очень сложно.

До недавнего времени Айдан в своих работах с почти навязчивым постоянством рассказывала об "обратной" стороне любви, с которой нередко приходится сталкиваться женщине. С такой откровенностью еще никто нз ее соотечественниц не осмеливался говорить о теме предохранения от беременности, абортах, родах. Работы Салаховой были чем-то вроде шоковой терапии для непривычных зрительниц, а может, и для самой художницы. В инсталляции "Золотая исповедь" (1988) она впервые использует свой излюбленный прием контрастного сопоставления больших нарядных картин, написанных в стиле салонной живописи Х1Х века, с рисунками, выполненными с использованием старинных книг по гинекологии, изображающими гинекологические инструменты, первые спирали, патологических эмбрионов.

- Почему Вы обратились к этой теме?

Мне хотелось сказать о другой, неприятной стороне жизни женщины. О жестоких вещах, с которыми ей приходится сталкиваться, о своего рода расплате за удовольствия, выпавшей на ее долю.

За "Золотой исповедью" последовали инсталляции "Аборты" и "Бедная мама" (1990г.), показанные в Америке, Испании, Германии и вызвавшие большой интерес у публики и критики. В условиях практического отсутствия цивилизованных средств предохранения аборт оставался кошмаром для многих поколений советских женщин. Ситуация еще более осложнялась в мусульманских республиках, где все это совершалось в глубокой тайне, так как разоблачение грозило позором для девушки и ее семьи. Но если разоблачения удавалось избежать, все могло закончиться хэппи эндом. Для семьи, конечно, кого интересует травма, навсегда омрачившая жизнь молодой женщины. Как рассказала Айдан, утратившая невинность девушка могла снова вернуть ее с помощью "медицинского вмешательства" и благополучно выйти замуж. В одной из предшествовавших проекту картин она в абстрактной, символической форме воссоздала эту процедуру "сшивания". И именно эту работу выбрала для показа на одной из выставок молодых московских художников в Ташкенте.

Центральное место в "Абортах" занимали две крупноформатных картины, написанные в реалистической манере. На одной из них изображены отец и жених девушки, на другой - сама невеста. Каждое из полотен разрезано по горизонтали и завернуто холстом внутрь, символически изображая вагину. Главные полотна представали в окружении многочисленных изображений фаллосов и вагины, выполненных в самых различных стилях.

Инсталляция "Бедная мама" имела ярко выраженный автобиографический характер. Она представляла собой "женский кабинет". На белоснежных стенах были развешаны фотографии с вызолоченными фонами, запечатлевшие саму художницу в виде возлежащей на ложе одалиски в бухарском костюме с обнаженной грудью. Они соседствовали с картинами, изображающими роды. Посреди комнаты стояло женское кресло, очень красивое, с парчевым сидением. На золоченой подушке лежали медицинские инструменты. Пол был выстлан фотографическими изображениями кричащего лица Айдан.

Период беременности и рождения ребенка был нелегким для художницы. Он совпал с конфликтом в ее семье и стал временем выбора, принятия одного из главнейших в ее жизни решений.

У нас в художественной среде очень много пар, особенно в Москве. И у всех проблемы.

- В чем они заключаются?

Если Вы выходите вперед мужа как художник, сразу у него депрессии, начинаются семейные скандалы. Во время групповой выставки в Италии, когда ко мне подбегали за автографами, мое искусство как-то больше нравилось женщинам и одиноким пожилым мужчинам, возникали очень неприятные моменты.

- А если когда-нибудь встанет вопрос о необходимости выбора?

Он у меня уже стоял. Меня муж поставил перед выбором: или ты занимаешься творчеством, или я. Я тогда еще была беременна. Это было непросто. Я отстояла право не растворяться в нем, оставаться собой, потому что все наши мужчины требуют полного растворения в их интересах, в их жизни. Это в их понимании - нормальная жена. А когда растворилась, где она? Я стараюсь воспитывать своего сына по-другому.

Посреди мастерской художницы на мольберте стоит почти законченная картина, изображающая прекрасную женщину. Впоследствии выясняется, что это - богиня любви, Афродита.

После всех ужасных вещей, которые я изображала, я решила перейти к красоте. Вначале, когда я стала переходить на эту "красивую" живопись, я все равно выставляла рядом такое-вот неприятное. Потом оно отошло, и я перешла к красивой живописи. Это было непросто. Такая чисто "салонная" академическая живопись воспринимается как Илья Глазунов, как штамп. Если люди знали, какой путь я прошла, то это воспринималось как правильный ход. Те, кто не знал, видели в этом китч, непонятно что.

- Новая картина, насколько я понимаю, связана с этим новым витком в Вашем творчестве и новым проектом?

Я заканчиваю маленький проект, который я выставлю в Петербурге у Тимура Новикова. Это две картины: "Афродита" и "Термафродит" в неоакадемическом стиле.

- Почему Вы обратились к изображению Гермафродита?

Для меня он символ нашего времени. Мужчины чувствуют себя хорошо только в героические эпохи. У меня есть ощущение, что в периоды, когда нет войн, они не могут проявить себя, теряют свой жизненный смысл. В такие времена женщины чувствуют себя лучше, выходят на первый план, но приобретают мужские качества. А мужчины, наооборот, феминизируются.

