Виктор мари гюгособор парижской богоматери. «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго

Собор Парижской Богоматери Виктор Гюго

(Пока оценок нет)

Название: Собор Парижской Богоматери
Автор: Виктор Гюго
Год: 1831
Жанр: Зарубежная классика, Зарубежная старинная литература, Литература 19 века

О книге «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго

Роман «Собор Парижской Богоматери» давно признан классикой мировой литературы. Его также можно найти в . Это произведение захватывает, отвлекает от суеты внешнего мира, заставляет забыть обо всем каждого, кто проникнется историей Квазимодо и Эсмеральды, Клода Фролло, Собора и Парижа.

Ну, а скачать книгу «Собор парижской Богоматери» можно внизу страницы в форматах rtf, fb2, epub, txt.

Каждый герой книги «Собор Парижской Богоматери» – это личность, о которой стоит говорить отдельно. Наверняка все мы хотя бы раз в жизни слышали о Квазимодо – уродливом внешне, но столь прекрасном в душе. И сердце обливается кровью, когда понимаешь, какие глубокие и сильные, но, в то же время, нежные чувства жили в нем. Безусловная любовь…что, в конце концов, может быть чище и светлее? Особенно когда одна из губительных болезней человечества – всегда оценивать по внешности…

Эсмеральда, молодая наивная девушка, для которой (как и для большинства в ее возрасте) главное в мужчине – внешняя привлекательность, физическая сила и красноречивость. В лице Феба де Шатопера она искала родительскую защиту и ласку, которой была обделена. Да, она красива и чиста душой, но в силу неопытности не умеет видеть главного…

Клод Фролло, идеалист, постоянно находящийся в поиске своего предназначения, тоже страстно любит Эсмеральду. Виновен ли он в том, что грешное чувство столь неожиданно накрыло его с головой? С одной стороны, он тоже влюблен, но, в отличие от Квазимодо, его любовь оказывается приземленной, грязной, искаженной…

Сам Собор тоже выступает будто бы живым героем. У него своя жизнь и своя роль: он словно наблюдает за тем, как с развитием сюжета накаляются страсти. Это – единственный приют Квазимодо в то время, когда он был отвергнут всем миром. А колокола, ставшие причиной глухоты горбуна, отнюдь не сделали его беспомощным: скорее наоборот, подарили ему все краски его собственного внутреннего мира. Впрочем, их музыку он чувствовал и без слуха, самой только душой. Собор стал убежищем для Эсмеральды, а также местом самоубийства несчастного Клода Фролло. Да, Нотр-Дам-де-Пари жил своей жизнью, иногда возвышался надо всеми, а иногда ставал чьим-то лучшим другом…

Книга «Собор Парижской Богоматери» — это история великой любви. Она также рассказывает о том, что душевная красота намного лучше внешней идеальности. Возможно, Виктор Гюго сможет достучаться до разумов современного поколения, которые ценят внешние данные, даже не пытаясь заглянуть чуть глубже. Общество вымирает, как и главные герои данного произведения.

Роман Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» стоит читать, но только не в школьной программе. Это глубокое, очень сильное произведение, которое точно запомнится на всю жизнь!

На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу Виктор Гюго «Собор Парижской Богоматери» в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Цитаты из книги «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго

Великолепно умереть так, как жил!

И он задумчиво повторил роковые слова: «Она не достанется никому».

Тогда Квазимодо поднял свой взор на цыганку, тело которой, вздернутое на виселицу, билось в последних предсмертных судорогах под ее белой одеждой, потом взглянул вниз на архидьякона, распростертого у подножия башни, потерявшего всякий человеческий облик, и с рыданием, всколыхнувшим его уродливую грудь, произнес:
– Вот все, что я любил!

Один скелет был женский, сохранивший на себе еще кое-какие обрывки некогда белой одежды и ожерелье вокруг шеи из зерен лавра, с небольшой шелковой ладанкой, украшенной зелеными бусинками, открытой и пустой. Эти предметы представляли, по-видимому, такую незначительную ценность, что даже палач не польстился на них.

Ибо любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко запуская в нас свои корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце.

Hа смену индусскому зодчеству приходит финикийское – плодовитая родоначальница арабского зодчества; в античные времена за египетским зодчеством, разновидностью которого были этрусский стиль и циклопические постройки, следует греческое зодчество, продолжением которого является римский стиль, но уже отягощенный карфагенским куполообразным сводом, а в описываемое время на смену романскому зодчеству пришло зодчество готическое. И, расчленив на две группы эти три вида зодчества, мы найдем, что первая группа, три старших сестры – зодчество индусское, зодчество египетское и зодчество романское – воплощают в себе один и тот же символ: теократии, касты, единовластия, догмата, мифа, божества. Что же касается второй группы, младших сестер – зодчества финикийского, зодчества греческого и зодчества готического, – то, при всем многообразии присущих им форм, все они также обозначают одно и то же: свободу, народ, человека.

Инстинкт объединяет женщин гораздо быстрее, нежели разум – мужчин.

Человеческое сердце (отец Клод размышлял об этом) может вместить лишь определенную меру отчаяния. Когда губка насыщена, пусть море спокойно катит над ней свои волны – она не впитает больше ни капли.

Подрастая, он встречал вокруг себя лишь ненависть и заразился ею. Преследуемый всеобщим озлоблением, он сам поднял оружие, которым был ранен.

Заметили, что спинной хребет его был искривлен, голова глубоко сидела между лопаток и одна нога была короче другой. Но его шейные позвонки оказались целыми, из чего явствовало, что он не был повешен. Следовательно, человек этот пришел сюда сам и здесь умер. Когда его захотели отделить от того скелета, который он обнимал, он рассыпался прахом.

Скачать бесплатно книгу «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго

(Фрагмент)

В формате fb2 : Скачать
В формате rtf : Скачать
В формате epub : Скачать
В формате txt :

© Коган Н., перевод на русский язык, 2012

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Несколько лет тому назад, осматривая собор Парижской Богоматери, или, выражаясь точнее, обследуя его, автор этой книги обнаружил в темном закоулке одной из башен следующее начертанное на стене слово:

Эти греческие буквы, потемневшие от времени и довольно глубоко врезанные в камень, некие свойственные готическому письму признаки, запечатленные в форме и расположении букв, как бы указывающие на то, что начертаны они были рукой человека Средневековья, и в особенности мрачный и роковой смысл, в них заключавшийся, глубоко поразили автора.

Он спрашивал себя, он старался постигнуть, чья страждущая душа не пожелала покинуть сей мир без того, чтобы не оставить на челе древней церкви этого стигмата преступлений или несчастья.

Позже эту стену (я даже точно не припомню, какую именно) не то выскоблили, не то закрасили, и надпись исчезла. Именно так в течение вот уже двухсот лет поступают с чудесными церквями Средневековья. Их увечат как угодно – и изнутри и снаружи. Священник их перекрашивает, архитектор скоблит; потом приходит народ и разрушает их.

И вот ничего не осталось ни от таинственного слова, высеченного в стене сумрачной башни собора, ни от той неведомой судьбы, которую это слово так печально обозначило, – ничего, кроме хрупкого воспоминания, которое автор этой книги им посвящает. Несколько столетий тому назад исчез из числа живых человек, начертавший на стене это слово; в свою очередь, исчезло со стены собора и само слово; быть может, исчезнет скоро с лица земли и сам собор.

Это слово и породило настоящую книгу.

Книга первая

I. Большой зал

Триста сорок восемь лет шесть месяцев и девятнадцать дней тому назад парижане проснулись под перезвон всех колоколов, которые неистовствовали за тремя оградами Ситэ, Университетской стороны и Города. Между тем день 6 января 1482 года отнюдь не являлся датой, о которой могла бы хранить память история. Ничего примечательного не было в событии, которое с самого утра привело в такое движение и колокола, и горожан Парижа. Это не был ни штурм пикардийцев или бургундцев, ни процессия с мощами, ни бунт школяров, ни въезд «нашего грозного властелина господина короля», ни даже достойная внимания казнь воров и воровок на виселице по приговору парижской юстиции. Это не было также столь частое в XV веке прибытие какого-либо пестро разодетого и разукрашенного плюмажами иноземного посольства. Не прошло и двух дней, как последнее из них – это были фламандские послы, уполномоченные заключить брак между дофином и Маргаритой Фландрской , – вступило в Париж, к великой досаде кардинала Бурбонского, который из угождения королю должен был скрепя сердце принимать неотесанную толпу фламандских бургомистров и угощать их в своем Бурбонском дворце представлением «весьма прекрасной моралите, шуточной сатиры и фарса», пока проливной дождь заливал его роскошные ковры, разостланные у входа во дворец.

