Главная / Идеи подарков / Значение В. Н. Татищева в становлении отечественной историографии. История истории: Василий Татищев

Значение В. Н. Татищева в становлении отечественной историографии. История истории: Василий Татищев

По словам С. М. Соловьева, Татищеву, наряду с М. В. Ломоносовым, "принадлежит самое памятное место в истории русской науки в эпоху начальных трудов". Однако значение Татищева-историка было признано далеко не сразу. Долгое время его труды недооценивались, а то и подвергались резкой критике. Историка обвиняли в вымыслах и подлогах, объявляли его ссылки на рукописи, неизвестные исследователям

последующих поколений, вымышленными. Взгляды Татищева на историю приписывались исключительно западноевропейскому влиянию, потому отрицались их оригинальность и самостоятельность. Нередко утверждалось, что немецкие ученые-историки - члены Академии наук, прежде всего

А.Л. Шлёцер, - "на две головы выше" Татищева. Между тем сам Шлёцер, оценивая "Историю Российскую" Татищева, писал: "Он отец русской истории, и мир должен знать, что русский, а не немец явился первым творцом русской истории".

Негативное отношение к трудам Татищева объясняется несколькими причинами. Из всех сочинений Татищева при его жизни было опубликовано только одно (причем в Швеции на латинском языке и в Англии на английском) - "Сказание о звере мамонте", первая в мировой литературе статья о мамонтах. Рукопись "Истории Российской" пролежала в Академии наук почти 30 лет, первые четыре тома увидели свет в 1760-1780 гг., а пятый в 1848 г. За это время историческая наука ушла далеко вперед, и, по словам академика М. Н. Тихомирова, труды Татищева "казались уже устаревшими, некритическими, и молодые русские историки того времени увидели в них только нагромождение источников". Другая причина неприятия сочинений Татищева-историка - тяжеловесность стиля. Они написаны языком первой половины XVIII в., содержат огромный массив выдержек из летописей на древнерусском языке, и потому читать их непросто. Неоднозначно воспринималась современниками нетрадиционность многих выводов и положений Татищева, что не могло не вызвать критики со стороны консервативных кругов.

В XIX в. отношение к Татищеву и его сочинениям также не было однозначным. Упреки в его адрес высказывал Н. М. Карамзин. Совершенно иной была оценка С. М. Соловьева, по мнению которого "заслуга Татищева состоит в том, что он первый начат дело так, как следовало начать: собрат материалы, подверг их критике, свел летописные известия, снабдил их примечаниями географическими, этнографическими и хронологическими, указал на многие важные вопросы, послужившие темами для позднейших исследований, собрат известия древних и новых писателей о древнейшем состоянии страны, получившей после название Россия, - одним словом, указал путь и дат средства своим соотечественникам заниматься русскою историею".

Значение Татищева в становлении отечественной историографии было раскрыто лишь во второй половине XX в.

Усилиями А. И. Андреева, С. Н. Валка, М. II. Ирошпикова, А. Г. Кузьмина, С. Л. Иештича, М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнина, А. И. Юхта и других историков в научный оборот введены все основные труды Татищева, изучены его жизнь и деятельность. В 1960-с гг. впервые были изданы академическое собрание сочинений ученого (в 1990-х гг. репринтное издание), позднее его избранные произведения (М., 1979), записки и письма (М., 1990). На рубеже XX-XXI вв. опубликованы библиография произведений Татищева и литературы о нем (М., 1995), описание его личного архивного фонда (М., 2001), иконография Василия Никитича (М., 2001). В Москве, Астрахани, Екатеринбурге проводятся Татищевские чтения. Все это позволило в полной мере оценить вклад Татищева в развитие русской общественной мысли и культуры.

По мнению В. Татищева, история – это воспоминания о «бывших деяниях и приключениях, добрых и злых».

Его главный труд - «История Российская». Исторические события доведены в нём до 1577 г. Над «Историей» Татищев работал около 30 лет, но первую редакцию в конце 1730-х гг. он вынужден был переработать, т.к. она вызвала замечания членов Академии наук. Автор надеялся довести повествование до воцарения Михаила Федоровича, но сделать это не успел. О событиях XVII в. сохранились лишь подготовительные материалы. Увидеть свой труд опубликованным историку не довелось: часть работы вышла в свет в XVIII в., а последняя – только в середине XIX в.

Главный труд В.Н. Татищева

Справедливости ради следует отметить, что труд В.Н. Татищева подвергался очень суровой критике, начиная с XVIII в. И до сегодняшнего дня окончательного согласия по поводу его работы среди историков нет. Главный предмет спора – так называемые «татищевские известия», не дошедшие до нас летописные источники, которыми пользовался автор. Некоторые историки считают, что эти источники были вымышлены самим Татищевым. Скорее всего, ни подтвердить, ни опровергнуть такие заявления уже не предоставляется возможным, поэтому в своей статье мы будем исходить только из тех фактов, которые существуют неопровержимо: личность В.Н. Татищева; его деятельность, в том числе и государственная; его философские взгляды; его исторический труд «История Российская» и мнение историка С. М. Соловьева: заслуга Татищева перед исторической наукой состоит в том, что он первым начал исторические исследования в России на научной основе.

Кстати, в последнее время появляются работы, в которых пересматривается творческое наследие Татищева, а его труды стали переиздаваться. Неужели в них есть что-то актуальное для нас? Представьте себе, да! Это вопросы о защите государственных интересов в области горного дела, профессионально-технического образования, взгляда на нашу историю и современную геополитику…

При этом нельзя забывать о том, что многие наши известные учёные (к примеру, Арсеньев, Пржевальский и многие другие) служили отечеству не только в качестве географов, палеонтологов и геодезистов, они выполняли при этом и секретные дипломатические задания, о которых нам достоверно не известно. Это касается и Татищева: он неоднократно выполнял секретные задания руководителя русской военной разведки Брюса, личные поручения Петра I.

Биография В.Н. Татищева

Василий Никитич Татищев родился в 1686 г. в селе Болдино Дмитровского уезда Московской губернии в семье обедневшего и незнатного дворянина, хотя и происходившего от Рюриковичей. Оба брата Татищевы (Иван и Василий) служили стольниками (стольник занимался обслуживанием трапезы господина) при дворе царя Ивана Алексеевича до самой его смерти в 1696 г.

В 1706 г. оба брата были зачислены в Азовский драгунский полк и в этом же году были произведены в поручики. В составе драгунского полка Автомона Иванова отправились на Украину, где приняли участие в военных действиях. В битве под Полтавой Василий Татищев был ранен, а в 1711 г. он участвовал в Прутском походе.

В 1712—1716 гг. Татищев совершенствовал своё образование в Германии. Он побывал в Берлине, Дрездене, Бреславле, где обучался преимущественно инженерному и артиллерийскому делу, поддерживал связь с генерал-фельдцейхмейстером Я. В. Брюсом и выполнял его поручения.

Василий Никитич Татищев

В 1716 г. Татищев был произведён в инженер-поручики артиллерии, затем находился в действующей армии под Кёнигсбергом и Данцигом, где занимался устройством артиллерийского хозяйства.

В начале 1720 г. Татищев получил назначение на Урал. Его задачей было определить места для строительства железорудных заводов. Исследовав указанные места, он поселился в Уктусском заводе, где основал Горную канцелярию, переименованную затем в Сибирское высшее горное начальство. На реке Исеть он положил начало нынешнего Екатеринбурга, указал место для строительства медеплавильного завода около деревни Егошиха – это было начало города Перми.

Памятник В. Татищеву в Перми. Скульптор А. А. Уральский

При заводах его стараниями были открыты две начальные школы и две школы для обучения горному делу. Он также занимался здесь проблемой сбережения лесов и созданием более короткой дороги от Уктусского завода к Уткинской пристани на Чусовой.

В. Татищев на уральском заводе

Здесь у Татищева возник конфликт с русским предпринимателем А. Демидовым, знатоком горнозаводского хозяйства, предприимчивым деятелем, умевшим ловко маневрировать среди придворных вельмож и добиваться для себя исключительных привилегий, в том числе чина действительного статского советника. В строительстве и учреждении казённых заводов он видел подрыв своей деятельности. Чтобы расследовать возникший между Татищевым и Демидовым спор, на Урал послан был Г. В. де Геннин (российский военный и инженер немецкого или голландского происхождения). Он нашел, что Татищев во всём поступал справедливо. По донесению, направленному Петру I, Татищев был оправдан и произведён в советники Берг-коллегии.