- Так как Вы не только художник, но и галерейщик, Вы наверное, более объективно можете оценить чужое творчество. Художники, как правило, любят только свои работы.

Меня галерея вылечила от любви к себе, и я могу смотреть на себя со стороны. - Вам приходится общаться со многими художниками. Есть какая-то разница по силе талантливости, одаренности между мужчинами и женщинами?

Я не буду говорить о работах, я хочу сказать о психологическом состоянии. У мужчин-художников психологическое состояние хуже, чем у женщин. Мужчины всегда очень болезненно относятся к женщинам- художницам. С одной стороны, они их как бы не замечают, с другой - воспринимают как некую конкуренцию. У женщин, по-моему, этого нет. Внутренне я отделяю себя от мужского мира, я с ними не конкурирую. Мне более интересно, например, что делает Лариса Звездочетова, меня это больше задевает, чем то, что делает Илья Кабаков. Себя как художника я могу сравнивать только с женщинами. Мужской мир с их искусством интересует меня больше как галерейщика.

- Вы сказали, что у мужчин-художников психологическое состояние хуже. С чем это, на Ваш взгляд, связано?

Все женщины здесь, в России, сильнее и более адаптированы психологически к новой ситуации, чем наши мужчины. Был взлет, бум русского искусства, сейчас ситуация изменилась. Многие художники потеряли то, что имели. Путь от художника, у которого все было, к осознанию, что нужно подрабатывать еще чем-то, наши мужчины проходят очень тяжело. Женщины эту проблему решили. Они могут подрабатывать иллюстрациями, еще чем-то.

- Может, одному-двум из художников посчастливится остаться на пике своей известности и жить своим искусством. Остальным рано или поздно придется приспосабливаться.

Мы жили с мамой отдельно, у меня не было денег, хотя все считали, что они у меня есть, раз у меня такой папа. Я привыкла зарабатывать с 16-17 лет. Когда нужны были деньги, я шла на Арбат и делала портреты. Те, кто учился в Суриковском институте, легче проходят эту грань, потому что там была двойная жизнь. Для института ты делаешь одно, то, что нужно, для себя -другое. Для остальных это просто катастрофическая проблема. Начинаешь им объяснять, что Кабаков тоже рисовал иллюстрации, а для себя делал другое. Не убеждаешь.

- Вы как-то сказали, что обеспечиваете художников, связанных с Вашей галереей, заказами на рекламу "Столичной" водки. Как Вам удалось найти заказчика?

Я организовала в свое время проект "Абсолют-Гласность" для водки "Абсолют". Сейчас мой заказчик - Мишель Ру занялся рекламой "Столичной" и опять поручил это мне. Чтобы уговорить художников сделать рекламу водки, понадобилось полгода. А ведь это очень хорошо оплачивается, и такие заказы бывают редко.

- Как Вы считаете, какие-то идеи феминизма будут когда-нибудь работать в России?

Они уже работают. Был жуткий переходный период. Сейчас я смотрю по своим клиентам новым русским. Вначале их жены сидели дома, в золотой клетке, и это им нравилось. Потом они стали бороться со своими мужьями. Сейчас многие из них имеют какое-то свое дело. Женщина сейчас перестала создавать вокруг мужчины иллюзию его силы, как для себя, так и для него самого.

Такой попыткой понять мужчину и одновременно освободиться от своих иллюзий о нем явится проект "Частная коллекция", к разработке которого недавно приступила Айдан. Перед зрителем предстанет своеобразная коллекция ее героя. Он принадлежит первому поколению русской эмиграции. Его личная жизнь сложилась несчастливо. Любимая бросила его. Всю жизнь он посвятил собиранию различных произведений искусства, запечатлевших образ женщины в самых разных культурах. Так он пытался понять женщину или хотя бы приблизиться к ее пониманию.

На самом деле это будет изучение мужчины, как бы портрет героя. Мне хочется понять мужскую психологию. До замужества у меня было другое представление о мужчинах. Все претензии, которые я предъявляла мужу - это была моя сказка о мужском поле: я на тебя должна опереться, ты должен меня защищать. А потом я поняла - защищать, ведь, не от чего. Я поняла, что мужчина - очень слабый человек. Я сняла с него эту роль защитника.

Начну с вопроса, который просто не дает покоя с позапрошлого года: это правда, что Леонардо Ди Каприо подарил вам дамский пистолет?

Что??? Какой пистолет??? (Смеется.)

Игорь Шулинский в своей книге «Странно пахнет душа» об этом упоминает…

О, я еще не дочитала до этого момента!

Понятно. Значит, авторская выдумка?

Конечно, выдумка! Да, я была на дне рождения Леонардо Ди Каприо в Иордании и подарила свою работу. Он мне ничего не дарил!

В книге Шулинский выписал вас под именем галеристки Айтач. Не все знали тогда, что вы профессиональный художник? Или это специальное позиционирование в тот период 1990-х годов?