Событие, которое 6 января «взволновало всю парижскую чернь», как говорит Жеан де Труа , было двойное празднество, объединившее с незапамятных времен праздник Крещения с праздником шутов.

В этот день на Гревской площади зажигались потешные огни, у Бракской часовни происходила церемония посадки майского деревца, в здании Дворца правосудия давалась мистерия. Об этом еще накануне возвестили при звуках труб на всех перекрестках глашатаи господина парижского прево, разодетые в щегольские полукафтанья из лилового камлота с большими белыми крестами на груди.

Заперев двери домов и лавок, толпы горожан и горожанок с самого утра потянулись отовсюду к упомянутым местам. Одни решили отдать предпочтение потешным огням, другие – майскому дереву, третьи – мистерии. Впрочем, к чести исконного здравого смысла парижских зевак, следует признать, что большая часть толпы направилась к потешным огням, вполне уместным в это время года, другие – смотреть мистерию в хорошо защищенном от холода зале Дворца правосудия; а бедному, жалкому, еще не расцветшему майскому деревцу все любопытные единодушно предоставили зябнуть в одиночестве под январским небом, на кладбище Бракской часовни.

Народ больше всего теснился в проходах Дворца правосудия, так как было известно, что прибывшие третьего дня фламандские послы намеревались присутствовать на представлении мистерии и на избрании папы шутов, которое также должно было состояться в большом зале Дворца.

Нелегко было пробраться в этот день в большой зал, считавшийся в то время самым обширным закрытым помещением на свете. (Правда, Соваль тогда еще не обмерил громадный зал в замке Монтаржи.) Запруженная народом площадь перед Дворцом правосудия представлялась зрителям, глядевшим на нее из окон, морем, куда пять или шесть улиц, подобно устьям рек, непрерывно извергали все новые потоки людей. Непрестанно возрастая, эти людские волны разбивались об углы домов, выступавшие то тут, то там подобно высоким мысам в неправильном водоеме площади.

Посредине высокого готического фасада Дворца правосудия находилась главная лестница, по которой безостановочно поднимался и спускался двойной поток людей; расколовшись ниже, на промежуточной площадке, надвое, он широкими волнами разливался по двум боковым спускам; эта главная лестница, как бы непрерывно струясь, сбегала на площадь, подобно водопаду, низвергавшемуся в озеро. Крик, смех, топот тысячи ног производили страшный шум и гам. Время от времени этот шум и гам усиливался: течение, несшее всю эту толпу к главному крыльцу, поворачивало вспять и, крутясь, образовывало водовороты. Причиной тому были либо стрелок, давший кому-нибудь тумака, либо лягавшаяся лошадь начальника городской стражи, водворявшего порядок; эта милая традиция, завещанная парижским прево коннетаблям, перешла от коннетаблей по наследству к конной страже, а от нее – к нынешней жандармерии Парижа.

В дверях, в окнах, в слуховых оконцах, на крышах домов кишели тысячи благодушных, безмятежных и почтенных горожан, спокойно глазевших на Дворец, глазевших на толпу и ничего более не желавших, ибо многие парижане довольствуются зрелищем самих зрителей, и даже стена, за которой что-либо происходит, уже представляет для них предмет, достойный любопытства.

Если бы нам, живущим в 1830 году, дано было мысленно вмешаться в толпу парижан XV века и, получая со всех сторон пинки, толчки, еле удерживаясь на ногах, проникнуть вместе с ней в этот обширный зал Дворца, казавшийся в день 6 января 1482 года таким тесным, то зрелище, представившееся нашим глазам, не лишено было бы занимательности и очарования; нас окружили бы вещи столь старинные, что они для нас были бы полны новизны.

Если читатель согласен, мы попытаемся хотя бы мысленно воссоздать то впечатление, которое он испытал бы, перешагнув вместе с нами порог этого обширного зала и очутившись среди толпы, одетой в хламиды, полукафтанья и безрукавки.

Прежде всего мы были бы оглушены и ослеплены. Над нашими головами – двойной стрельчатый свод, отделанный деревянной резьбой, расписанной золотыми лилиями по лазурному полю; под ногами – пол, вымощенный белыми и черными мраморными плитами. В нескольких шагах от нас огромный столб, затем другой, третий – всего на протяжении зала семь таких столбов, служащих линией опоры для пяток двойного свода. Вокруг первых четырех столбов – лавочки торговцев, сверкающие стеклянными изделиями и мишурой; вокруг трех остальных – истертые дубовые скамьи, отполированные короткими широкими штанами судившихся и мантиями стряпчих. Кругом зала вдоль высоких стен между дверьми, между окнами, между столбами – нескончаемая вереница изваяний королей Франции, начиная с Фарамонда : королей нерадивых, опустивших руки и потупивших очи, королей доблестных и воинственных, смело подъявших чело и руки к небесам. Далее, в высоких стрельчатых окнах – тысячецветные стекла; в широких дверных нишах – богатые, тончайшей резьбы двери; и все это – своды, столбы, стены, наличники окон, панели, двери, изваяния – сверху донизу покрыто великолепной голубой с золотом раскраской, успевшей к тому времени уже слегка потускнеть и почти совсем исчезнувшей под слоем пыли и паутины в 1549 году, когда дю Брель по традиции все еще восхищался ею.

Теперь вообразите себе этот громадный продолговатый зал, освещенный сумеречным светом январского дня, наводненный пестрой и шумной толпой, которая плывет по течению вдоль стен и вертится вокруг семи столбов, и вы уже получите смутное представление обо всей той картине, любопытные подробности которой мы попытаемся обрисовать точнее.

Несомненно, если бы Равальяк не убил Генриха IV, не было бы и документов о деле Равальяка, хранившихся в канцелярии Дворца правосудия; не было бы и сообщников Равальяка, заинтересованных в исчезновении этих документов; значит, не было бы и поджигателей, которым, за неимением лучшего средства, пришлось сжечь канцелярию, чтобы сжечь документы, и сжечь Дворец правосудия, чтобы сжечь канцелярию; следовательно, не было бы и пожара 1618 года. Все еще высился бы старинный Дворец с его старинным залом, и я мог бы сказать читателю: «Пойдите полюбуйтесь на него»; мы, таким образом, были бы избавлены: я – от описания этого зала, а читатель – от чтения сего посредственного описания. Это подтверждает новую истину, что последствия великих событий неисчислимы.

Весьма возможно, впрочем, что у Равальяка никаких сообщников не было, а если случайно они у него и оказались, то могли быть совершенно непричастны к пожару 1618 года. Существуют еще два других весьма правдоподобных объяснения. Во-первых, огромная пылающая звезда, шириною в фут, длиною в локоть, свалившаяся, как всем известно, с неба 7 марта после полуночи на крышу Дворца правосудия; во-вторых, четверостишие Теофиля :

Да, шутка скверная была,
Когда сама богиня Права,
Съев пряных кушаний немало,
Себе все нёбо обожгла .

Но, как бы ни думать об этом тройном – политическом, метеорологическом и поэтическом – толковании, прискорбный факт пожара остается несомненным. По милости этой катастрофы, в особенности же по милости всевозможных последовательных реставраций, уничтоживших то, что пощадило пламя, немногое уцелело ныне от этой первой обители королей Франции, от этого Дворца, более древнего, чем Лувр, настолько древнего уже в царствование короля Филиппа Красивого , что в нем искали следов великолепных построек, воздвигнутых королем Робером и описанных Эльгальдусом .