Вскоре он был отправлен в Швецию по вопросам горного дела и для исполнения дипломатических поручений, где пробыл с 1724 по 1726 г. Татищев осмотрел заводы и рудники, собрал чертежи и планы, привёз в Екатеринбург гранильного мастера, собрал сведения о торговле стокгольмского порта и о шведской монетной системе, познакомился со многими местными учёными и т. д. В 1727 г. он был назначен членом монетной конторы, которой тогда подчинены были монетные дворы.

Памятник Татищеву и Вильгельму де Геннину в Екатеринбурге. Скульптор П. Чусовитин

В 1730 г., при вступлении на престол Анны Иоанновны, начинается эпоха бироновщины. Об этом подробнее можно прочитать на нашем сайте: Дворцовые перевороты XVIII века. С Бироном у Татищева отношения не сложились, и в 1731 г. он был отдан под суд по обвинению во взяточничестве. В 1734 г., после освобождения, Татищев был назначен на Урал «для размножения заводов». Ему было поручено составление горного устава.

При нём число заводов возросло до 40; постоянно открывались новые рудники. Важное место занимала указанная Татищевым гора Благодать с крупным месторождением магнитного железняка.

Татищев был противником частных заводов, он считал, что для государства более выгодны государственные предприятия. Этим он вызывал «огонь на себя» со стороны промышленников.

Бирон всячески старался освободить Татищева от горного дела. В 1737 г. он назначил его в Оренбургскую экспедицию для усмирения Башкирии и устройства управления башкир. Но и здесь Татищев проявил свою незаурядность: он добился того, чтобы ясак (дань) доставляли башкирские старшины, а не ясачники или целовальники. И снова на него посыпались жалобы. В 1739 г. Татищев приехал в Петербург на комиссию для рассмотрения жалоб на него. Его обвиняли в «нападках и взятках», неисполнительности и в других грехах. Татищева арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, приговорив к лишению чинов. Но приговор не был исполнен. В этот тяжёлый для него год он написал своё наставление сыну: «Духовную».

В.Н. Татищев был освобождён после падения власти Бирона, и уже в 1741 г. назначен губернатором в Астрахань. Его главной задачей было прекращение беспорядков среди калмыков. До 1745 г. Татищев занимался этим неблагодарным делом. Неблагодарным – потому что для его осуществления недоставало ни военных сил, ни взаимодействия со стороны калмыцких властей.

В 1745 г. Татищев был освобождён от этой должности и навсегда поселился в своём подмосковном имении Болдино. Именно здесь пять последних лет своей жизни он посвятил работе над своим главным трудом – «Историей Российской». Умер В.Н. Татищев в 1750 г.

Интересный факт. Татищев знал о дате своей смерти: он заранее приказал выкопать себе могилу, попросил священника на следующий день причастить его, после этого простился со всеми и умер. За день до смерти курьер привёз ему указ, в котором говорилось о его прощении, и орден Александра Невского. Но Татищев не принял орден, объяснив, что он умирает.

Похоронен В.Н. Татищев на Рождественском погосте (в современном Солнечногорском районе Московской области).

Могила В.Н. Татищева — памятник истории

В.Н. Татищев является прапрадедом поэта Ф.И. Тютчева.

Философские взгляды В.Н. Татищева

Василий Никитич Татищев, которого по праву считают выдающимся ученым-историком, «отцом русской историографии», был одним из «птенцов гнезда петрова». «Всё, что имею – чины, честь, имение и главное над всем – разум, единственно всё по милости Его Величества имею, ибо если бы он в чужие края меня не посылал, к делам знатным не употреблял, а милостию не ободрял, то бы я не мог ничего того получить», - так он сам оценивал влияние на его жизнь императора Петра I.

Памятник В. Татищеву в Тольятти

По убеждениям В.Н. Татищев был верным сторонником самодержавия – таковым он остался и после смерти Петра I. Когда в 1730 г. на престол была возведена племянница Петра I, курляндская герцогиня Анна Иоанновна с условием, что страной будет управлять Верховный тайный совет, Татищев был категорически против ограничения императорской власти. Анна Иоанновна окружила себя немецкими дворянами, которые стали вершить все дела в государстве, и Татищев выступал против засилья немцев.

В 1741 г. в результате дворцового переворота к власти пришла дочь Петра I Елизавета. Но общественные взгляды Татищева, его независимый характер, свобода в суждениях пришлись не по нраву и этой государыне. Последние пять лет жизни тяжелобольной Татищев посвятил труду над историей отечества.

Историк за работой

Он понимал жизнь как непрерывную деятельность во имя общественной и государственной пользы. На любом месте самую сложную работу он выполнял наилучшим образом. Татищев высоко ставил ум и знания. Ведя по существу скитальческую жизнь, он собрал огромную библиотеку древних летописей и книг на разных языках. Круг его научных интересов был очень широк, но главной привязанностью была история.

В.Н. Татищев «История Российская»

Это первый в России научный обобщающий труд по отечественной истории. По типу расположения материала его «История» напоминает древнерусские летописи: события в ней изложены в строгой хронологической последовательности. Но Татищев не просто переписал летописи – он передал их содержание более доступным современникам языком, дополнил их другими материалами и в специальных комментариях дал собственную оценку событий. В этом была не только научная ценность его труда, но и новизна.

Татищев считал, что знание истории помогает человеку не повторять ошибок своих предков и нравственно совершенствоваться. Он был убеждён в том, что историческая наука должна основываться на фактах, почерпнутых из источников. Историк, как и архитектор для строительства здания, должен из груды материалов отобрать всё годное для истории, уметь отличать достоверные документы от тех, которые доверия не заслуживают. Он собрал и использовал огромное количество источников. Многие ценные документы нашёл и опубликовал именно он: свод законов Киевской Руси «Русская правда» и «Судебник» Ивана IV. И его труд стал единственным источником, из которого можно узнать содержание многих исторических памятников, впоследствии уничтоженных или утерянных.

Скульптура Татищева в ВУиТ (Тольятти)

Татищев в своей «Истории» уделил много внимания происхождению, взаимной связи и географическому размещению народов, населявших нашу страну. Этим было положено начало развитию в России этнографии и исторической географии. Впервые в отечественной историографии он разделил историю России на несколько основных периодов: с IX по XII вв. – единовластие (правил один князь, власть переходила по наследству к его сыновьям); с XII в. — соперничество князей за власть, ослабление государства в результате княжеских междоусобиц, а это позволило монголо-татарам покорить Русь. Затем восстановление единовластия Иваном III и укрепление его Иваном IV. Новое ослабление государства в Смутное время, но он смогло отстоять свою независимость. При царе Алексее Михайловиче самодержавие вновь было восстановлено и достигло расцвета при Петре Великом. Татищев был убеждён, что самодержавная монархия – единственно необходимая для России форма правления. Но «История Российская» (I том) была издана только через 20 лет после смерти историка. Том II вышел только через 100 лет.

Известный русский историк С. М. Соловьёв писал: «… Важное значение его состоит именно в том, что он первый начал обрабатывание русской истории, как следовало начать; первый дал понятие о том, как приняться за дело; первый показал, что такое русская история, какие существуют средства для её изучения». Научная деятельность Татищева является примером бескорыстного служения науке и просвещению: свой научный труд он рассматривал как выполнение долга перед отечеством, честь и слава которого были для него превыше всего.

Наш рассказ о В.Н. Татищеве мы хотим закончить отрывком из статьи городской газеты г. Тольятти «Вольный город», в которой приводятся известные и малоизвестные результаты деятельности В.Н. Татищева.