Наверное, он просто меня так воспринимал…

После первой персональной выставки в 1986 году вы на протяжении двадцати шести лет занимались только галерейной деятельностью. А творчество?

Как художник я работала всегда, параллельно. Исключение составили только четыре года после рождения сына.

Сейчас как считаете, галерейные годы - напрасные?

Сейчас я думаю - да.

Эта переоценка с возрастом произошла? Жаль потерянного времени?

Да, очень жаль. Во-первых, работа галериста - это тяжелый труд. Почему-то сейчас ничего радостного за тот период (хотя, естественно, оно было!) не вспоминается. А вспоминаются только трудности и проблемы. И совсем мало было времени на творчество, слишком много отвлекающих факторов.

А как сказывается на художнике опыт работы галеристом?

Хорошо, что искусство мне не опротивело! (Смеется.) А так, работа галеристом дает организационные навыки, ты уже можешь сам себе быть менеджером.

У вас живописное образование, как у отца и мамы. Откуда и когда пришла идея заняться скульптурой?

Когда я приехала в гости к Емельяну Захарову в Италию, я увидела эти мраморные карьеры и сразу поняла, что сделаю там скульптуру. Ну и втянулась, конечно. А потом вспомнила: в детстве я ходила в секцию баскетбола (хотя маленькая была) и в скульптурную студию. Я даже недавно нашла в архиве свой первый барельеф, сделанный в одиннадцать лет.

Слышала, что в детстве вы хотели стать биологом…

Да, мне было это очень интересно. Я хорошо училась и с легкостью поступила в физико-математическую школу, но не пошла туда учиться, так как хотела стать биологом. Но в биологическую тоже не пошла, там нужно было учить английский язык, а у меня был немецкий. А так как в доме все рисовали, я в пятом классе пошла в художественную школу. Ну и потом, естественно, в Суриковский институт. Кстати, возможно, в том, что я так увлеклась скульптурой, мне помог поставленный в институте папин «скульптурный» рисунок.

Кстати, отец ведь практически всю жизнь удачно совмещал работу первого секретаря Союза художников СССР и творчество. А вы остыли к общественной работе?

Ну, папа только недавно отошел от общественной работы, теперь он только вице-президент Академии художеств. А у меня был долгий период такой модели жизни - работа в галерее и творчество. Я в детстве долго была уверена, что дома все рисуют и куда-то ходят на работу. То есть что художник - это не профессия, а такое бытование. Ну а потом-то я увидела, что, оказывается, в других семьях дома не рисуют!

Зная, что вы активно работаете с мрамором в Карраре, я думала, что скульптура совершенно вытеснила живопись и графику, а теперь вижу, что это не так, верно? (Разговор проходил в московской квартире Айдан, где также находится мастерская.)

Да, в Москве я могу делать живопись и графику, а в Карраре у меня скульптурная мастерская 1000 кв. м. А так как я провожу там довольно много времени, почти вся живопись и графика оказалась проданной, и я сейчас срочно делаю новые работы, на которые уже стоит очередь. В Карраре я могу делать графику только в выходные, потому что в будни, когда я занимаюсь скульптурой - а это очень тяжелый труд, ведь когда целый день работаешь с болгаркой, дрелью и так далее, руки дрожат, - рисовать невозможно.

Какой фактор является решающим при покупке куска мрамора: его цена или задуманная скульптура?

Очень много факторов влияют. Сначала идут эскизы, чертежи, потом лепится маленькая модель, потом большая и делается расчет, какой кусок мрамора нужен по размерам. И вот с этими размерами ты идешь в карьер.

То есть вы приходите в каменоломню, видите кусок камня и говорите: «О, это то, что мне нужно, как раз подойдет»?

Нет, увы, это было бы шикарно, но такое могут себе позволить только очень богатые люди. На самом деле происходит иначе. Они пилят определенными блоками, причем небольшой блок, по их понятиям, это два на полтора на полтора метра. А мне, например, нужен два на метр на метр. Никто не будет отпиливать лишние полметра. Остается довольно много лишнего материала. Приходится ездить по разным карьерам и выбирать. Ведь каррарский мрамор самый дорогой в мире.

Можно с какими-то скульпторами поделить блок?

Да, такая практика есть, и я ею пользуюсь.

Много скульпторов работает в Карраре?

Очень много, человек сто, наверное, со всего мира - из Аргентины, из Канады, из Австралии, из Европы.

Пару лет назад вы сказали, что больше не будете ввозить свою скульптуру в Россию.

Это огромные деньги - перевозка, растаможка. Когда организаторы начинают считать - хватаются за голову. У меня было несколько больших музейных выставок, связанных с перевозкой скульптуры: в Венеции в рамках биеннале, в ММСИ здесь, в Галерее Саатчи в Лондоне, в прошлом году в бельгийском Намюре в католической церкви Сен-Лу и на площади около нее в крупном музейном проекте, который назывался «Пороки и добродетели» и располагался на трех площадках. Его организатором был Музей Фелисьена Ропса, кураторы выбрали художников - от Брейгеля до меня. И моя выставка в церкви была третью всего проекта.

И за голову хватаются только в России?