Исчезло почти все. Что сталось с кабинетом, в котором Людовик Святой «завершил свой брак» ? Где тот сад, в котором он, «одетый в камлотовую тунику, грубого сукна безрукавку и плащ, свисавший до черных сандалий», возлежа вместе с Жуанвилем на коврах, вершил правосудие ? Где покои императора Сигизмунда? Карла IV? Иоанна Безземельного? Где то крыльцо, с которого Карл VI провозгласил свой милостивый эдикт? Где та плита, на которой Марсель в присутствии дофина зарезал Робера Клермонского и маршала Шампанского ? Где та калитка, возле которой были изорваны буллы антипапы Бенедикта и откуда, облаченные на посмешище в ризы и митры и принужденные публично каяться на всех перекрестках Парижа, выехали обратно те, кто привез эти буллы? Где большой зал, его позолота, его лазурь, его стрельчатые арки, статуи, каменные столбы, его необъятный свод, весь в скульптурных украшениях? А вызолоченный покой, у входа в который стоял коленопреклоненный каменный лев с опущенной головой и поджатым хвостом, подобно львам Соломонова трона, в позе смирения, как то приличествует грубой силе перед лицом правосудия? Где великолепные двери, великолепные высокие окна? Где все чеканные работы, при виде которых опускались руки у Бискорнета? Где тончайшая резьба дю Ганси?.. Что сделало время, что сделали люди со всеми этими чудесами? Что получили мы взамен всего этого, взамен этой истории галлов, взамен этого искусства готики? Тяжелые полукруглые низкие своды господина де Броса , сего неуклюжего строителя портала Сен-Жерве, – это взамен искусства; что же касается истории, то у нас сохранились лишь многословные воспоминания о центральном столбе, которые еще доныне отдаются эхом в болтовне всевозможных господ Патрю .

Но все это не так уж важно. Обратимся к подлинному залу подлинного древнего Дворца.

Один конец этого гигантского параллелограмма был занят знаменитым мраморным столом такой длины, ширины и толщины, что, если верить старинным описям, стиль которых мог возбудить аппетит у Гаргантюа, «подобного ломтя мрамора никогда не было видано на свете»; противоположный конец занимала часовня, где стояла изваянная по приказанию Людовика XI статуя, изображающая его коленопреклоненным перед Пречистой Девой, и куда он, невзирая на то что две ниши в ряду королевских изваяний остаются пустыми, приказал перенести статуи Карла Великого и Людовика Святого – двух святых, которые в качестве королей Франции, по его мнению, имели большое влияние на небесах. Эта часовня, еще новая, построенная всего только лет шесть тому назад, была создана в изысканном вкусе того очаровательного, с великолепной скульптурой и тонкими чеканными работами зодчества, которое отмечает у нас конец готической эры и удерживается вплоть до середины XVI века в волшебных архитектурных фантазиях Возрождения.

Небольшая сквозная розетка, вделанная над порталом, по филигранности и изяществу работы представляла собой настоящий образец искусства. Она казалась кружевной звездой.

Посреди зала, напротив главных дверей, было устроено прилегавшее к стене возвышение, обтянутое золотой парчой, с отдельным входом через окно, пробитое в этой стене из коридора, смежного с вызолоченным покоем. Предназначалось оно для фламандских послов и для других знатных особ, приглашенных на представление мистерии.

По издавна установившейся традиции представление мистерии должно было состояться на знаменитом мраморном столе. С самого утра он уже был для этого приготовлен. На его великолепной мраморной плите, вдоль и поперек исцарапанной каблуками судейских писцов, стояла довольно высокая деревянная клетка, верхняя плоскость которой, доступная взорам всего зрительного зала, должна была служить сценой, а внутренняя часть, задрапированная коврами, – одевальной для лицедеев. Бесхитростно приставленная снаружи лестница должна была соединять сцену с одевальной и предоставлять свои крутые ступеньки и для выхода актеров на сцену, и для ухода их за кулисы. Таким образом, любое неожиданное появление актера, перипетии действия, сценические эффекты – ничто не могло миновать этой лестницы. О невинное и достойное уважения детство искусства и механики!

Четыре судебных пристава Дворца, непременные надзиратели за всеми народными увеселениями как в дни празднеств, так и в дни казней, стояли на карауле по четырем углам мраморного стола.

Представление мистерии должно было начаться только в полдень, с двенадцатым ударом больших стенных дворцовых часов. Несомненно, для театрального представления это было несколько позднее время, но оно было удобно для послов.

Тем не менее вся многочисленная толпа народа дожидалась представления с самого утра. Добрая половина этих простодушных зевак с рассвета дрогла перед большим крыльцом Дворца; иные даже утверждали, будто они провели всю ночь, лежа поперек главного входа, чтобы первыми попасть в залу. Толпа росла непрерывно и, подобно водам, выступающим из берегов, постепенно вздымалась вдоль стен, вздувалась вокруг столбов, заливала карнизы, подоконники, все архитектурные выступы, все выпуклости скульптурных украшений. Немудрено, что давка, нетерпение, скука, дозволенные в этот день, зубоскальство и озорство, возникающие по всякому пустяку ссоры, будь то соседство слишком острого локтя или подбитого гвоздями башмака, усталость от долгого ожидания – все, вместе взятое, еще задолго до прибытия послов придавало ропоту этой запертой, стиснутой, сдавленной, задыхающейся толпы едкий и горький привкус. Только и слышно было, что проклятия и сетования по адресу фламандцев, купеческого старшины, кардинала Бурбонского, главного судьи Дворца, Маргариты Австрийской, стражи с плетьми, стужи, жары, скверной погоды, епископа Парижского, папы шутов, каменных столбов, статуй, этой закрытой двери, того открытого окна – и все это к несказанной потехе рассеянных в толпе школяров и слуг, которые подзадоривали общее недовольство своими острыми словечками и шуточками, еще больше возбуждая этими булавочными уколами общее недовольство.

Среди них отличалась группа веселых сорванцов, которые, выдавив предварительно стекла в окне, бесстрашно расселись на карнизе и оттуда бросали свои лукавые взгляды и замечания попеременно то в толпу, находящуюся в зале, то в толпу на площади. Судя по тому, как они передразнивали окружающих, по их оглушительному хохоту, по насмешливым окликам, которыми они обменивались с товарищами через весь зал, видно было, что эти школяры далеко не разделяли скуки и усталости остальной части публики, превращая для собственного удовольствия все, что попадалось им на глаза, в зрелище, помогавшее им терпеливо переносить ожидание.

– Клянусь душой, это вы там, Жоаннес Фролло де Молендино! – кричал один из них другому, белокурому бесенку с хорошенькой лукавой рожицей, примостившемуся на акантах капители. – Недаром вам дали прозвище Жеан Мельник, ваши руки и ноги и впрямь походят на четыре крыла ветряной мельницы. Давно вы здесь?

– По милости дьявола, – ответил Жоаннес Фролло, – я торчу здесь уже больше четырех часов, надеюсь, они зачтутся мне в чистилище! Еще в семь утра я слышал, как восемь певчих короля сицилийского пропели у ранней обедни в Сент-Шапель «Достойную».

– Прекрасные певчие! – ответил собеседник. – Голоса у них тоньше, чем острие их колпаков. Однако перед тем как служить обедню господину святому Иоанну, королю следовало бы осведомиться, приятно ли господину Иоанну слушать эту гнусавую латынь с провансальским акцентом.

– Он заказал обедню, чтобы дать заработать этим проклятым певчим сицилийского короля! – злобно крикнула какая-то старуха из теснившейся под окнами толпы. – Скажите на милость! Тысячу парижских ливров за одну обедню! Да еще из налога за право продавать морскую рыбу в Париже!

– Помолчи, старуха! – вмешался какой-то важный толстяк, все время зажимавший себе нос из-за близкого соседства с рыбной торговкой. – Обедню надо бы отслужить. Или вы хотите, чтобы король опять захворал?

– Ловко сказано, господин Жиль Лекорню , придворный меховщик! – крикнул ухватившийся за капитель маленький школяр.

Оглушительный взрыв хохота приветствовал злополучное имя придворного меховщика.

– Лекорню! Жиль Лекорню! – орали одни.

– Долой шестерых богословов и белые стихари!

– Как, разве это богословы? А я думал – это шесть белых гусей, которых святая Женевьева отдала городу за поместье Роньи!

– Долой медиков!

– Долой диспуты на заданные и на свободные темы!

– Швырну-ка я в тебя шапкой, казначей святой Женевьевы! Ты меня объегорил! Это чистая правда! Он отдал мое место в нормандском землячестве маленькому Асканио Фальцаспада из провинции Бурж, а ведь тот итальянец.

– Это несправедливо! – закричали школяры. – Долой казначея святой Женевьевы!

– Эй! Иоахим де Ладеор! Эй! Лук Даюиль! Эй! Ламбер Октеман!

– Чтоб черт придушил попечителя немецкой корпорации!

– И капелланов из Сент-Шапель вместе с их серыми меховыми плащами.