Общеизвестно

Под его руководством основана государственная (казенная) горная отрасль Урала: построено более ста рудных шахт и металлургических заводов.
Он модернизировал пробирное дело в России, создал и механизировал Московский монетный двор и начал промышленную чеканку медных и серебряных монет.
Основал (лично составлял и правил чертежи) города Орск, Оренбург, Екатеринбург и наш Ставрополь (сейчас Тольятти). Реконструировал Самару, Пермь и Астрахань.
Организовал профессионально-технические школы при казенных заводах, первые национальные школы для калмыков и татар. Составил первый русско-калмыцко-татарский словарь.
Собрал, систематизировал и перевел с церковнославянского на русский язык первые летописи и государственные документы Московского царства средних веков. На их основе написал первую «Историю Российскую».
Подготовил научные труды и служебные записки по философии, экономике, государственному строительству, педагогике, истории, географии, филологии, этнологии, палеонтологии, археологии, нумизматике.

Малоизвестно

Является автором основ первой Конституции (монархической) России. Кстати, она действовала в стране 50 дней!
Разыскал и организовал первые археологические раскопки столицы Золотой Орды – Сарая.
Лично вычертил первую детальную (крупномасштабную) карту Самарской Луки и большей части реки Яик (Урал).
Составил географический атлас и «Общее географическое описание Сибири», ввел в обиход название Уральские горы, именовавшиеся до этого Каменным Поясом.
Подготовил Аландский конгресс (первые переговоры о перемирии со Швецией).
Составил проекты судоходных каналов: между Волгой и Доном, между сибирскими и европейскими реками России.
Блестяще владел десятью (!) языками: свободно читал и разговаривал на французском, немецком, английском, шведском и польском, знал несколько тюркских языков, церковнославянский и греческий. Участвовал в совершенствовании российского алфавита.
Занимаясь фармакологией, много экспериментировал и создал новые лекарственные препараты на основе вытяжек из хвойных деревьев.

Автограф В.Н. Татищева

Качин Николай Андреевич

Ключевые слова

В.Н. ТАТИЩЕВ / ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА XVIII В / РЕМЕСЛО ИСТОРИКА / РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ / V.N. TATISHCHEV

Аннотация научной статьи по истории и историческим наукам, автор научной работы - Качин Николай Андреевич

Историки разных научных школ и направлений часто задаются одним вопросом: кем же был Татищев, первым профессиональным историком или последним летописцем, трудолюбивым дилетантом, а может быть, даже коварным мистификатором? В статье рассматриваются оценки В.Н. Татищева как к историка-исследователя XVIII в. и автора труда «История Российская», существующие в российской историографии.

V.N. Tatishchev the prototype of the first Russian historian

Last quarter of XVII century is an important stage in transit from chronicle writing to historical research, just then the foundation of Russian historical science was laid and it made great advancement in its development already in XVIII century. Tatishchev played his role in establishment of Enlightenment historiography foundation in Russia. Historians often wonder who Tatishchev was the first professional historian or the last chronicler, an industrious amateur and maybe even a mystifier? Tatishchev"s magnum opus "Russian history" had not been completed till the end when it became the object of conflicting opinions and accounts. The end of XVIII century was marked by the dispute of two historians M.M. Shcherbatov and I.N. Boltin. They became pioneers of two trends ("skeptics" and "advocates" of Tatishchev"s work) that determined the content of dispute on the value of "History" for the years to come. A.-L. Schlozer believed that although Tatishchev did not have proper education he is a "father of Russian history", and his work is a "useful" one. N.M. Karamzin continued to develop the ideas of "skeptics". The value of "History" in scientific world fell down remarkably under the influence of Karamzin"s works authority. S.M. Solovyov legitimatized the value of "History" as a unique source of Russian history study. In 2005 a book by A.P. Tolochko appeared, his judgmental conclusions generated new discussions and disputes around Tatishchev. Tolochko believed that Tatishchev was a prominent mystifier of his time who "fooled credulous" readers. Criticizing Tatishchev his opponents not always understood the level of historical science development in Russia of the first half of XVIII century, the peculiarities of work with resources. Tatishchev did not have access to Russian central archives, the manuscripts he had were found mainly in private archives, from friends and acquaintances. Now with the development of historical science it becomes clear that sometimes the first Russian historian was wrong in attribution of resources that he had. One can criticize Tatishchev for misinterpretation of terms, words or events understanding at the same time that he did not have even supporting aids and dictionaries that could provide incredible assistance in his work. But Tatishchev was not a "mystifier" because such notions as "authorship", "resource" were not established in the historical science of XVIII century. Tatishchev is a historian-researcher in a sense of his time who critically selected and systematized a plethora of various written sources. Wherever Tatishchev went he searched for and gathered his unique "manuscripts" and "letters" for his 5 volume "History". This work by a "pioneer" of Russian history should be considered as a result of political and public views of its author from the one hand, and as the "embodiment" of perceptions about methods and historical investigation objectives inherent to a historian of Petrine epoch on the other hand.

Текст научной работы на тему «В. Н. Татищев прообраз первого российского историка»

Вестник Томского государственного университета. История. 2014. № 1 (27)

Н.А. Качин

В.Н. ТАТИЩЕВ - ПРООБРАЗ ПЕРВОГО РОССИЙСКОГО ИСТОРИКА

Исследование выполнено в рамках проекта «Человек в меняющемся мире.

Проблемы идентичности и социальной адаптации в истории и современности» (грант Правительства РФ № 14.B25.31.0009).

В статье рассматриваются оценки В.Н. Татищева как к историка-исследователя XVIII в. и автора труда «История Российская», существующие в российской историографии.

Ключевые слова: В.Н. Татищев; историческая наука XVIII в.; ремесло историка; русская историография.

Важным этапом в переходе от летописания к историческому исследованию является последняя четверть XVII в. Именно тогда в России появились первые исторические труды, основанные на критике источников, и наметился отход от провиденционализма к рациональному изучению причинно-следственных связей в рамках авторской концепции мировой истории. Можно отметить следующие исторические труды: Сильвестра Медведева «Созерцание краткое», «Известие истинное»; Игнатия Римского-Корсакова «Генеалогия»; Семена Ремезова «История Сибирская». Тем самым был создан фундамент отечественной исторической науки, которая уже в XVIII в. достигла крупных успехов в своем развитии.

Рост национального самосознания стал причиной создания в Европе новых светских историй. В них повествование о прошлом народа входило в общую картину истории человечества, а единые принципы, применяемые к описанию прошлого, соотносились с уникальными чертами отдельных цивилизаций и культур. В России во времена великих петровских преобразований были сделаны первые попытки написания светской национальной истории. Особую роль в становлении основ историографии Просвещения в России сыграл Василий Никитич Татищев - государственный деятель, ученый-эрудит XVIII в. Историки разных научных школ и направлений часто задаются вопросом: кем же был Татищев, первым профессиональным историком, последним летописцем, трудолюбивым дилетантом или коварным мистификатором?

Цель данного исследования - выявить специфику отношения в российской историографии к В. Н. Татищеву как к историку-исследователю XVIII в. и автору труда «История Российская».

«История Российская» - главный труд В. Н. Татищева, над которым он работал около тридцати лет. «История» была впервые опубликована уже после его смерти, в 60-80 гг. XVIII в., под названием «История Российская с самых древнейших времен... собранная и описанная... Васильем Никитичем Татищевым». Этот фундаментальный труд произвел глубокое впечатление на современников своим объемом, количеством привлеченных ис-

точников и критическим подходом к ним. «История» стала в XVIII в. крупным собранием русских летописей, упорядоченным и удобным в использовании. Даже сама Екатерина II после знакомства с текстом стала считать Татищева образцом историка , противопоставляя его изыскания трудам М.В. Ломоносова и М.М. Щербатова: «История Татищева - совсем другое дело: это был ум человека государственного, ученого и знающего свое дело» .

Работа Татищева еще не была до конца завершена, но вокруг нее уже стали звучать различные оценки и мнения, сам историк писал: «Принужден был от разных разные рассуждения слышать; иному то, другому другое не по нраву было, что один хотел, чтобы пространнее и яснее написано было, то самое другой советовал сократить или совсем убрать» . Одни критики Татищева «ограничились констатацией частных недостатков в его сочинении», - усматривал С.В. Рыбаков, другие же «ставили вопрос о возможности признать в нем историка, способного профессионально решать исследовательские задачи» .