Только у нас придумали сделать условия ввоза скульптуры по четыре евро за килограмм, как за керамическую плитку. Чтобы было дешевле, нужно объявлять культурной ценностью, но в этом случае очень трудно вывозить обратно. А учитывая, что некоторые мои работы весят полторы-две тонны, получается огромная сумма! А вот, например, в Арабские Эмираты морем из Италии - всего три-четыре тысячи евро, как и в Англию. В Бельгию вышло в три раза дешевле.

Сейчас вы работаете с какими-то галереями?

Я работаю с Cuadro Fine Art Gallery в Дубае, с Wetterling Gallery в Стокгольме и с галереей XL в Москве. И сама продаю, конечно.

Поговорим немного о прошлом. Когда вы открывали «Первую галерею» с Александром Якутом и Евгением Миттой в 1989 году, был ли у вас прицел на скорый коммерческий успех?

Да мы про деньги как-то и не думали тогда.

Тем не менее ходили слухи, что многие галереи, работающие с современным искусством, приторговывали антиквариатом, чтобы выжить. Вам приходилось заниматься такими продажами?

Да, до середины 1990-х приходилось. Зритель оказался не готов покупать современное искусство, хотя на выставки приходило много народу, время было бурное, веселое. Иностранцы немного покупали, потом появились и наши коллекционеры, которые за недорого стали что-то приобретать. А с 1993 по 1997 год уже в моей «Айдан-галерее» не было ни одной продажи современного искусства! Да и потом покупали чуть-чуть. Поэтому в 2012 году я закрыла галерею. Назвать рынком то, что здесь происходит, можно с очень большой натяжкой.

Насколько важно для художника посещение крупных международных выставок и биеннале? Интересны ли художнику, в отличие от галериста, ярмарки?

Конечно, важно для развития смотреть, что происходит, для установления новых контактов и социального общения тоже. Художнику нужно видеть весь срез мирового искусства в настоящий момент, быть в курсе тенденций, направлений.

Вкладываете ли вы в работы какой-то скрытый смысл? Нужно ли зрителю их разгадывать?

Конечно! Есть первый уровень восприятия, второй, потом всё глубже, глубже… Но я не люблю об этом говорить, могу объяснить что-то для первого уровня восприятия, потом человек должен додуматься сам. Мне важна эмоция, которая не формулируется.

При вашей социальной активности достаточно времени остается на творчество? Важно ли для художника уединение?

Да! В Карраре с этим проблем нет - там для меня существует только работа, творчество. В Москве с этим сложно - помимо преподавания хочется и в клуб сходить, и с друзьями повидаться. Вот, с трудом нашла время, чтобы вам интервью дать, а до отъезда надо еще два больших холста закончить, обещала.

Что чаще всего служит вдохновением, толчком к созданию нового произведения: литература, музыка, кино, события из жизни?

Это могут быть совершенно разные вещи: личные истории, музыка… Мысли приходят, когда я лежу на пляже и ничего не делаю или танцую всю ночь в ночном клубе, то есть когда происходит полное расслабление.

Какое у вас отношение к реальности?

Странное…(Смеется). Не могу сформулировать, но в последние годы реальность какая-то странная. Во-первых, я себе устроила две совершенно разные реальности - Москва и Каррара. Это абсолютно два разных мира, и это интересно, когда ты из одного мира погружаешься в диаметрально противоположный. И это случается каждые полтора-два месяца.

Тяжело в Москву возвращаться?

Если я не смотрю новости и не читаю фейсбук, тогда не тяжело. Я всегда очень радуюсь Москве, встречам с друзьями, тусовкам, ресторанам, ночным клубам. Мне нравится моя квартира, в Карраре она значительно меньше, да и сервис мне здесь нравится.

Сервис?

Да, потому что в Италии - это катастрофа. Если у меня здесь что-то прорвало, то сантехник приходит через двадцать минут; ночью открыты все супермаркеты, интернет проводят за день, а не как в Италии: сначала проводят линию, через две недели ставят роутер, а потом подключают еще в течение недели. Так что мы это не очень ценим и понимаем, но здесь бытовой сервис гораздо выше. Да и бюрократии в Италии намного больше.

Но жить-то всё же там лучше?

Это нельзя сравнивать. Это действительно два разных мира. Здесь веселее, удобнее с бытовой точки зрения. А там, конечно, экология, продукты, климат, больше возможностей для работы и так далее.

Кто из современных художников близок по духу?

Из иностранных - Мэтью Барни, Олафур Элиассон, но вообще мало кто нравится. А из российских -АЕС+Ф, . Раньше еще нравился дуэт Дубосарский-Виноградов.

Ваше искусство довольно часто связано с эротикой. Существуют ли для вас в творчестве табуированные темы?

Нет. Но в разных странах отношение к некоторым понятиям различное. Если раньше даже у нас можно было выставлять практически всё, то теперь цензура создает препятствия для многих тем.

А самоцензура срабатывает только при стратегии выбора - где можно, а где нельзя выставлять данное произведение.

Ваш интерес к ориентальной тематике связан с тем, что основные коллекционеры и покупатели из Арабских Эмиратов?