– Seu ded Pellibus grisis fourratis!

– Эй! Магистры искусств! Вон они, черные мантии! Вон они, красные мантии!

– Получается недурной хвост позади ректора!

– Точно у венецианского дожа, отправляющегося обручаться с морем .

– Гляди, Жеан, вон каноники святой Женевьевы.

– К черту чернецов!

– Аббат Клод Коар! Доктор Клод Коар! Кого вы ищете? Марию Жифард?

– Она живет на улице Глатиньи.

– Она греет постели смотрителя публичных домов.

– Она выплачивает ему свои четыре денье – quattuor denarios.

– Aut unum bombum.

– Вы хотите сказать – с каждого носа?

– Товарищи, вон мэтр Симон Санен, попечитель Пикардии, а позади него сидит жена!

– Смелее, мэтр Симон!

– Добрый день, господин попечитель!

– Покойной ночи, госпожа попечительша!

– Экие счастливцы, им все видно, – вздыхая, промолвил все еще продолжавший цепляться за листья капители Жоаннес де Молендино.

Между тем присяжный библиотекарь Университета, мэтр Андри Мюнье, прошептал на ухо придворному меховщику, Жилю Лекорню:

– Уверяю вас, сударь, что это светопреставление. Никогда еще среди школяров не наблюдалось такой распущенности, и все это наделали проклятые изобретения: пушки, кулеврины, бомбарды, а главное, книгопечатание, эта новая германская чума. Нет уж более рукописных сочинений и книг. Печать убивает книжную торговлю. Наступают последние времена.

– Это заметно и по тому, как стала процветать торговля бархатом, – ответил меховщик.

В эту секунду пробило двенадцать.

– А-а! – одним вздохом ответила толпа.

Школяры притихли. Затем поднялась невероятная сумятица, зашаркали ноги, задвигались головы; послышалось общее оглушительное сморканье и кашель; всякий приладился, примостился, приподнялся. И вот наступила полная тишина: все шеи были вытянуты, все рты полуоткрыты, все взгляды устремлены на мраморный стол. Но ничего нового на нем не появилось. Там по-прежнему стояли четыре судебных пристава, застывшие и неподвижные, словно раскрашенные статуи. Тогда все глаза обратились к возвышению, предназначенному для фламандских послов. Дверь была все так же закрыта, на возвышении – никого. Собравшаяся с утра толпа ждала полудня, послов Фландрии и мистерии. Своевременно явился только полдень. Это уже было слишком!

Подождали еще одну, две, три, пять минут, четверть часа; никто не появлялся. Помост пустовал, сцена безмолвствовала.

Нетерпение толпы сменилось гневом. Слышались возгласы возмущения, правда, еще негромкие. «Мистерию! Мистерию!» – раздавался приглушенный ропот. Возбуждение возрастало. Гроза, дававшая о себе знать пока лишь громовыми раскатами, уже веяла над толпой. Жеан Мельник был первым, вызвавшим вспышку молнии.

– Мистерию, и к черту фламандцев! – крикнул он во всю глотку, обвившись, словно змея, вокруг своей капители.

Толпа принялась рукоплескать.

– Мистерию, мистерию! А Фландрию ко всем чертям! – повторила толпа.

– Подать мистерию, и немедленно! – продолжал школяр. – А то, пожалуй, придется нам для развлечения и в назидание повесить главного судью.

– Дельно сказано, – закричала толпа, – а для начала повесим его стражу!

Поднялся невообразимый шум. Четыре несчастных пристава побледнели и переглянулись. Народ двинулся на них, и им уже чудилось, что под его напором прогибается и подается хрупкая деревянная балюстрада, отделявшая их от зрителей. То была опасная минута.

– Вздернуть их! Вздернуть! – кричали со всех сторон.

В это мгновение приподнялся ковер описанной нами выше одевальной и пропустил человека, одно появление которого внезапно усмирило толпу и, точно по мановению волшебного жезла, превратило ее ярость в любопытство.

Человек этот, дрожа всем телом, отвешивал бесчисленные поклоны, неуверенно двинулся к краю мраморного стола, и с каждым шагом эти поклоны становились все более похожими на коленопреклонения.

Мало-помалу водворилась тишина. Слышался лишь тот еле уловимый гул, который всегда стоит над молчащей толпой.

– Господа горожане и госпожи горожанки, – сказал вошедший, – нам предстоит высокая честь декламировать и представлять в присутствии его высокопреосвященства господина кардинала превосходную моралите под названием «Праведный суд Пречистой Девы Марии». Я буду изображать Юпитера. Его преосвященство сопровождает в настоящую минуту почетное посольство герцога Австрийского, которое несколько замешкалось, выслушивая у ворот Боде приветственную речь господина ректора Университета. Как только его святейшество господин кардинал прибудет, мы тотчас же начнем.

Нет сомнения, что только вмешательство самого Юпитера помогло спасти от смерти четырех несчастных приставов. Если бы нам выпало счастье самим выдумать эту вполне достоверную историю, а значит, и быть ответственными за ее содержание перед судом преподобной нашей матери-критики, то, во всяком случае, против нас нельзя было бы выдвинуть классического правила: Ne deus intersit . Надо сказать, что одеяние господина Юпитера было очень красиво и также немало способствовало успокоению толпы, привлекая к себе ее внимание. Он был одет в кольчугу, обтянутую черным бархатом с золотой вышивкой; голову его прикрывала двухконечная шляпа с пуговицами позолоченного серебра; и не будь его лицо частью нарумянено, частью покрыто густой бородой, не держи он в руках усыпанной мишурой и обмотанной канителью трубки позолоченного картона, в которой искушенный глаз легко мог признать молнию, не будь его ноги обтянуты в трико телесного цвета и на греческий манер обвиты лентами, – этот Юпитер по своей суровой осанке мог бы легко выдержать сравнение с любым бретонским стрелком из отряда герцога Беррийского.

Маргарита Фландрская (1482–1530). – Дочь императора Максимилиана Австрийского, Маргарита с детства воспитывалась при французском дворе, так как предназначалась в жены дофину (будущему Карлу VIII).

. …вместе с Жуанвилем… вершил правосудие. – Людовик IX реформировал французское феодальное судопроизводство: установил общий для всей страны верховный суд короля, сделал центральным судебным органом Парижский парламент. По преданию, король сам ежедневно выслушивал жалобы от подданных. Жуанвиль, Жан – приближенный Людовика IX, сопровождал его в крестовом походе и принимал участие в его реформах.

Марсель… зарезал Робера Клермонского и маршала Шампанского… – Этьен Марсель – купеческий старшина (прево) Парижа – возглавил в 1356–1358 гг. восстание парижских купцов и ремесленников, представлявшее собой попытку нарождавшейся буржуазии ограничить королевскую власть. В ходе восстания были убиты ближайшие советники дофина Карла, упомянутые Гюго.

. …изорваны буллы антипапы Бенедикта… – Во время раскола католической церкви противники папы римского выбирали своего папу (антипапу), резиденция которого находилась в г. Авиньоне. Оба папы постоянно пытались втянуть в свои интриги европейские государства, в том числе Францию. Антипапа Бенедикт XIII был у власти с 1394 по 1417 г.

Де Брос, Саломон (ок. 1570–1626) – французский архитектор, построивший Люксембургский дворец и портал церкви Сен-Жерве в Париже; после пожара 1618 г. перестроил один из главных залов Дворца правосудия.

. …в болтовне всевозможных господ Патрю. – Патрю, Оливье (1604–1681) – парижский юрист, считался первым адвокатом своего времени и славился ораторским искусством, за что был избран в Академию. Личный друг теоретика классицизма поэта Буало, Патрю олицетворял для Гюго придворный литературный стиль XVII в., чем и объясняется враждебный отзыв о нем.

6 января 1482 года в Париже идут «гуляния, объединяющие праздник Крещения Господня с древним языческим праздником шутов». В этот день, по традиции, на Гревской площади зажигают потешные огни, украшают деревья (своего рода прообраз рождественской ёлки).

По приказу кардинала Бурбонского Карла в центральном зале Дворца правосудия («Большая зала») должны были представить пьесу с участием персонажей из Библии, а также древнеримских богов - мистерию. Пьеса была посвящена планировавшемуся в то время бракосочетанию «сына льва Франции», наследника французского престола дофина Карла и Маргариты Австрийской. После мистерии должно было состояться избрание главного комедианта Парижа - шутовского папы.