Конец XVIII в. ознаменовался ожесточенной полемикой двух историков - М.М. Щербатова и И.Н. Болтина - и, соотвественно, началом не прекратившегося до сих пор спора о значении исторического труда Татищева и достоверности так называемых «татищевских известий». Под «татищевскими известиями» в историографии понимаются сообщения «Истории Российской» о Руси и сопредельных землях, не находящие подтверждения в других известных на сегодня нарративных и документальных источниках. Если Болтин защищал «Историю» Татищева, то Щербатов, напротив, критиковал ее и даже ставил под сомнение ученые заслуги Татищева как историка. В духе XVIII в. генерал-майор Иван Никитич Болтин отдавал свои предпочтения французским философам-просветителям (П. Бейль, Ш. Монтескье, Г. Мабли, Г. Рейналь, Ж.-Ж. Руссо), с чьими трудами он подробно познакомился во время работы с «Историей» Н. Леклерка. По мнению

В. О. Ключевского, особую роль в формировании умонастроений и методов исторических исследований Болтина сыграл знаменитый просветитель Вольтер .

«История Российская» для Болтина стала первым историческим трудом, который оказался основой его исторического образования. Болтин, часто ссылавшийся в своих трудах на работу Татищева, объяснял это тем, что «доверенность моя к нему [Татищеву] основывается на том, первое что я не приметил в его истории ничего ни легковернаго ни сумнительнаго, а все с руз-суждением, с точностию и с доводами писанное; второе что все то, что он писал, находил я согласным и с нашими летописями, и с обстоятельствами времен и происшествий» . Далее историк предполагает, что «сильные причины» побуждают его прочесть «сказание» Татищева «. ибо не приметил я нигде, что б он [Татищев] хотя малое что-либо прибавил от себя к повествованию летописей, но все то, что обретал, или недостаточное или сумнительное, то пополнял и объяснял в своих примечаниях» . Но находил Болтин в «Истории» и «несомненные догадки» Татищева, оправдывая их тем, что они подтверждаются обстоятельствами «тогдашних времен и здравым разсуд-ком» .

Князь Михаил Михайлович Щербатов, автор семитомной «Истории Российской от древнейших времен», настороженно относился к петровским преобразованиям, полагая, что они вызывали упадок прежних естественных добродетелей и разложение патриархальных связей в российском обществе. Щербатов во многом руководствовался в своих исторических сочинениях идеями более раннего поколения европейских философов и историков, таких как Ф. Салиньяк, аббат Дефон-тен, С. Пуффендорф, Лярош, Малле дю Пан и др. . Будучи придворным историографом Щербатов мог спокойно заниматься своими историческими исследованиями, имея доступ ко всем материалам государственных архивов, в том числе он был «высочайше уполномочен» разобрать архив Петра I.

Щербатов в своей критике Болтина, который, по его словам, «слепо без рассмотрения» опирается на авторитет Татищева, поставил серьезную исследовательскую задачу - последовательно разрушить историографическую опору Болтина на «Историю» Татищева. Касаясь источников, которыми пользовался Татищев, Щербатов отмечал: «Господин Татищев, весьма мало в течение своей Истории делает точных ссылок на летописца» и много ссылается Татищев на летописи, находящиеся в «руках приватных людей», т.е. для других исследователей недоступные . Отсюда Щербатов делает свой вывод, что Татищев нарушил «должность историка», что так «сее было бы писать роман, а не историю» . Болтин и Щербатов в своем публичном споре об исторической науке, сами того не подозревая, оказались родоначальниками тех двух течений («скептиков» и «защитников» труда Татищева), которые на долгие годы определили содержание спора о значении «Тати-щевской истории» для историографии.

Одним из первых читателей «Истории» был, как сам он себя называл, «любитель занятий» древнерус-

ской истории, поклонник Монтескье и Вольтера -Людвиг Август Шлецер. Ученый прошел одну из лучших по тем временам геттингенскую филологическую школу, обучение в которой определило его прогрессивно-просветительские взгляды на историю разных народов. В 1726 г., открыв для себя татищевскую «Историю», Шлецер стал пристально ее изучать и впоследствии, как и Г.-Ф. Миллер, стал сторонником скорейшей ее публикации. Исследователь обращал внимание на то, что Татищев, хотя и не получил должного для ученого образования и в целом даже «не был воспитан для занятий историей», все же оказался «первым удовлетворительным, но гонимым историком своего отечества»; в нем, писал Шлецер, «уже веял исторический дух»: так, Татищев с «истинной критической добросовестностью» относился к «темным» местам летописного текста, сохраняя их и объясняя в примечаниях, «как мог» . Немецкий профессор полагал, что Татищеву недоставало в его научных изысканиях знаний истории соседних народов и «настоящего» научного метода критики источников, далее он усматривает, что «нельзя сказать, чтобы его труд был безполезен (выключая I части о Скифах и Сарматах и пр.), хотя он и совершенно был неучен, не знал ни слова по Латыни и даже не разумел ни одного из новейших языков, включая немецкаго» .

Такое критическое отношение к Татищеву у Шле-цера совпадало с общей оценкой российской исторической науки второй половины XVIII в.: «Но что это были за люди, в Академии и вне ее, которые принимали на себя вид, что они были тем, чем я хотел сделаться -исследователями русской истории! Об иностранной истории они ничего не знали, об исторической критике, исторических вспомогательных науках еще менее; древних языков они не понимали, даже и новейших; византийцев и монголов даже имен не слыхали и т.д.» . К исследователю древнерусской истории Шлецер предъявлял высокие профессиональные требования: знание языков и истории древних европейских и восточных народов (шведов, греков, византийцев, славян, татар и др.), а также знание церковной истории и т.д. В России, по мнению Шлецера, он знал только двух крупных исследователей, которые в большей степени отвечали этим профессиональным требованиям и заслуживали внимания, - Татищева и Г.З. Байера. Сопоставив татищевский труд с уровнем развития исторической науки в России во второй половине XVIII -начале XIX в., Шлецер сделал вполне четкий вывод: несмотря на то что Татищев не получил должного образования, не знал ни слова по латыни, однако же его труд остается навсегда «полезной» работой.

Самым первым и самым влиятельным критиком «Истории Российской» был Николай Михайлович Карамзин, основатель лагеря «скептиков» - исследователей разных исторических школ и направлений, убежденных в том, что никаких не дошедших и уникальных источников Татищев не имел, а следовательно, нет ни-

каких «татищевских известий», это просто миф историков, из которого многие из них черпали свое научное вдохновение и расширяли доказательную базу своих исследований; а сам же историк в своем труде, работая с источниками, многое «додумывал» и сочинял, «украшал», «переиначивал», допускал грубые ошибки, основываясь на так называемых «вероятиях». Скептическое направление в своих исследованиях поддерживали и развивали в разное время Е.Е. Голубинский, А.А. Шахматов, С.Н. Валк, С.Л. Пештич, Я.С. Лурье, Е.М. Добрушкин, А.Л. Монгайт, А.П. Толочко.

В «Пантеоне российских авторов» Карамзин посвятил Татищеву почетный очерк как «ревностному любителю» отечественной истории и «трудолюбивому мужу. по деятельности ума своего и страстной охоте к историческим наукам», он обнаруживает, что Татищев «вместо истории оставил нам только материалы ее и прибавил к летописям свои замечания» . В этом же очерке Карамзин изложил свое представление о взаимоотношении историка и его читателя: «историк должен все обделать в голове своей; ему труд, а нам плоды трудов его. Мы охотно идем за ним во мрак давно прошедших веков, если факел светит перед нами ясно» . Татищев, наоборот, как историк, по мысли критика, весь в «догадках», в которых читатели не всегда находят «вероятность», а в соображениях «ту ясную простоту», которую они любят. Во многом критические замечания относительно неправильного прочтения Татищевым летописных текстов связаны с тем, что Карамзин, имевший доступ к центральным архивам России, работал непосредственно с подлинниками рукописей и был уверен, что все летописи восходят к какому-то единому тексту. Поскольку татищевский текст не соответствовал этому представлению, Карамзин склонен был обвинять Татищева в «украшательстве» и «дополнениях летописных данных». Но почему же Карамзин так скептически отнесся к труду своего предшественника? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Например, историки С.М. Соловьев и

П.Н. Милюков полагают, что на исторические работы Карамзина значительное влияние оказало научное наследие М.М. Щербатова: «...есть все основания думать, что Щербатов был для Карамзина таким же основным источником сведений по русской истории, каким был для Болтина. Татищев» . Можно предположить, что Карамзин находился под научным влиянием обличительной критики Щербатова в адрес Татищева и благополучно продолжал ее развивать в своих критических замечаниях. По мнению К.Н. Бестужева-Рюмина, именно под влиянием трудов Карамзина, обвинившего Татищева в непрофессионализме и «выдумках» и даже в мистификации целых сочинений, значение «Истории Российской» в научном мире заметно падает .