Меня эта тема постоянно интересует. Возможно, она отойдет куда-то. Этого типа работы продаются в ОАЭ, а скульптуры с обнаженным телом с удовольствием приобретают европейские ценители. Хотя с открытием , возможно, что-то изменилось в их законодательстве, ведь они ввезли греческую обнаженку и римскую. А когда мы начинали участвовать в ярмарках там, все ввозы рассматривал орган цензуры, и фигуратив, обнаженка, религиозная тематика (кроме мусульманской) были невозможны.

Когда идет работа над скульптурой или живописью, это мыслится сразу как часть какого-то выставочного проекта, серии?

У меня все работы связаны между собой. Из одной вытекает другая. Единственное - когда я пишу обнаженную натуру, я отдыхаю. Это для меня просто тренинг руки и глаза.

Делаете работы на заказ?

Живопись - нет, а вот скульптуру - да. Я делаю памятники. Уже сделала два: один установлен на Троекуровском кладбище, а второй в Баку, матери Полада Бюльбюль-оглы. И это очень интересный опыт.

Над чем сейчас работаете?

Над проектом «Тайная вечеря» в Карраре. Это большая скульптура-инсталляция.

Проект для какого-то конкретного пространства?

Нет, как обычно, делаю для себя. Это уже потом, когда всё будет готово, начнут поступать предложения от галеристов, с которыми я сотрудничаю.

Айдан Салахова родилась 25 марта 1964 года в городе Москва. Отец - Таир Теймур оглы Салахов и мать - Ванцетта Мухитдиновна Ханум - художники. Бабушка - известная танцовщица, актриса, певица, хореограф, народная артистка СССР Тамара Ханум. Дед - театральный деятель, певец Мухитдин Кари-Якубов.

В 1987 году экстерном заканчивает Московский государственный художественный институт имени В.И.Сурикова. С 2000 года преподает в МГАХИ имени Сурикова. С 2002 по 2007 год - член-корреспондент Российской академии художеств, в 2007 году избрана действительным членом этой Академии.

В конце 80 Салахова становится одним из наиболее заметных художественных деятелей нового поколения на постсоветском пространстве и входит в историю как создатель «Первой галереи», а затем «Айдан Галереи».

В 2002 году награждена серебряной медалью Академии художеств РФ. В 2005-2007 годах - член Общественной палаты РФ.

При непосредственном участии Айдан в России состоялась первая выставка Хельмута Ньютона, зажглись звезды художников Олега Доу, Ростана Тавасиева, Оксаны Мась. Еще в начале 90 Айдан начала формировать вкус и понимание русского и мирового современного искусства у потенциальных коллекционеров. Профессионализм, смелость и чувство стиля быстро сделали Айдан одной из ключевых фигур российского искусства. Самый эффектный академик Академии художеств РФ, она популярна в светской среде, но относится к выходам в свет крайне избирательно.

Искусство Салаховой получило признание не только на российской арт-сцене, но и зарубежном. Айдан - участник ключевых международных ярмарок и биеннале, в том числе Венецианской биеннале современного искусства, 2 Международной Московской биеннале современного искусства и др. В своих работах Салахова исследует темы взаимодействия Востока и Запада, тему мужского и женского начала в контексте Ислама, вопросы запретов, эзотерики и красоты.

В июне 2011 года на Венецианской биеннале современного искусства произошел случай, активно обсуждающийся в мировой прессе. По информации британских Telegraph и Independent две скульптуры и несколько графических работ Салаховой подверглись критике со стороны президента Азербайджана Ильхама Алиева, во время посещения им павильона 1 июня, и были закрыты для просмотра. Мировая арт-общественность намекала на факт политической цензуры в области арт-искусства.

Ильхаму Алиеву не понравилась скульптура, обозначенная в каталоге как «Предстоящая» и представляющая собой одетую в черное мусульманскую женщину и объект под названием «Черный камень», интерпретирующий в вольной форме образ Черного камня в Мекке. Первая вызвала критику в связи с тем, что светское государство Азербайджан не должно быть представлено на международной выставке мусульманским искусством. Второй же объект был назван оскорбляющим ислам. То же самое относится и к графическим работам, демонстрирующим сексуальные образы в контексте религии. Например, женщина, держащая минарет, отчасти напоминающий фаллический символ. Все эти работы показались должностным лицам спорными для престижа страны.

Скульптуры были накрыты белой тканью. Павильон объявил, что работы получили технические повреждения во время транспортировки и закрыты на несколько дней на реставрацию.

В течение нескольких дней Берал Мадра, Айдан Салахова и комиссар павильона Чингиз Фарзалиев вели переговоры с властями, пытаясь донести, что «удаление скульптур будут означать цензуру, что принесет имиджу страны больше вреда, чем сами работы». Однако 8 июня скульптуры Салаховой были удалены из экспозиции. Комментируя конфликт, Берал Мадра отметила, что «в подобных конфликтах художникам и кураторам необходимо иметь международную правовую защиту».

Куратор итальянского павильона Витторио Сгарби после удаления скульптур из азербайджанского павильона поставил в общую экспозицию павильона скульптуру Айдан Салаховой «Черный камень», которая экспонировалась до конца 54 Венецианской биеннале.