Кардинал и почетные фландрские гости опоздали на мистерию, так как слишком долго слушали речи лектора университета. Над лекторами, экономами и попечителями издевается ленивый школяр (студент) Жеан Фролло, младший брат одного из главных героев («А у нас в лавчонке всякой дряни по 4 штуки: 4 праздника, 4 факультета, 4 лектора, 4 эконома, 4 попечителя и 4 библиотекаря!»). Автор мистерии, Пьер Гренгуар, обещал договориться с кардиналом и представление началось в отсутствие Карла. Когда Карл, послы Фландрии (в частности, Гильом Рим и Жак Копеноль) явились, Пьер «в бессильной ярости сжал кулаки», ведь народу было уже не до гениального творения поэта. Последняя надежда довести до конца мистерию «рассеялась, как дым» когда народ с криками: «Эсмеральда на площади!» выбежал из дворца.

Состоялось избрание шутовского папы - им стал горбатый звонарь собора Парижской Богоматери Квазимодо. Пьер в отчаянии бежал из дворца. Ему негде было скоротать ночь, ведь на вырученные за мистерию деньги он рассчитывал расплатиться за жильё. Он решил разделить с народом радость и отправился к огню на площади. Там Пьер увидел танцующую девушку «такой красоты, что сам Бог предпочел бы её Деве Марии». После танца Эсмеральда стала демонстрировать необычные способности своей козочки Джалли, за что Эсмеральду критиковал стоящий в толпе священник Клод Фролло, наставник горбуна Квазимодо. Воры, нищие и бродяги чествовали своего нового горбатого короля. Увидев это, Клод срывает с Квазимодо одежду, отбирает скипетр и уводит горбуна.

Цыганка собирает деньги за свой танец и отправляется домой. Пьер следует за ней, в надежде на то, что у неё, помимо прекрасной внешности, доброе сердце, и она поможет ему с жильём. На глазах Пьера цыганку похищают Квазимодо и ещё некто, с закрытым лицом. Эсмеральду спасает блестящий офицер Феб де Шатопер. Эсмеральда влюбляется в него.

Следуя за девушкой, Гренгуар оказывается во Дворе чудес, где проживают парижские нищие. Клопен обвиняет Пьера в незаконном вторжении на территорию Двора чудес и собирается его повесить. Поэт просит принять его в их сообщество, но не выдерживает сложного испытания; нужно вытащить кошелёк у чучела с бубенчиками, да так, чтобы они не зазвенели. В последние минуты перед казнью нищие вспомнили, что по закону Пьер должен сказать, нет ли женщины, которая выйдет за него замуж. Если таковая найдётся - приговор отменяется. Стать женой поэта согласилась Эсмеральда. Он узнал её. Их «обвенчали» на 4 года. Однако девушка не даёт Гренгуару притронуться к себе. Как оказалось, Эсмеральда носила амулет, который должен был помочь ей найти родителей, но было одно весомое «но» - талисман действует только до тех пор, пока цыганка остается девственницей.

После «свадьбы» Гренгуар сопровождает Эсмеральду во время её выступлений на площади. Во время очередного танца цыганки архидиакон Фролло узнает в её новом спутнике своего ученика Гренгуара и начинает подробно расспрашивать поэта о том, как он связался с уличной плясуньей. Факт женитьбы Эсмеральды и Гренгуара возмущает священника, он берёт с философа слово, чтобы тот не прикасался к цыганке. Гренгуар сообщает Фролло, что Эсмеральда влюблена в некого Феба и грезит им дни и ночи напролёт. Эта новость вызывает у архидиакона небывалый приступ ревности, он решает во что бы то ни стало узнать, кто этот Феб, и разыскать его.

Поиски Фролло увенчиваются успехом. Движимый ревностью, он не только находит капитана Феба, но и наносит ему серьёзную рану во время его свидания с Эсмеральдой, чем ещё больше настраивает против себя цыганку.

Эсмеральду обвиняют в убийстве Феба (Клоду удается покинуть место преступления, выпрыгнув через окно в реку), заключают под стражу и подвергают пыткам, не вынеся которых девушка признаёт свою «вину». Эсмеральда приговорена к казни через повешение на Гревской площади. В ночь перед казнью в темницу к девушке приходит архидьякон. Он предлагает пленнице бежать с ним, но она в гневе отталкивает убийцу своего любимого Феба. Даже перед казнью все её мысли заняты Фебом. Судьба даровала ей шанс увидеть его в последний раз. Он стоял совершенно хладнокровный на балконе дома своей невесты Флёр-де-Лис. В последний момент её спасает Квазимодо и прячет в соборе.

Эсмеральда и тогда не перестаёт грезить капитаном королевских стрелков (рана его оказалась несмертельной), не веря в то, что он давно её забыл. Свою невиновную сестру идут вызволять все обитатели Двора чудес. Они штурмуют Собор Парижской Богоматери, который ревностно защищает Квазимодо, полагая что бродяги пришли для того, чтобы казнить цыганку. В этой схватке погибли Клопен Труйльфу и Жеан Фролло.

Когда началась осада собора, Эсмеральда спала. Внезапно в её келью приходят двое: её «муж» Пьер Гренгуар и некий человек в чёрной одежде. Объятая страхом, она всё же идёт следом за мужчинами. Они тайно выводят её из собора. Слишком поздно Эсмеральда понимает, что таинственный молчаливый спутник - не кто иной, как архидьякон Клод Фролло. На другом берегу реки Клод последний раз спрашивает, что она выбирает: быть с ним или быть повешенной. Девушка непреклонна. Тогда разгневанный священник отдаёт её под охрану затворнице Гудуле.

Затворница жестока и бесцеремонна с девушкой: ведь та цыганка. Но всё решается самым необычным образом - оказывается, что малышка Агнесса, которую похитили цыгане у Гудулы (Пакетты Шантфлери) и Эсмеральда - один и тот же человек. Гудула обещает спасти дочь, и прячет её в своей келье. Но когда за девушкой приходят стражники, среди них Феб де Шатопер. В порыве любви Эсмеральда забывает об осторожности и зовёт его. Все старания матери напрасны. Дочь забирают. Она до последнего пытается спасти её, но в итоге погибает сама.

Эсмеральду вновь приводят на площадь. Только тогда девушка осознаёт ужас неминуемой смерти. С вершины собора за этой трагической сценой наблюдали Квазимодо, и, конечно, Клод Фролло.

Понимая, что Фролло виновен в смерти цыганки, обезумевший от гнева Квазимодо скинул своего приёмного отца с вершины собора. Клод Фролло разбился насмерть. Переводя свой взгляд с площади на подножие собора, с бьющегося в предсмертных конвульсиях тела цыганки на изувеченное тело священника, Квазимодо отчаянно прокричал: «Вот всё, что я любил!» После этого горбун исчез.

В финальной сцене романа повествуется о том, как в гробнице Монфоконской виселицы были найдены два тела, одно из которых обнимало другое. Это были Квазимодо и Эсмеральда. Когда их попытались разъединить, скелет Квазимодо рассыпался в прах.

Интересующий нас роман в 1831 году создал Виктор Гюго. "Собор Парижской Богоматери" - первое историческое произведение, которое было написано на французском языке. Этот роман очень популярен и сегодня. Существуют многочисленные экранизации, а также музыкальные произведения, основанные на творении, автор которого - Виктор Гюго. "Собор Парижской Богоматери" - произведение, как и все романы, большое по объему. Мы опишем лишь основные события, а также представим характеристику главных героев.

Сначала познакомим читателя с сюжетом такого произведения, как "Собор Парижской Богоматери".

Чьей-то рукой в одной из башен собора было начертано по-гречески слово "рок". Через некоторое время оно исчезло. Так возникла книга о горбуне, священнике и цыганке.

6 января 1482 года на праздник Крещения должна была состояться во дворце Правосудия мистерия под названием "Праведный суд пречистой девы Марии". Толпа людей собирается во дворец для того, чтобы посмотреть ее. Однако после того как представление начинается (автором мистерии является Пьер Гренгуар), появляется кардинал с послами. Внимание зрителей тут же приковывается к появившимся чиновникам. Гость издевается над постановкой Пьера и предлагает развлечься иначе -выбрать шутовского папу. Тот, кто изобразит наиболее жуткую гримасу, станет победителем.