К «защитникам» Татищева в разное время принадлежали: П. Бутков, М.П. Погодин, К.Н. Бестужев-

Рюмин, Д.А. Корсаков, И.П. Сенигов, Б.Д. Греков,

М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков, В.И. Корецкий,

А. Г. Кузьмин, А. В. Журавель. Одним из первых защитников научного наследия Татищева стал выдающийся историк дореволюционной России - Сергей Михайлович Соловьев, он оказался, по мысли А.П. Толочко, «энтузиастом Татищева, по существу легитимизировав его в критической историографии» . С.М. Соловьев не раз обращался к «татищевским известиям», доверяя им, использовав «известия» в своем многотомном сочинении «История России с древнейших времен». Аргументировал свое доверие Соловьев тем, что «он [Татищев] первый начал обработывание Русской истории, как следовало начать, первым дал понятие о том, как приняться за дело, первым показал, что такое Русская История, какия существуют средства для ея изучения; Татищев собрал материалы и оставил их неприкосновенными, не исказил их своим крайним разумением, но предложил это свое крайнее разумение поодаль, в примечаниях, не тронув текста» . Историк ставит перед русской историографией важные вопросы: «. видя такую добросовестность, имеем ли право обвинять его в искажениях, подлогах и т.п.?», «как в его [Татищева] трудах отражается век с своими понятиями и состояние тогдашнего общества?» и др. Соловьев пытался первым из исследователей увидеть в «Истории» не только летописные своды и домонгольскую историю Руси, но и следы той эпохи, в которой жил и «творил» сам ученый, целью Татищева «не было написание прагматической Русской истории: он хотел только собрать материалы и разобраться в них» .

В 2005 г. в свет вышла книга киевского историка Алексея Петровича Толочко. Категоричные выводы То-лочко породили новые дискуссии и споры вокруг тати-щевской «Истории». Толочко в своем исследовании стал последовательно развивать идеи своего предшественника

С. Л. Пештича, утверждая, что все источники Татищева уже были идентифицированы и он не располагал текстами, не известными его современникам, а многие факты, не находящие подтверждения в известных летописях по истории Руси, являются выдумкой самого Татищева. Киевский исследователь обращает внимание на то, что стремление Татищева искать «причину дел», объяснить один факт другим связано именно с тем, что его сознание или «картина мира» были рациональными, а не провиденциальными. Толочко подчеркивает, что Татищева нельзя считать «архаичным летописцем», как думали многие историки, а наоборот: это был «вдумчивый, тонкий, проницательный историк» и в то же время выдающийся «мистификатор». «Одурачивая легковерных» и предвосхищая будущие источниковедческие проблемы исторической дисциплины, он просто поступал, как все «модерные», «профессиональные историки», которые «воскрешают мир прошлого из небытия», чувствуя себя «демиургами, творцами» своего времени .

Критикуя Татищева, его оппоненты не всегда понимали или не хотели понимать уровень развития исторической науки в России первой половины XVIII в., те

реальные исторические условия, в которых Татищев работал, с какими трудностями он столкнулся при работе с источниками и как он их преодолевал. Перед Татищевым не были открыты центральные архивы России, рукописи, которые он имел, были преимущественно добыты, можно сказать, случайными путями в частных хранилищах, от друзей и знакомых. Татищев, будучи занятым человеком по роду своей служебной деятельности, не часто бывал в Петербурге и Москве, соответственно, он не имел должной возможности в полной мере пользоваться в своей работе подлинниками летописей и сверять их с изготовленными для него копиями. Из личных писем Татищева известны его жалобы на недобросовестность работы его копиистов, которые допускали неточности и описки. Тем не менее, находясь даже вдали от столицы, Татищев постоянно поддерживал связь с Академией наук и живо интересовался всеми новыми научными трудами, которые выходили в свет.

Безусловно, сейчас с развитием исторической науки становится понятным, что где-то первый русский историк ошибался в атрибуции источников, которыми он располагал. Конечно, можно критиковать Татищева за неверное толкование терминов, слов или событий, понимая при этом, что если Н.М. Карамзин пользовался всеми результатами развития исторической и филологической науки начала XIX в., то Татищев не имел в своем распоряжении даже вспомогательных пособий и словарей, которые оказали бы ему посильную помощь в его кропотливой работе. Однако Татищева нельзя назвать сознательным «мистификатором». П.С. Стефанович справедливо подмечает: «Его интерпретации, встроенные в текст источника, не осознавались им как “авторские”. Понятия об авторстве, источнике и под-

делке выкристаллизовались позже, когда были выработаны инструментарий истории как научной дисциплины и профессиональная этика» . Можно согласиться и с А.Г. Кузьминым, который оценивал научный вклад автора «Истории» следующим образом: «Татищев начинал. Он строил величественное здание российской истории, не имея предшественников... был родоначальником практически всех вспомогательных исторических дисциплин, которые по-настоящему стали разрабатываться лишь со второй половины XIX в. . весь первый том его труда был посвящен анализу источников и всякого рода вспомогательным разысканиям... в XIX в. вообще не было работы, равной тати-щевской в этом отношении» .

«История Российская.» оценивается исследователями XVШ-XXI вв. по-разному, но все же практически все они отмечают особую значимость труда для российской историографии и масштабность работы самого Татищева как историка. Сам Татищев является безусловным историком в понимании своего времени, который критически отобрал и систематизировал огромное количество разнообразных письменных источников (летописи, жития, дипломатические бумаги, древнерусские сказания и др.). Везде, где бывал Татищев, он неустанно разыскивал и собирал свои «припасы», «свидетельства», «предания», «манускрипты», «документы», «записи», «повести», «основания» для своей пятитомной «Истории» . Этот труд «начинателя» русской истории надо рассматривать, с одной стороны, как результат общественно-политических взглядов ее автора, с другой - как «воплощение» представлений о методах и задачах исторического исследования, присущих историку Петровской эпохи.

ЛИТЕРАТУРА

1. Астраханский В.С. «Записки» Екатерины II и «История Российская» В.Н. Татищева // «История Российская» В.Н. Татищева: опыт техноло-

гических, историографических и библиографических изысканий. М., 1993. 187 с.

2. Валк С.Н. В.Н. Татищев и начало новой русской исторической литературы // Роль и значение литературы XVIII века в истории русской

культуры. М. ; Л. : Наука, 1966.

3. Татищев В.Н. История Российская: в 3 т. М. : АСТ, 2003. Т. I. 576 с.

4. Рыбаков С.В. В.Н. Татищев в зеркале русской историографии // Вопросы истории. 2007. № 4. С. 161-167.

5. Ключевский В.О. И.Н. Болтин // Сочинения: в 8 т. М. : Гос. изд-во полит. л-ры, 1959. Т. VIII. С. 133-163.

6. Болтин И.Н. Ответ генерал-майора Болтина на письмо князя Щербатова, сочинителя Российской истории. СПб., 1789.

7. Шанский Д.Н. Что должно историку: Михаил Михайлович Щербатов и Иван Никитич Болтин // Российские историки XVIII-XIX веков:

в 2 ч. / сост. А.Н. Котляров, Г.В. Можаева. Томск, 2000. Ч. 1. С. 52-72.

8. Болтин И.Н. Критические примечания генерал-майора Болдина на второй том Истории князя Щербатова. СПб., 1794.

9. Щербатов М.М. Примечание на ответ господина генерал-майора Болтина на письмо Щербатова. М., 1792.