Основанная в 1992 году художницей Айдан Салаховой, галерея является сегодня одной из наиболее авторитетных в России частных галерей, занимающихся современным и актуальным искусством. На престижных выставках и ярмарках в России и за рубежом экспозиции «Айдан Галереи» традиционно получают высокие оценки критиков, коллекционеров и простых зрителей. Галерея работает с художниками, совмещающими жесткий концептуализм с радикальным эстетизмом; такими как Рауф Мамедов, Елена Берг, Никола Овчинников, Константин Латышев и многие другие.

В 2012 году радио «Свобода» сообщило о закрытии галереи Айдан Салаховой по причине нерентабельности бизнеса, также свою галерею закрыл Марат Гельман. По словам Салаховой, она сконцентрируется на собственном творчестве и будет продолжать преподавательскую деятельность - она с 2000 года преподает в МГАХИ имени Сурикова.

Айдан Салахова для Наоми Кэмпбелл - любимый компаньон для совместных путешествий, вечеринок и походов на выставки. Наоми для Айдан - идеальная модель для ее скульптур, участница перформансов и источник вдохновения. Несмотря на многолетнюю дружбу, девушки никак не могут наговориться вдоволь. Сегодня мы хотим представить вниманию читателей очень интересную беседу двух светских львиц

НАОМИ: Айдан, твой отец - Таир Теймур оглы Салахов - знаменитый художник, лауреат множества премий. В каком возрасте ты впервые поняла, что хочешь пойти по его стопам?

АЙДАН: Не только мой отец был живописцем, у меня и мать (Ванцетта Ханум. - Interview) тоже художница. В детстве мне даже казалось, что так устроены все семьи: мама и папа дни напролет что-то рисуют. Кроме того, отец занимал должность первого секретаря в Союзе художников СССР - поработав в мастерской, он переодевался в деловой костюм и шел на службу. Я думала, что это и была его настоящая работа: там он зарабатывал деньги. Во многом поэтому я решила стать художницей и галеристкой одновременно - для меня не было никакого противоречия в том, чтобы делать искусство и управлять галереей.

НАОМИ: С твоим сыном было так же?

АЙДАН: Да, увы, и мой сын не стал экономистом или финансистом. (Смеется.) Он архитектор.

НАОМИ: И все-таки, кем ты себя считаешь в большей мере? Художницей или галеристкой?

АЙДАН: Я успешно сочетала обе роли 23 года подряд, и у меня было достаточно времени, чтобы изучить разные аспекты каждой из этих профессий. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что из-за бизнеса моя художественная карьера несколько пострадала, мне всегда не хватало времени на нее. Тогда я решилась на закрытие галереи - и, хотя сделала это с радостью, процесс был мучительным. Меня все равно преследовало чувство утраты.

НАОМИ: Я знаю, что на вечеринке в честь открытия твоей последней выставки в ММСИ ты появилась, спустившись с потолка верхом на полумесяце.

АЙДАН: В переводе с турецкого мое имя означает «лунный свет», так что я подумала, что это будет милой деталью.

НАОМИ: Жаль, я не видела. Тебе не было страшно? Высоко пришлось забираться?

АЙДАН: Очень высоко.

НАОМИ: Тебя вообще что-нибудь может испугать?

АЙДАН: Конечно! Я, например, пугаюсь, когда принимаю душ и кто-то заходит в ванную. (Смеется.)

НАОМИ: Думаю, я бы тоже испугалась, будь это не мой муж.

АЙДАН: Еще я боюсь летать, и тебе это прекрасно известно. Помнишь, как я нервничала, когда мы летели в Рим?

НАОМИ: Помню, конечно. Слушай, а еще говорят, что парни в твоем последнем видео, которое ты показала на выставке в ММСИ, из стриптиз-клуба. Это правда?

АЙДАН: Да. Я наняла стриптизеров. И даже сама станцевала с ними.

НАОМИ: Как возникла такая идея?

АЙДАН: Тут все просто. Год назад я отпраздновала свой день рождения в клубе «Эгоистка». В программе был перформанс «Предназначение», где женщины в чадрах танцевали с полуобнаженными мужчинами. Важно, что сама концепция клуба предполагает эксплуатацию мужчин женщинами. Потом мы решили повторить этот перформанс на выставке, более того, я собиралась сделать видео с участием трех юношей - белого, мулата и чернокожего.

НАОМИ: Айдан и ее юноши! Знаешь, о чем я еще вспомнила? Помнишь, мы пошли с тобой в одну церковь во Флоренции, и ты знала все об истории ее фресок и куполов? Мне кажется, что для многих людей ты настоящий историк искусства. Те, кто собирает коллекции, кто хочет стать частью арт-мира или открыть галерею - все они бегут к тебе за советом. Так было всегда?