Неудавшееся похищение Эсмеральды

В этот момент внимание привлекает к себе звонарь Квазимодо, известный своей уродливостью. Его наряжают, как и следовало, в мантию, а затем уводят для того, чтобы пройтись с ним по улицам. Гренгуар после этого надеется еще продолжить пьесу, однако чей-то крик о том, что Эсмеральда танцует на площади, уводит в ту сторону зрителей. Эсмеральда - это цыганка, которая развлекает вместе со своей козочкой собравшуюся толпу. После того как Квазимодо появляется на площади, девушку едва не похищают. Гренгуар, услышавший ее крики, сразу же зовет на помощь. Спасителем Эсмеральды становится Феб де Шатопер, капитан.

Спасение Гренгуара и наказание Квазимодо

Пьер по воле судьбы добирается до квартала, в котором живут воры и нищие. Гренгуара хотят испытать. Он должен вытащить из чучела, на которое навешаны звонки, кошелек, не произведя при этом шума. В противном случае его ждет смерть. Однако Пьер не справляется, и его ожидает казнь. Спасти Гренгуара может лишь женщина, и эту роль берет на себя Эсмеральда. На другой день после неудачной попытки похищения Квазимодо судят. Ему предстоит бичевание плетью. Многочисленная толпа наблюдает за его наказанием. Затем Квазимодо забрасывают камнями. Но вот появляется Эсмеральда. Она поднимается к Квазимодо и подносит флягу с водой к его губам.

Свидание с Шатопером, попытка его убийства Клодом Фролло

Эсмеральду спустя некоторое время приглашают в дом Феба де Шатопера. Здесь он хочет развлечься вместе со своей невестой и ее подругами. Когда появляется Эсмеральда, ее красота поражает всех, что отмечает Виктор Гюго ("Собор Парижской Богоматери"). Когда же козочка этой цыганки складывает слово "Феб" из букв, невеста падает в обморок. Цыганка влюблена в капитана и готова даже прекратить поиски своих родителей. Перед Эсмеральдой во время свидания с Шатопером предстает священник с кинжалом, ненавидящий ее. Девушка теряет сознание. Когда она приходит в себя, то узнает, что якобы убила Шатопера.

Приговор суда и спасение Эсмеральды

Гренгуар, переживающий за Эсмеральду, узнает через месяц, что ее должны судить во Дворце правосудия. Поскольку девушка невиновна, она все отрицает. Однако после пыток Эсмеральда все-таки признает приписываемые ей преступления: убийство де Шатопера, проституцию и колдовство. Ее приговаривают к покаянию, после чего она должна быть повешена возле Собора Парижской богоматери. Клод Фролло, влюбленный в нее, предлагает бежать Эсмеральде, однако его предложение девушка отвергает. Священник в ответ заявляет, что Феб жив. Это подтверждается в день казни, когда Эсмеральда видит в одном из окон своего возлюбленного. Квазимодо подхватывает цыганку, упавшую без чувств. Он уносит ее поспешно в Собор, предоставив тем самым убежище девушке.

Жизнь Эсмеральды в Соборе, штурм

Пребывание здесь также дается нелегко Эсмеральде. Она не может привыкнуть к столь уродливому горбуну. Квазимодо ей дает свисток для того, чтобы в случае необходимости цыганка могла позвать на помощь. Однако архидьякон в приступе ревности набрасывается на девушку. Ее спасает Квазимодо, при этом он едва не убивает Клода Фролло. Однако архидьякон не может успокоиться. Он призывает через Гренгуара воров и нищих для того, чтобы штурмовать Собор. Пьеру, как бы Квазимодо ни защищал цыганку, удается забрать ее из Собора. Когда до короля доходит весть о бунте, он приказывает казнить Эсмеральду. Клод ее тащит к Роландовой башне.

Заключительные события

Книга Гюго "Собор Парижской Богоматери" уже приближается к финалу. Автор переносит действие в Роландову башню, где живет Пакетта Шант-Флери, ненавидящая Эсмеральду. Когда-то у нее отняли дочь. Однако вдруг выясняется, что Эсмеральда - это и есть ее пропавшая девочка. Матери не удается спасти цыганку от казни. Она падает замертво при попытке помешать увести ее. Следующими событиями заканчивается произведение, которое создал Виктор Гюго ("Собор Парижской Богоматери"): Эсмеральду казнят, а затем Квазимодо сталкивает в обрыв Клода. Таким образом, все, кого несчастный горбун любил, мертвы.

Итак, мы описали основные события, которые изображены в произведении "Собор Парижской Богоматери". Анализ его, представленный ниже, познакомит вас поближе с главными героями этого романа.

Квазимодо

Квазимодо - это центральный персонаж произведения. Образ его мощный и яркий, поразительной силы, одновременно притягательный и отталкивающий. Пожалуй, из всех других персонажей, с которыми мы знакомимся, читая произведение "Собор Парижской Богоматери", именно Квазимодо соответствует больше всех эстетическим идеалам романтизма. Герой возвышается как гигант-исполин над чередой заурядных людей, поглощенных обыденными занятиями. Принято проводить параллели между ним и Эсмеральдой (противопоставление - уродство и красота), между Клодом Фролло и Квазимодо (эгоизм и бескорыстие); а также между Фебом и Квазимодо (лживость аристократа, мелочное самолюбование и величие духа человека) в произведении "Собор Парижской Богоматери". Образы эти взаимосвязаны, их характеры во многом раскрываются при взаимодействии друг с другом.

Что еще можно сказать об этом звонаре? Образ Квазимодо из произведения "Собор Парижской Богоматери", анализ которого нас интересует, по силе воздействия можно сравнить только с образом Собора, существующего на страницах романа на равных правах с живыми персонажами. Сам автор не раз подчеркивает взаимосвязь своего героя, который вырос при храме, с Нотр-Дам.

В событийном отношении предельно проста история жизни Квазимодо. Известно, что горбун Собора Парижской Богоматери был подброшен 16 лет назад в колыбель, из которой была похищена Эсмеральда. Тогда ему было около четырех лет. Уже в детстве малыш отличался поразительным уродством. Он вызывал лишь отвращение у всех. Мальчика окрестили, таким образом изгнав "дьявола", а затем отправили в Париж, в Нотр-Дам. Здесь его хотели бросить в костер, однако Клод Фролло, молодой священник, вступился за ребенка. Он его усыновил и назвал Квазимодо (так называется у католиков первое воскресенье после Пасхи - день, когда был обнаружен мальчик). С тех пор родным домом его стал Собор Парижской Богоматери. Содержание дальнейшей жизни его следующее.

Квазимодо стал звонарем. Его не любили люди за уродство. Они над ним смеялись и оскорбляли его, не желая увидеть самоотверженную, благороднейшую душу за безобразной внешностью. Страстью Квазимодо стали колокола. Они заменили ему радость общения и привели одновременно к новой беде: Квазимодо оглох от колокольного звона.

В первый раз мы знакомимся с ним, когда его избирают папой шутов за уродливую внешность. В этот же день, поздно вечером, он пытается похитить Эсмеральду по просьбе своего наставника и попадает за это под суд. Судья был так же глух, как и Квазимодо, и, боясь, что обнаружится его глухота, решил построже наказать звонаря, не представляя даже, за что он его наказывает. Квазимодо в результате оказался у позорного столба. Толпа, собравшаяся здесь, издевалась над ним, и никто не дал напиться горбуну, кроме Эсмеральды.

Переплелись две судьбы - безродного уродца и красавицы. Квазимодо спасает Эсмеральду, дает ей свою келью и пищу. Заметив, что она болезненно реагирует на его внешность, старается попадаться девушке на глаза как можно реже. Он спит у входа в келью на каменном полу, оберегая покой цыганки. Только когда девушка спит, он позволяет себе любоваться ею. Квазимодо, видя, как она страдает, хочет привести Феба к ней. Ревность, как и другие проявления себялюбия и эгоизма, ему чужда.

По ходу романа меняется образ Квазимодо, он становится все более привлекательным. Вначале говорилось о его дикости и злобности, но в дальнейшем уже нет основания для подобных характеристик. Квазимодо начинает писать стихи, пытаясь таким способом открыть девушке глаза на то, что она не хочет видеть - красоту его сердца. Квазимодо готов во имя спасения цыганки сокрушить все, даже Собор. Лишь на Клода Фролло, который является первопричиной бед, пока не поднимается его рука. Квазимодо смог выступить против него лишь тогда, когда увидел, как он торжествующе хохотал, когда Эсмеральду казнили. И звонарь его столкнул в бездну своими руками. Последних моментов жизни Квазимодо автор не описывает. Однако трагический финал обнаруживается, когда, глядя на фигуру Эсмеральды в петле и силуэт Фролло с высоты Собора, он говорит, что это все, что он любил.