10. Щербатов М.М. Письмо князя Щербатова, сочинителя Российской истории, к одному его приятелю в оправдание на некоторые сокрытия и явные охуления, учиненные его Истории от господина генерал-майора Болтина, творца примечаний на Историю древния и нынешния России г. Леклерка. М., 1789.

11. Валк С.Н. Избранные труды по историографии и источниковедению. СПб. : Наука, 2000. 261 с.

12. ШлецерА. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке / пер. с нем. Д. Языкова. СПб., 1809. Ч. I.

13. Шлецер А. Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная. Пребывание и служба в России от 1761 до

1765 г. Известия о тогдашней русской литературе / пер. с нем. В. Кеневича // Сборник Отделения Русского Языка и Словесности Императорской Академии Наук (ОРЯС). СПб., 1875. Т. 13.

15. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. М., 1898. Т. 1.

16. Бестужев-Рюмин К.Н. Биографии и характеристики. СПб., 1882.

17. Толочко А.П. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. Киев, 2005. 544 с.

18. Соловьев С.М. Писатели Русской Истории XVIII века // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. М., 1885.

19. Стефанович П.С. «История Российская» В.Н. Татищева: споры продолжаются // Российская история. 2007. № 3. С. 88-96.

20. Кузьмин А.Г. Татищев. М. : Молодая гвардия, 1987. 386 с.

21. Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. «Припасы», из которых «почерпать должно известия»: понятие «исторический источник» в трудах историков XVIII в. // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. История России. 2011. № 3. С. 127-140.

Kachin Nikolay A. Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected] V.N. TATISHCHEV - THE PROTOTYPE OF THE FIRST RUSSIAN HISTORIAN.

Key words: V.N. Tatishchev; history of XVIII century; historian craft; Russian historiography.

Last quarter of XVII century is an important stage in transit from chronicle writing to historical research, just then the foundation of Russian historical science was laid and it made great advancement in its development already in XVIII century. Tatishchev played his role in establishment of Enlightenment historiography foundation in Russia. Historians often wonder who Tatishchev was - the first professional historian or the last chronicler, an industrious amateur and maybe even a mystifier? Tatishchev’s magnum opus - “Russian history” had not been completed till the end when it became the object of conflicting opinions and accounts. The end of XVIII century was marked by the dispute of two historians - M.M. Shcherbatov and I.N. Boltin. They became pioneers of two trends (“skeptics” and “advocates” of Tatishchev’s work) that determined the content of dispute on the value of “History” for the years to come. A.-L. Schlozer believed that although Tatishchev did not have proper education he is a “father of Russian history”, and his work is a “useful” one. N.M. Karamzin continued to develop the ideas of “skeptics”. The value of “History” in scientific world fell down remarkably under the influence of Karamzin’s works authority. S.M. Solovyov legitimatized the value of “History” as a unique source of Russian history study. In 2005 a book by A.P. Tolochko appeared, his judgmental conclusions generated new discussions and disputes around Tatishchev. Tolochko believed that Tatishchev was a prominent mystifier of his time who “fooled credulous” readers. Criticizing Tatishchev his opponents not always understood the level of historical science development in Russia of the first half of XVIII century, the peculiarities of work with resources. Tatishchev did not have access to Russian central archives, the manuscripts he had were found mainly in private archives, from friends and acquaintances. Now with the development of historical science it becomes clear that sometimes the first Russian historian was wrong in attribution of resources that he had. One can criticize Tatishchev for misinterpretation of terms, words or events understanding at the same time that he did not have even supporting aids and dictionaries that could provide incredible assistance in his work. But Tatishchev was not a “mystifier” because such notions as “authorship”, “resource” were not established in the historical science of XVIII century. Tatishchev is a historian-researcher in a sense of his time who critically selected and systematized a plethora of various written sources. Wherever Tatishchev went he searched for and gathered his unique “manuscripts” and “letters” for his 5

volume “History”. This work by a “pioneer” of Russian history should be considered as a result of political and public views of its au-

thor from the one hand, and as the “embodiment” of perceptions about methods and historical investigation objectives inherent to a historian of Petrine epoch on the other hand.

1. Astrakhanskiy V.S. «Zapiski» Ekateriny II i «Istoriya Rossiyskaya» V.N. Tatishcheva // «Istoriya Rossiyskaya» V.N. Tatishcheva: opyt

tekhnologicheskikh, istoriograficheskikh i bibliograficheskikh izyskaniy. M., 1993. 187 s.

2. Valk S.N. V.N. Tatishchev i nachalo novoy russkoy istoricheskoy literatury // Rol" i znachenie literatury XVIII veka v istorii russkoy kul"tury. M. ; L. :

3. Tatishchev V.N. Istoriya Rossiyskaya: v 3 t. M. : AST, 2003. T. I. 576 s.

4. Rybakov S.V. V.N. Tatishchev v zerkale russkoy istoriografii // Voprosy istorii. 2007. № 4. S. 161-167.

5. Klyuchevskiy V.O. I.N. Boltin // Sochineniya: v 8 t. M. : Gos. izd-vo polit. l-ry, 1959. T. VIII. S. 133-163.

6. Boltin I.N. Otvet general-mayora Boltina na pis"mo knyazya Shcherbatova, sochinitelya Rossiyskoy istorii. SPb., 1789.

7. Shanskiy D.N. Chto dolzhno istoriku: Mikhail Mikhaylovich Shcherbatov i Ivan Nikitich Boltin // Rossiyskie istoriki XVIII-XIX vekov: v 2 ch. / sost.

A.N. Kotlyarov, G.V. Mozhaeva. Tomsk, 2000. Ch. 1. S. 52-72.

8. Boltin I.N. Kriticheskie primechaniya general-mayora Boldina na vtoroy tom Istorii knyazya Shcherbatova. SPb., 1794.

9. ShcherbatovM.M. Primechanie na otvet gospodina general-mayora Boltina na pis"mo Shcherbatova. M., 1792.

10. Shcherbatov M.M. Pis"mo knyazya Shcherbatova, sochinitelya Rossiyskoy istorii, k odnomu ego priyatelyu v opravdanie na nekotorye sokrytiya i

yavnye okhuleniya, uchinennye ego Istorii ot gospodina general-mayora Boltina, tvortsa primechaniy na Istoriyu drevniya i nyneshniya Rossii

g. Leklerka. M., 1789.

11. Valk S.N. Izbrannye trudy po istoriografii i istochnikovedeniyu. SPb. : Nauka, 2000. 261 s.

12. Shletser A. Nestor. Russkie letopisi na drevneslavyanskom yazyke / per. s nem. D. Yazykova. SPb., 1809. Ch. I.

13. Shletser A. Obshchestvennaya i chastnaya zhizn" Avgusta Lyudviga Shletsera, im samim opisannaya. Prebyvanie i sluzhba v Rossii ot 1761 do 1765 g. Izvestiya o togdashney russkoy literature / per. s nem. V. Kenevicha // Sbornik Otdeleniya Russkogo Yazyka i Slovesnosti Imperatorskoy Akademii Nauk (ORYaS). SPb., 1875. T. 13.

14. Karamzin N.M. Panteon rossiyskikh avtorov. M., 1801.

15. Milyukov P.N. Glavnye techeniya russkoy istoricheskoy mysli. M., 1898. T. 1.

16. Bestuzhev-Ryumin K.N. Biografii i kharakteristiki. SPb., 1882.

17. Tolochko A.P. «Istoriya Rossiyskaya» Vasiliya Tatishcheva: istochniki i izvestiya. Kiev, 2005. 544 s.

18. Solov"ev S.M. Pisateli Russkoy Istorii XVIII veka // Arkhiv istoriko-yuridicheskikh svedeniy, otnosyashchikhsya do Rossii. M., 1885.

19. StefanovichP.S. «Istoriya Rossiyskaya» V.N. Tatishcheva: spory prodolzhayutsya // Rossiyskaya istoriya. 2007. № 3. S. 88-96.

20. Kuz"min A.G. Tatishchev. M. : Molodaya gvardiya, 1987. 386 s.

21. Georgieva N.G., Georgiev V.A. «Pripasy», iz kotorykh «pocherpat" dolzhno izvestiya»: ponyatie «istoricheskiy istochnik» v trudakh istorikov XVIII v. // Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Ser. Istoriya Rossii. 2011. № 3. S. 127-140.