АЙДАН: В начале 1990-х новые русские стали скупать отечественных старых мастеров, но понятия не имели, что такое современное искусство. Мне было интересно попробовать изменить вкус людей, настроить их головы на волну актуального искусства. Я первой в Москве продала Энди Уорхола в 1993 году: с моей помощью Ольга Слуцкер стала первым частным коллекционером основателя поп-арта. По моей рекомендации Умар Джабраилов впервые в России приобрел Аниша Капура. Мы открыли первую галерею в Советском Союзе, и это было для всех в новинку. Всегда интересно делать что-то первой. Ты же прекрасно знаешь, что искусство я люблю больше, чем деньги, и мне неинтересно быть просто дилером - перемещать картины по миру и зарабатывать на этом. Российский рынок довольно молод, он начал активно развиваться только в середине нулевых. Появилось множество коллекционеров, финансовая ситуация наладилась, хотя это время казалось мне самым унылым и однообразным.

НАОМИ: Понятно. Ты кажешься мне очень хрупкой и чувствительной. Наверное, так и должно быть, учитывая твою профессию. Но при этом ты работаешь с очень грубыми, тяжелыми материалами. Тебе помогают?

АЙДАН: Я только три года назад начала заниматься скульптурой и многого еще не умела. Но шаг за шагом училась работать с камнем и сегодня уже все делаю сама. У меня с камнем "любовный роман".

НАОМИ: Это успокаивает?

АЙДАН: Именно! Когда мне приходится уезжать из Каррары в Москву и я месяц не работаю, то чувствую себя значительно хуже. Камень - удивительный материал. Он позволяет художнику воплотить свой замысел в трех измерениях. Это очень важно. Живопись двухмерна. А потрогать собственную идею рукой - вообще чудо!

НАОМИ: Удачный момент, чтобы обсудить наш совместный проект. Не многие знают, что мне довелось позировать тебе для скульптуры. Это было нелегко: требовалось быть очень внимательной. Я модель, конечно, но это совсем другое. Ты сказала прямо: «Хочу, чтобы было вот так и этак». У тебя все продумано заранее. Жду, когда нашу скульптуру увидят все остальные.

АЙДАН: Она будет готова через пару месяцев. Когда я впервые увидела твою фотографию в каком-то журнале много лет назад, ты сама показалась мне произведением искусства, идеалом, ожившей статуей. Это так трудно - делать копию уже существующего произведения. Как ни старайся, реальность все равно лучше.

«Сотрудники Министерства культуры посчитали, что я превратила черный камень из Мекки в вагину, оскорбив всех мусульман».

НАОМИ: А почему ты выбрала для работы каррарский мрамор? Он так дорого выглядит. Поэтому он тебе нравится? (Смеется.) Или, может, работая с ним, ты чувствуешь связь с классической традицией - Микеланджело и другими великими мастерами?

АЙДАН: В Карраре ты ощущаешь нечто особое, что не выразить словами. Историю, дух.

НАОМИ: Я не первый твой «портрет»? Ты ведь уже работала с другими людьми.

АЙДАН: У меня есть несколько скульптур с натуры. Но с тобой я использовала новую для себя технику: сначала слепила модель из глины, а уже потом сделала гипсовый слепок.

НАОМИ: А что тебе показалось самым трудным?

АЙДАН: Главная проблема заключалась в том, что все на свете знают, как выглядит Наоми, и у каждого на этот счет есть собственное мнение. Поэтому мне не хотелось делать точную внешнюю копию, куда интересней мне было показать твой характер. Хорошая работа должна отражать все аспекты личности - то, как тебя видят окружающие, ты сама и я как художник. А с чисто технической стороны сложнее всего было передать глаза, ведь они имеют огромное значение на твоих снимках, а я делала скульптуру из черного гранита.

НАОМИ: Помнишь инсталляцию, которую мы делали вместе?

АЙДАН: Перформанс в «Цветном»?

НАОМИ: Да. Было весело. Сначала я сказала себе: «Так, Айдан хочет, чтобы я прошла сквозь бумагу. Хорошо, это же несложно. Я могу это сделать». Но во время перформанса я испытала очень странное ощущение. По мере приближения к бумаге она вдруг начинала казаться мне кирпичной стеной! Хотя это совсем тонкий материал.

АЙДАН: Ты шагала и разрывала листы, помогая себе руками.

НАОМИ: Я никогда не работала подобным образом. Когда ты делаешь что-нибудь в реальном времени, это уникальный опыт. Еще один маленький сувенир в копилку тех незабываемых впечатлений, что мы пережили вместе.

АЙДАН: Впечатлений вроде гипса. (Смеется.)

НАОМИ: Ой, не говори! После семи часов в одной позе без движения я думала, что моя нога умерла и никогда не оживет снова.

АЙДАН: Люди, которых я обкладываю гипсом, всегда паникуют, оттого что перестают чувствовать собственное тело.

НАОМИ: Ну, я не чувствовала клаустрофобии. Слава богу, ты обложила мое тело гипсом только наполовину - возможно, если бы ты покрыла меня им полностью, мне бы тоже стало не по себе. Знаешь, что мне еще нравится в твоих скульптурах? Они заставляют зрительское воображение работать в эротическом ключе. В прошлом году на биеннале в Венеции с тобой обошлись несправедливо: ты работала не покладая рук, а кто-то решил, что ты просто приехала и… Можешь рассказать, как все было на самом деле?