Эсмеральда

Безусловно, в романе "Собор Парижской Богоматери" Эсмеральда является одним из главных героев. Эта девушка - настоящий гений чистой красоты. Не только внешность ее отличается совершенством. Автор неоднократно подчеркивает, что все озаряется волшебным сиянием при появлении Эсмеральды. Она - словно факел, освещающий мрак. Невозможно представить, чтобы эта девушка сознательно причинила кому-нибудь зло, на что способны другие главные герои интересующего нас романа. Она, не задумываясь, спасает Гренгуара от виселицы, соглашаясь признать его своим супругом на 4 года, согласно цыганским законам. Она единственная из всей толпы жалеет Квазимодо, который умирает от жажды, дав ему напиться из фляги. Если и можно найти небольшой изъян у этой цыганки, то он относится к сфере интуиции и разума. Девушка совсем непрозорлива и к тому же очень доверчива. Не стоит никакого труда заманить ее в сети. Она чересчур увлечена собственными мечтами и фантазиями, чтобы предвидеть опасность и реально смотреть на вещи.

Эсмеральде от природы присуще чувство собственного достоинства и гордость. Она прекрасна, когда поет или танцует. Однако, полюбив Феба, девушка забывает об этих своих качествах. Она говорит возлюбленному: "Я ваша раба". Прекрасная по сути своей любовь к Фебу порой делает ее жестокой к окружающим людям, которые действительно боготворят ее. Девушка готова заставить Квазимодо день и ночь провести в ожидании ее возлюбленного. Она проявляет недовольство, замечая, что горбун возвращается один, и даже гонит его прочь в порыве раздражения, забывая, чем обязана звонарю. К тому же она не может поверить в то, что Феб не захотел прийти к ней. Она винит в случившемся Квазимодо. Эсмеральда забывает и о своей матери, которую обрела так неожиданно. Ей достаточно лишь отдаленного звука голоса возлюбленного, как она выдает свое присутствие, тем самым предопределяя собственную гибель, а также смерть своей матери и Квазимодо.

Клод Фролло

Это архидьякон, служащий в Соборе Парижской Богоматери. Он умудрен знаниями в различных науках. Это рассудочный и самолюбивый человек, который обуреваем страстью к Эсмеральде. Фролло преследует девушку неотступно и готов совершить любые преступления для того, чтобы заполучить ее. Он поручает Квазимодо, своему воспитаннику, похитить цыганку, пытается также убить капитана де Шатопера, любимого ею. Девушку обвиняют в покушении и приговаривают к смерти. Тогда Фролло предлагает ей спастись бегством в обмен на удовлетворение его роковой страсти. Когда Эсмеральда отказывает, он подстрекает оборванцев Парижа взять приступом Собор, в котором укрылась девушка. Клод в разгар этого побоища крадет Эсмеральду. Девушка снова отвергает его любовь. Взбешенный гибелью младшего брата, принимавшего участие в нападении, Фролло отдает на погибель свою возлюбленную.

Будучи главным двигателем действия произведения, Клод сам по себе является фигурой достаточно традиционной. В нем воплощается тип демонического церковника, который одержим страстью к женщине. Этот тип был унаследован от готического романа, в котором изображаются подобные ему главные герои. Образ Фролло, с другой стороны, напоминает ученостью и неудовлетворенностью ею доктора Фауста. Данная сторона характера связывает архидьякона с линией романа Гюго.

Образ Собора

Очень важным является образ Собора в романе "Собор Парижской Богоматери". Гюго создал свой роман с целью вывести Нотр-Дам в качестве главного героя. В то время здание хотели либо модернизировать, либо снести. Сначала во Франции, а потом и во всей Европе началось движение за реставрацию и сохранение готических памятников после того, как вышел роман Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери".

Нотр-Дам - это типичная готическая постройка. Для данного архитектурного стиля характерно стремление ввысь, объединенное с пониманием того, что без земной опоры небо недосягаемо. Готические сооружения будто плавают в воздухе, они кажутся невесомыми. Однако это лишь на первый взгляд. Собор на самом деле строился сотнями мастеров, которые были наделены буйной, истинно народной фантазией.

Нотр-Дам, прежде всего, - это центр народной и религиозной жизни парижан. Простолюдины, способные бороться за лучшее будущее, собираются около него. Также он является убежищем для изгнанных: пока человек находится за его стенами, никто не вправе арестовать его. Собор - это также символ притеснения (феодального и религиозного).

Гюго Средневековье отнюдь не идеализировал. В романе мы находим пламенную любовь к Родине, к ее искусству и истории, высокую поэтичность, изображение темных сторон феодализма. Собор Парижской Богоматери - это вечное сооружение, которое равнодушно к суете человеческой жизни.

«Как ненадежно бессмертие, доверенное рукописи! А вот здание – это уже книга прочная, долговечная и выносливая! Для уничтожения слова, написанного на бумаге, достаточно факела или варвара. Для разрушения слова, высеченного из камня, необходим общественный переворот или возмущение стихий» (В. Гюго).
Это даже немного странно: в столь насыщенном персонажами и событиями романе главным героем является не человек, не группа людей, а собор.
Роман и был написан Гюго с этой целью: показать в качестве главного героя готический собор Парижа, который в то время собирались снести или модернизировать. После выхода романа во Франции, а затем во всей Европе началось движение за сохранение и реставрацию готических памятников.

Из биографии Виктора Гюго

Викто́р Мари́ Гюго́ (1802-1885) – французский поэт, прозаик, драматург, автор исторических романов. Родился в семье генерала наполеоновской армии, который много лет был губернатором сначала в Италии, потом в Мадриде. Детство Гюго прошло в странствованиях по завоеванным странам, по следам отца; дольше всего он жил в Мадриде, где учился в дворянском институте и был зачислен в пажи короля Иосифа. Частые переезды по Италии и Испании среди покоренного, но не смирившегося духом населения наложили глубокий отпечаток на воображение будущего писателя. С 11 лет живёт с матерью и двумя братьями в Париже.
Творческую литературную деятельность начал в 14 лет с написания трагедий. С 1830 по 1843 г. Виктор Гюго работает почти только для театра, но публикует в это время несколько сборников поэтических произведений. В 1822 г. вышел первый стихотворный сборник Гюго «Odes et Ballades», сразу давший ему знаменитость и королевскую пенсию.
Первым полноценным романом Гюго стал «Собор Парижской Богоматери», опубликованный в 1831 г. и переведённый на многие европейские языки. Он привлёк внимание к запустелому Собору Парижской Богоматери, который стал привлекать тысячи туристов.
В 1841 г. Гюго избрали членом французской академии, а в 1845 г. получил звание пэра. Активно занимался общественной деятельностью. Избранный в 1849 г. в законодательное собрание, Гюго сделался крайним республиканцем, стоял за всеобщую подачу голосов и против пересмотра конституции. Он сражался на баррикадах и с трудом спасся бегством в Бельгию, откуда его вскоре изгнали; тогда он поселился на Нормандских островах Англии (сначала на Джерси, потом на Гернси). Гюго пробыл в изгнании до 1870 г., не желая пользоваться императорской амнистией и ведя беспощадную войну с узурпатором.
Умер В. Гюго в возрасте 83 лет.

Роман «Собор Парижской Богоматери»

Лучшим его романом является «Собор Парижской Богоматери».
Начало работы над романом – 1828 г. Почему Гюго решил обратиться к такому далёкому прошлому (XV в.)?
Во-первых, его время уже отмечено широким распространением исторической тематики.
Во-вторых, Средневековье тогда рассматривалось в романтическом ракурсе.
В- третьих, он был небезразличен к судьбе историко-архивных памятников и боролся за их охрану. Гюго задумал своё произведение в момент расцвета исторического романа во французской литературе.
Гюго часто посещал собор во время прогулок по старому Парижу со своими друзьями: писателем Нодье, скульптором Давидом Д*анже, художником Делакруа. Познакомился с первым викарием собора аббатом Эгже, и тот помог ему понять архитектурную символику здания. Фигура аббата Эгже послужила писателю прототипом Клода Фролло. Впрочем, все персонажи романа не являются вымышленными.
Подготовительная работа над романом была тщательной и скрупулезной. Роман был опубликован в 1831 г.