На год 250-летия великого историка Карамзина приходится и круглый день рождения его предшественника Татищева, о котором современные историки, как и в карамзинское время, ожесточенно спорят до хрипоты.

Василий Никитич Татищев появился на свет 330 лет назад, 29 апреля 1686 года. Участник Полтавской битвы и младший современник первого российского императора, он определенно был одним из помянутых Пушкиным "птенцов гнезда Петрова". И при этом бурное время свое, когда очень непростое петровское царствование сменила пестрая и переменчивая "эпоха дворцовых переворотов", умудрился опередить. Ибо оказался во многих своих увлечениях, и в сочинении истории тоже, наравне с правлением, которого он, скончавшись в 1750-м, не застал, - со временем Екатерины II, государыни исключительно просвещенной.

И не зря в печати его "История Российская с древнейших времен" начала появляться именно в екатерининские годы, начиная с 1768-го. Идеями просвещенного переустройства мира пронизана вся биография Татищева, и оттуда же его страстный интерес к прошлому, проявившийся уже в 1710 году, когда молодой артиллерист в окрестностях Коростеня осматривал холм, известный как "могила Игорева"; по преданию, именно там был похоронен павший от рук древлян киевский князь.

Свои увлечения историей Василий Никитич начал по совету знаменитого Якова Брюса в конце 1710-х годов, но вплотную и систематически занялся любимым делом только оказавшись в опале за 5 лет до смерти, в 1745-м. В своем подмосковном имении Болдино "Татищев считался состоящим под судом, и у двери его постоянно стоял солдат сенатской роты" - вот в каких условиях, по описанию историка Константина Бестужева-Рюмина, так хорошо писалось родоначальнику научного изучения нашей истории.

Как и у многих других новооткрывателей, у Татищева многое было не только "впервые и вновь", но и на стыке эпох и исследовательских манер. Предшественников у него не имелось вообще, и совсем не удивительно, что долгие годы он лелеял историю как любимое увлечение, которым он может заниматься даже при своей поистине трудоголической работоспособности лишь урывками.

Современникам сей государственный муж был известен лишь по своим довольно высоким должностям: он успел побывать и начальником горных заводов на Урале, и управляющим Оренбургским краем, и астраханским губернатором.

Так был ли Татищев ученым-историком на самом деле? Язвительный Ключевский именовал его "практическим дельцом", ставшим "первым собирателем материалов для полной истории России". То есть застрял Василий Никитич у Василия Осиповича где-то в предбаннике научной истории, а в парилку не попал. На самом деле все признаки учености татищевских занятий сомнений не вызывают: и изучение прошлого по источникам, и хорошее знание иностранных языков, которыми он владел в количестве десяти, и первая для русских историков работа в заграничных библиотеках и архивах - именно этим наш полиглот занимался во время своего служебного путешествия в Швецию в 1724-1726 годах, после чего первым стал называть Русь Гардарики, а Новгород - Хольмгардом.

И Петру Великому в Данциге в 1716-м он смог весьма доказательно объяснить, что местный магистрат лукавит, пытаясь "развести" царя на громадную по тем временам сумму в 50 тысяч рублей и выдать некую тамошнюю картину "Страшный суд" за творение кисти самого просветителя славян Мефодия.

Наконец, Татищев очень убедительно объяснял, почему история - это настоящая полноценная наука в отличие от "звездопровещания", то бишь астрологии, или "рукознания", хиромантии. И наука эта в своей основе глубоко нравственна: "история не иное есть, как воспоминовение бывших деяний и приключений, добрых и злых, потому все то, что мы пред давним или недавним временем чрез слышание, видение или ощущение прознали и вспоминаем, есть самая настоящая история, которая нас или от своих собственных, или от других людей дел учит о добре прилежать, а зла остерегаться".

Первый русский сочинитель ученой истории очень хорошо знал, как должны выглядеть сохраняющиеся и поныне профессиональные навыки мастерства. От "историописателя" требуются как "начитанность и твердая память, а к тому внятный склад ума", но также и знание "всей философии". Историк не только обязан писать по источникам, но и уметь их отбирать, "чтоб как строитель мог отличить материалы годные от негодных, гнилые от здоровых, так же и писателю истории нужно с прилежанием рассмотреть, чтоб басен за истину и сочиненное за настоящее не принять".

К сочинениям предшественников надобно всегда относиться с пристрастием, потому как "даже о лучшем древнем писателе научную критику знать не безнужно". Особенно же порицать стоит фальсификаторов истории, а искать их долго не нужно, живут поблизости: "Поляки как о себе самих древностию и храбростию хвастая, не стыдятся басни слагать, так и других к тому заодно привлекать не скупятся".

Но все эти татищевские рассуждения - из области теории, а следовал ли он сам сим принципам в "Истории Российской"? Вот тут-то и скрываются причины для острых дискуссий. Попытавшись начать читать Татищева с самого начала, мы обнаружим часть первую его труда, излагающую нашу историю до Рюрика. Повествование, что и говорить, легендарное, говоря более критически, те самые басни. Правда, такова была тогдашняя европейская наука: знакомый Татищева, секретарь шведской коллегии древностей Бьернер убеждал его в том, что "россияне около V-го веку уже объявилися". Стоит ли обвинять первого нашего историка в том, что он не стал осовременивать эту приятную глазу дату?

Главные же споры о Татищеве идут от его источников: одним историкам видится, что он использовал не дошедшие до нас летописные известия и тем уже матери-истории ценен. Другие, начиная еще с Карамзина, считают, что Василий Никитич вводил в свою "сводную летопись" сочиненные им самим тексты; некоторым его критикам кажется даже, что был он столь искусным мастером подобных фальсификаций, что заслуживает почетного звания "историка модерного, концептуального, новаторского".

Ближе к истине скорее третьи, к которым принадлежал и академик Д.С. Лихачев, считающие, что историческим разысканиям XVIII века была свойственна литературная составляющая. Историк строго не мог различать показания источников и собственное мнение, мог приводить неточные ссылки, а реконструкции смешивать с фактами. Не потому ли сам себя Татищев предпочитал именовать не историографом, а именно "историописателем"?

Но чем бы ни продолжились актуальные и по сей день дискуссии о Татищеве, его фигура первопроходца отечественной истории сомнению не подлежит, равно как жгуче современны и слова его о востребованности исторической науки: "Никакой человек, ни одно поселение, промысл, наука, ни же какое-либо правительство, а тем более один человек сам по себе, без знания оной совершенен, мудр и полезен быть не может".

Проблемы русской истории и русской историографии, разумеется, не могли пройти мимо внимания человека, который, по выражению А. С. Пушкина, сам был всемирной историей. Петр I непременно желал иметь полноценную «Историю России», соответствовавшую современному уровню научного знания. За ее составление поочередно было засажены несколько русских книжников. Однако дело как-то не заладилось - задача оказалась не по плечу отечественным Геродотам и Фукидидам, чьи умственные способности их недальний потомок описал одной выразительной строкой: «Уме недозрелый, плод недолгой науки». В конце концов царю пришлось обратиться за русской историей туда же, куда он привык обращаться за всем прочим, - в Европу. За год до смерти, 28 февраля 1724 г., Петр I подписал указ, гласивший: «Учинить академию, в которой учились бы языкам, так же прочим наукам и знатным художествам и переводили бы книги ».

Со смерти Петра не прошло и каких-нибудь полутора десятков лет, как Россия получила полноценный исторический труд. И всего замечательнее было то, что Академия с ее приезжими многоучеными адъюнктами и приват-доцентами не имела к этому никакого отношения. Почин в этом деле и основную часть работы взял на себя один человек, притом прямого касательства к исторической науке не имеющий. Звали его Василий Никитич Татищев. Он, по справедливости, может считаться отцом русской историографии.