АЙДАН: Куратор Берал Мадра позвала меня в качестве приглашенного художника участвовать в выставке Азербайджанского павильона. Список работ был окончательно утвержден еще в январе, поэтому для меня стало большой неожиданностью, что в июне за день до открытия Министерство культуры сняло с выставки две мои работы. Одна из них - скульптура, изображавшая женщину в чадре. Ее убрали, потому что правительство страны не пожелало, чтобы Азербайджан считали исламистским государством. Напротив нее стояла скульптура «Черный камень». По форме - это точная копия Черного камня из Мекки, выполненная из белого мрамора, который обрамляет черный центр. Единственное, что я изменила - добавила вытекающую из камня слезу. Сотрудники Министерства культуры посчитали, что я превратила Черный камень в вагину, тем самым оскорбив всех мусульман. Убрали и ее. Однако до открытия оставался лишь день, и им не хватило времени, чтобы вынести работы из павильона, ведь каждая весит по две тонны. Поэтому на вернисаже скульптуры были накрыты белой тканью. Разразился такой скандал! Неделю спустя работы все-таки вывезли, а Витторио Сгарби, куратор Итальянского павильона, взял «Черный камень» на свою выставку.

НАОМИ: Должно быть, эта история тебя сильно задела.

АЙДАН: Если честно, я проплакала всю биеннале. Зато ты меня поддерживала, а все остальные поздравляли "с большим скандалом".

НАОМИ: Погоди, то есть в этом скандале были и положительные моменты?

АЙДАН: Еще бы: цены на мои работы мгновенно взлетели, мной заинтересовались новые коллекционеры.

НАОМИ: Я правильно поняла, что ты не веришь в Бога?

АЙДАН: Нет. Мне не нравятся институции существующих религий. Моя вера лежит за пределами теологических систем. Природа, космос…

НАОМИ: С одной стороны, в твоих работах много этнического и восточного. С другой - многие твои скульптуры провокативны - например, ты используешь форму фаллоса. Ты намеренно сталкиваешь эти вещи?

АЙДАН: Я считаю, что искусство - территория свободы. И я совершенно не понимаю, что происходит в мире последние 20 лет. Скажем, я атеистка, у меня есть свой взгляд на определенные вещи, и я хочу выразить его в искусстве. Почему мне запрещают это делать, опасаясь, что у других это может вызвать негативную реакцию? Для понимания современного искусства люди в любом случае должны иметь определенный уровень образования, знаний.

НАОМИ: И придерживаться широких взглядов. Как ты чувствуешь себя в современной России?

АЙДАН: Тут нет свободы самовыражения. Русские художники оказались в странной оппозиции к христианской церкви, реакция на современное искусство крайне негативна. Церковь тщательно проверяет каждую выставку в надежде найти что-нибудь, связанное с религией, а потом публично выражает свое неодобрение. В результате тебя могут арестовать или запретить твои работы к показу. Прямо скажем, это не самое лучшее время для современного искусства. Но при этом в Москве появилось много платформ для молодых художников: школы, выставки. Я, например, уже десять лет преподаю в Московском художественном институте имени Сурикова. Со временем это должно принести свои плоды. Пространство своей галереи я превратила в мастерскую, где работают мои студенты. Люди могут прийти и посмотреть, как и что мы делаем. Или следить за происходящим через установленную там веб-камеру.

НАОМИ: Вообще, искусство часто разделяют по гендерному признаку. Как считаешь, правдоподобна ли такая классификация?

АЙДАН: Глупости. Когда зритель смотрит на произведение, ему не важно, кто его создал - мужчина или женщина.

НАОМИ: Ты феминистка?

АЙДАН: Уже постфеминистка. (Смеются.)

НАОМИ: Сложно, будучи женщиной, выживать в современном арт-мире?

АЙДАН: Конечно. И эта проблема затронула художниц из самых разных стран, включая знаменитых Марину Абрамович и Луизу Буржуа. Особенно трудно нам дается личная жизнь, потому что мы любим работу больше, чем мужчин. А я не знаю ни одного мужчины, которого бы это устроило!

НАОМИ: Тебе снятся сны?

АЙДАН: Нет.

НАОМИ: Нет?! Откуда же тогда берутся идеи твоих работ?

АЙДАН: Бывает, они приходят, когда я лежу в кровати и смотрю телевизор.

НАОМИ: Планы на этот год уже наметила?

АЙДАН: Во-первых, собираюсь закончить твою скульптуру. Во-вторых, доделать еще одну скульптурную композицию, о которой пока не стану говорить. Еще я начала новую серию живописных работ, а живопись - это эскиз к скульптуре. Так что, думаю, к концу года у меня будет новый проект.

НАОМИ: Было бы здорово, если бы ты показала свои работы на Art Basel в Швейцарии или Майами, или сделала выставку в Венеции…

АЙДАН: В Венеции? Ни за что!

НАОМИ: Нет, нет, ты обязательно снова должна отправиться в Венецию и завоевать этот город. У тебя куча фанатов - взять, к примеру, того джентльмена, Витторио, кто помог тебе в прошлый раз. Никогда не говори «никогда»!