Анализ романа

XV в. в истории Франции – это эпоха перехода от средних веков к Возрождению.
В романе указано только одно историческое событие (приезд послов для заключения брака дофина (титул владетелей графства) и Маргариты Фландской в январе 1482 г., а исторические персонажи (король Людовик XIII, кардинал Бурбонский) оттеснены на второй план многочисленными персонажами и главным персонажем – Собором Парижской Богоматери.

Собор Парижской Богоматери
Строительство собора по планам, составленным епископом Морисом де Сюлли, было начато в 1163 г., когда королем Людовиком VII и специально приехавшим в Париж на церемонию папой Александром III был заложен первый камень фундамента. Главный алтарь собора был освящен в мае 1182 г., к 1196 г. храм был почти закончен, работы продолжались только на главном фасаде. Во второй четверти XIII в. были возведены башни. Но полностью строительство было завершено только в 1345 г., за это время первоначальные планы постройки несколько раз изменялись. «Позже эту стену (я даже точно не припомню, какую именно) не то выскоблили, не то закрасили, и надпись исчезла. Именно так в течение вот уже двухсот лет поступают с чудесными церквами средневековья. Их увечат как угодно – и изнутри и снаружи. Священник их перекрашивает, архитектор скоблит; потом приходит народ и разрушает их (В. Гюго).
Главные герои романа – Эсмеральда, Квазимодо, Клод Фролло. Судьбы всех главных героев неразрывно связаны с Собором.

Образ Клода Фролло

Жан Альфред Джирард Сегин. Иллюстрация к роману (Клод Фролло)

Клод Фролло – священнослужитель, аскет и ученый алхимик. Он был личностью незаурядной, с младенческих лет был предназначен родителями для духовного звания. Его научили читать по-латыни и воспитали в нем привычку опускать глаза долу и говорить тихим голосом. Он был грустным, степенным, серьезным ребенком, который прилежно учился и быстро усваивал знания. Изучал латынь, греческий и древнееврейский языки, был одержим настоящей горячкой приобретать и копить научные богатства.
Двадцати лет он, с особого разрешения папской курии, был назначен священнослужителем собора Парижской Богоматери. «... Известность отца Клода простиралась далеко за пределы собора.
Но он не пользовался любовью ни у людей почтенных, ни у мелкого народа, жившего вблизи собора. Зато Квазимодо любил архидьякона так сильно, как ни собака, ни слон, ни конь, никогда не любили своего господина. Признательность Квазимодо была глубока, пламенна, безгранична.
Эсмеральда боялась священника. «Сколько месяцев он травит меня, грозит мне, пугает меня! О Боже! Как счастлива я была без него. Это он вверг меня в эту пропасть...».
Клод Фролло – двойственная личность: с одной стороны, он добрый, любящий человек, сострадателен к людям, он вырастил и поставил на ноги своего младшего брата, спас маленького Квазимодо от смерти, взяв его на воспитание. С другой стороны, в нем присутствует темная, злая сила, жестокость. Из-за него повесили Эсмеральду. «Вдруг в самое страшное мгновение сатанинский смех, смех, в котором не было ничего человеческого, исказил мертвенно-бледное лицо священника».
Клод Фролло любил собор. «Любил в соборе его внутреннее значение, скрытый в нем смысл, любил его символику, таящуюся за скульптурными украшениями фасада». Собор был местом, где Клод работал, занимался алхимией и просто жил.
Именно у собора, в яслях для подкидышей, он нашел Квазимодо и унес подкидыша к себе.
«С его галерей архидьякон наблюдал за Эсмеральдой, танцующей на площади» и именно здесь «молил Эсмеральду сжалиться над ним и одарить любовью».
Но добрый, милосердный в начале романа, Клод Фролло в конце романа представляет собой средоточие темных мрачных сил, воплощение мрачного Средневековья. Это человек, несущий в себе все самые темные и несовершенные стороны этого времени.
Архидьякон не только алхимик, но и воплощением алхимического действа. Он есть олицетворение мрачной аскезы Средневековья. Он – воплощение всей католической церкви, её оплот и догмы. Архидьякон уже не верующий, но ещё суеверный человек. Он является носителем тех идеалов, которые уходят в небытие, но в то же время он сам давно в них разочаровался.

Образ Квазимодо

Эсмеральда приносит воды Квазимодо. Иллюстрация Гюстава Бриона
Этот несчастный человек с детских лет был лишен родительской любви. Воспитывал его Клод Фролло. Священник научил его говорить, читать, писать. Затем, когда Квазимодо подрос, Клод Фролло сделал его звонарем в соборе. Из-за сильного звона Квазимодо потерял слух.
Люди были очень жестоки к нему. Почему? Это вечный и риторический вопрос. Вместо жалости его осыпали оскорблениями, унижали. Он был не похож на остальных, и этого уже было достаточно для ненависти.

К тому же он одним своим видом нагонял ужас на людей, отталкивал их. Но в ответ на их жестокость он тоже должен был как-то реагировать – он и реагировал, как умел, как позволяла ему его забитое сознание. Он встречал вокруг себя лишь ненависть и заразился ею. С другой стороны, он добрый, у него ранимая, нежная душа и все, что он совершает, – это лишь реакция на то зло, которое люди делают ему. Квазимодо спасает Эсмеральду, прячет ее, заботится о ней.
Собор для Квазимодо – «убежище, друг, защищает его от холода, от человека и его злобы, жестокости... Собор служил для него то яйцом, то гнездом, то домом, то родиной, то, наконец, Вселенной». «Собор заменял ему не только людей, но и всю вселенную, всю природу». Он любит его за красоту, за стройность, за гармонию, которую источало здание, за то, что здесь он чувствовал себя свободно. Любимым местом для него была колокольня. Именно колокола делали его счастливым. «Он любил их, ласкал их, говорил с ними, понимал их, был нежен со всеми, начиная от самых маленьких колоколов до самого большого колокола».
Уродливый внешне, отверженный людьми, Квазимодо оказывается высоконравственным человеком. Он добр, предан, умеет любить сильно и бескорыстно.

Образ Эсмеральды

Эсмеральда и Джали

«Тоненькая, хрупкая, с обнаженными плечами и изредка мелькавшими из-под юбочки стройными ножками, черноволосая, быстрая, как оса, в золотистом, плотно облегавшем ее талию корсаже, в пестром раздувавшемся платье, сияя очами, она воистину казалась существом неземным...».
Эсмеральда – очень красивая девушка, жизнерадостная, светлая. Гюго наделяет свою героиню всеми лучшими качествами, присущими женщине: красотой, нежностью, нравственным чувством, простодушием, наивностью, неподкупностью, верностью. Но в то жестокое время все эти качества были скорее недостатками. Они не помогают ей остаться в живых в мире злобы и корысти, поэтому она умирает.
В неё влюбляются поэт Пьер Гренгуар, священник Клод Фролло и звонарь Квазимодо. Фролло при помощи Квазимодо пытается украсть Эсмеральду, но её спасает офицер Феб де Шатопер. Эсмеральда влюбляется в своего спасителя.
Девушка знает, что воспитавшие её цыгане – не её родители, она хочет найти свою настоящую мать и носит на шее ладанку, в которой хранится крошечный детский расшитый башмачок – единственная вещь, которая досталась ей от настоящей матери: по нему Эсмеральда надеется когда-нибудь найти, но, согласно данному ей с башмачком наказу, для этого ей надо сохранить девственность. Постепенно читателю открывается история происхождения Эсмеральды.
В конце романа говорится о том, как в гробнице Монфоконской виселицы были найдены два скелета, один из которых обнимал другой. Это были останки Эсмеральды и Квазимодо. Когда их попытались разъединить, скелет Квазимодо рассыпался в прах.

Несколько слов о творчестве В. Гюго

Главными чертами творчества В. Гюго можно назвать стремление писателя-романтика к изображению жизни в её контрастах, что и проявляется в романе «Собор Парижской Богоматери». Он считал, что определяющим фактором развития любого общества является борьба добра и зла, вечная борьба доброго или божественного начала с началом злобным, демоническим.
Писатель стремился к правдивому и многостороннему отображению жизни. Излюбленные художественные приёмы Гюго – контраст, гротеск, гипербола.