(Свернуть )

Татищев интересен не только как историк, но и как тип практического деятеля, воспитанного в огромной Петровской мастерской. По меткому определению Ключевского, он являет собой образец человека, «проникшегося духом реформы, усвоившего ее лучшие стремления и хорошо послужившего отечеству, а между тем не получившего от природы никаких необычайных дарований, человека, невысоко поднимавшегося над уровнем обыкновенных средних людей». Его фигура открывает ряд блестящих дилетантов русской науки и культуры XVIII в.

В 1704 г., восемнадцати лет от роду, Татищев определился в армию артиллеристом. В Петровское время человек редко заканчивал службу там, где ее начинал. За сорок лет своей служебной деятельности Татищев побывал горным инженером, управляющим монетным делом в Москве и астраханским губернатором. Удалившись от дел в 1745 г., он до самой смерти (1750 г.) жил в своем подмосковном имении - селе Болдино. Все это время он находился под судом по обвинению в лихоимстве. Оправдательный приговор был вынесен за несколько дней до его кончины.

Занимаясь горным делом, Татищев собирал географические сведения о местностях, где предполагалось вести разработки рудных залежей или строить заводы. Русская география по естественному течению мыслей увлекла его к русской истории. Постепенно сбор и изучение древнерусских памятников, письменных и вещественных, превратились для него в подлинную страсть. Татищев стал, вероятно, самым выдающимся читателем тогдашней России. Он не пропускал ни одной русской и иностранной книги об истории и поручал делать выписки и переводы из латинских и греческих авторов. Позднее он признавался, что, приступая к написанию своей «Истории», имел под рукой более тысячи книг.

Татищев отлично понял важность иностранных источников для древней истории России и умело ими воспользовался. Но со временем особую ценность его труду придали не они, а уникальный древнерусский памятник, о котором мы имеем понятие только благодаря обширным выпискам из него Татищева. Это - Иоакимовская летопись, приписываемая новгородскому святителю епископу Иоакиму Корсунянину, современнику князя Владимира I Святославича. Она была известна Татищеву по позднему списку середины XVII в., но сохранила древнее славянское предание, не попавшее в другие летописные своды. Ознакомление с ней и привело Татищева к заключению, что «Нестор-летописец о первых князьях российских не весьма добре сведом был».

В самом деле, кого не смущало это внезапное начало русской истории, датированное в «Повести временных лет» 859 годом: «Имаху дань варязи на словенах»? Почему «имаху», с какого времени «имаху» - все эти вопросы повисают в воздухе. Вслед за варягами на исторической сцене, как «бог из машины» в древнегреческой трагедии, появляется Рюрик с братьями и русью. По Иоакимовской же летописи выходит, что Нестор начинает с конца очень длинной и весьма интригующей истории.

В незапамятные времена жил в Иллирии князь Словен со своим народом - словенами. Снявшись однажды с насиженных мест, он увел словен на север, где основал Великий град. Словен стал основателем династии, которая ко времени призвания Рюрика насчитывала 14 поколений князей. При князе Буривое, Рюриковом прадеде, словене вступили в долгую войну с варягами. Потерпев тяжкое поражение на реке Кюмени, которая веками служила границей новгородских и финских земель, Буривой бежал из Великого града, жители которого стали варяжскими данниками.

Но недолго владели варяги Великим градом. Тяготясь наложенной на них данью, словене испросили у Буривоя себе в князья его сына Гостомысла. Когда тот явился, словене восстали и прогнали варягов.

Во время длительного и славного княжения Гостомысла на словенской земле установились мир и порядок. Но к концу его жизни Великому граду стали вновь угрожать внутренние неурядицы и внешняя опасность, ибо у Гостомысла не оказалось наследника: четыре его сына погибли в войнах, а трех дочерей он выдал замуж за соседних князей. Тревожимый тяжелыми мыслями, Гостомысл обратился за советом к волхвам в Колмогард. Те прорекли, что ему наследует князь его крови. Гостомысл не поверил предсказанию: он был так стар, что его жены уже не рожали ему детей. Но в скором времени ему приснился чудесный сон. Он увидел, что из чрева его средней дочери Умилы выросло великое и плодовитое дерево; оно укрыло под своей кроной весь Великий град, и все люди этой земли насытились от его плодов. Проснувшись, Гостомысл призвал волхвов, чтобы они истолковали его сон, и услышал от них, что Умила и произведет на свет его наследника.

Сомнения Гостомысла на этом, однако, не улеглись. Ведь у него уже был внук от старшей дочери, и если уж вставал вопрос о передаче наследования по женской линии, естественно было предложить княжеский стол ему, а не его младшему брату. Гостомысл все же решил положиться на волю богов и рассказал о своем вещем сне народу. Но многие словене не поверили ему и не пожелали забыть о правах старшего внука. Смерть Гостомысла вызвала междоусобицу. И только хлебнув лиха, словене вспомнили о Гостомысловом сне и пригласили княжить сына Умилы, Рюрика.

В изложении своего понимания варяжского вопроса, Татищев опирался на предшествующие опыты русской истории - Синопсис (издан в 1674 г.) и трактат Байера о варягах . Следуя духу первого, он придал призванию князей характер естественности - славяне призвали не чужестранца, а внука своего князя. У Байера Татищев позаимствовал критический метод обращения с источниками и саму постановку проблемы: этническая принадлежность варягов-руси и место их обитания. Но войдя под руководством Синопсиса и Байера в область древней русской истории, Татищев затем действовал самостоятельно. Он не отправился отыскивать родину первых русских князей ни в Пруссию, ни в Скандинавию. Варяжский (русский) муж Умилы был, по его мнению, финским князем. В доказательство своих слов Татищев привел массу историко-филологических свидетельств давнего бытования корня «рус» в топонимике Финляндии и юго-восточной Прибалтики. И все-таки над его историческими разысканиями витает тень Байера: история варягов-руси в дорюриковский период оказалась у Татищева никак не связанной с историей славян. Недаром Ключевский назвал его русским историографом, цепляющимся за вечно несущуюся вперед европейскую мысль.

Труд Татищева подпал под еще более тяжкий суд, чем тот, который преследовал его самого, - суд истории. В 1739 г. Татищев привез рукопись своего сочинения в Петербург и отдал на прочтение своим знакомым и влиятельным лицам в тогдашнем ученом мире, в надежде на положительные отзывы. Однако, по его собственным словам, одни рецензенты попеняли ему на недостаток философского взгляда и красноречия, другие возмутились за посягательство на достоверность Несторовой летописи. При жизни Татищева «История» так и не была издана.

Вскоре после его кончины пожар уничтожил Болдинский архив. От рукописей Татищева уцелело лишь то, что было в чужих руках. По этим неисправным спискам, изданным в 1769-1774 гг., русские читатели и ознакомились впервые с «Историей Российской». В полном и наиболее близком к оригиналу виде «История» появилась только в 1848 г.

Нападки на Татищева, однако, не прекратились. Введенную им в научный оборот Иоакимовскую летопись долгое время считали чуть ли не мистификацией. К. Н. Бестужев-Рюмин, выражая общее мнение историков середины XIX в., писал даже, что на Татищева нельзя ссылаться (правда, позже он пересмотрел свои взгляды и с должным уважением отнесся к трудам первого русского историографа: «”История” Татищева, памятник многолетних и добросовестных трудов, воздвигнутых при условиях самых неблагоприятных, долго оставалась непонятой и неоцененной... Теперь уже никто из ученых не сомневается в добросовестности Татищева»). Затем скептицизм историков был перенесен на сами сведения, сообщаемые Иоакимовской летописью. Но в последнее время доверие к ним со стороны историков значительно возросло. Сейчас уже об Иоакимовской летописи можно говорить как об источнике первостепенной важности, особенно в части, касающейся «дорюриковой» эпохи.

P.S.
Благодаря дочери В.Н. Татищев стал прапрадедом поэта Ф.И. Тютчева (по материнской линии).

Значение В. Н. Татищева в становлении отечественной историографии. История истории: Василий Татищев

Аннотация научной статьи по истории и историческим наукам, автор научной работы - Качин Николай Андреевич

Похожие темы научных работ по истории и историческим наукам, автор научной работы - Качин Николай Андреевич,

V.N. Tatishchev the prototype of the first Russian historian

Текст научной работы на тему «В. Н. Татищев прообраз первого российского историка»

Восстановление пароля