«Слеза социализма» в Питере: Как жилось советским писателям в доме, построенном по принципу коммуны. Слеза социализма (дом-коммуна инженеров и писателей)

В Петербурге много причудливых по внешнему виду зданий. Большинство из этих домов - жилые, в остальных располагаются гостиницы и торговые комплексы. Некоторые из них сразу были построены такими, другие были нестандартно оформлены спустя некоторое время..

Дом-стена

Боровая ул., 21

В Петербурге есть два дома, которые с определенного ракурса напоминают часть декораций в театре. Эти дома кажутся абсолютно плоскими. Первый из них находится на углу Дворцовой площади и набережной Мойки, а второй, менее известный - недалеко от станции метро «Лиговский проспект». Он был построен в начале XX века архитектором Квартом и использовался как доходный дом.

С определенного ракурса этот дом кажется плоским. Фото: АиФ / Яна Хватова

«Дом-чемодан»

Ул. Маршала Тухачевского, 27/2

До 2012 года здание гостиницы «Карелия» в Петербурге было обычной блеклой постройкой 70-х годов. Два года назад все изменилось, и из невзрачного дома гостиница превратилась в один из самых оригинальных объектов Петербурга. Городские художники раскрасили отель, превратив его в гигантский чемодан площадью 15 тысяч кв. метров. На покраску здания у мастеров ушло десять тысяч литров краски. Труды не прошли даром: благодаря своей раскраске гостиница попала в Книгу рекордов Гиннеса.

Художники превратили блеклое здание в гигантский чемодан. Фото: АиФ / Яна Хватова

Дом городских учреждений

Вознесенский пр., 42

Дом городских учреждений был построен в 1904 году. Это пятиэтажное здание с мансардами. Дом было решено выполнить в стиле средневекового европейского зодчества. Угловая башня здания видна издалека. Фасад дома украшает удивительное лепное оформление: башенки, фигуры грифонов, сов, химер, а также декор в виде чертополоха. Здание заметно выделяется среди других построек центра города. В настоящее время здесь работает Городской центр предоставления государственных услуг.

Дом городских учреждений напоминает средневековый замок. Фото: АиФ / Яна Хватова

Дом-кольцо

Наб. Фонтанки, 92

Трехэтажный дом со двором идеальной круглой формы был построен в Петербурге еще в начале XIХ века: это один из самых старых жилых домов города. Вдоль внутреннего кольца здания располагаются коридоры, а вдоль внешнего - квартиры. Дом знаменит не только своей формой, но и тем, что в течение шести лет здесь жили родители поэта Александра Сергеевича Пушкина. Здание входит в перечень объектов культурного наследия Петербурга.

Дом-кольцо имеет правильную форму круга. Фото: АиФ / Яна Хватова

Торговый комплекс «Штрих-код»

Народная ул., 3

Яркое красное здание с темно-серыми вставками выглядит соответственно своему названию - как товарный штрих-код. Здесь находится четырехуровневый торговый комплекс. Он облицован красной смальтой, а окна-витражи сделаны из тонированного стекла. По задумке владельцев, на четной стороне Народной улице должен был появиться идентичный торговый комплекс, но потом предприниматели решили ограничиться одним необычным зданием.

Торговый комплекс выполнен в виде штрих-кода. Фото: АиФ / Яна Хватова

«Слеза социализма»

Ул. Рубинштейна, 7

«Дом-коммуна» инженеров и писателей появился на улице Рубинштейна в 1930 году. Пока шла стройка, многие ленинградские деятели искусства поддерживали строительство. Они были разочарованы, когда здание, наконец, возвели. Внешний вид «дома-коммуны» оказался крайне непривлекательным - у здания была очень странная и грубая форма, а к стенам были приделаны высокие и маленькие балкончики в виде клеток. За некрасивый облик жильцы прозвали дом «слезой социализма», а сами стали называться «слезинцами». В этом доме жила поэтесса Ольга Берггольц.

Жильцы назвали этот дом "слезой социализма". Фото: АиФ / Яна Хватова

Дома-утюги

Ул. Садовая, 128 и 129

В конце Садовой улицы напротив друг друга располагаются два дома, построенные в форме утюгов. Они были возведены на этом месте в 1912 году. Для постройки домов были отведены земельные участки треугольной формы, поэтому и здания пришлось вписать в рамки этой геометрической фигуры. Кстати, внутренние дворы тоже имеют форму треугольников.

Два здания на Садовой улице имеют форму утюгов. Фото: АиФ / Яна Хватова

Сказочный дом

Колокольная ул., 11

Недалеко от Невского проспекта есть настоящий сказочный дом. Стиль, в котором построен дом, считается неорусским. Фасад здания декорирован разноцветной майоликой и резными кирпичными ставнями. Стены дома украшены цветами, листьями и замысловатыми узорами, а во дворе сказочные мотивы продолжаются.

Этот дом стал бы хорошей иллюстрацией к русской сказке. Фото: АиФ / Яна Хватова

Дом Карлсона

Наб. Фонтанки, 50

В Петербурге есть крыша, на которой обитает знаменитый «мужчина в самом расцвете сил» - Карлсон. Его дом, сооруженный на крыше, находится в одном из дворов на набережной Фонтанки. Жилище Карлсона расположилось здесь неслучайно - поблизости находится детский театр «Karlsson Haus», названный в честь сказочного героя.

На одной из петербургских крыш есть дом Карлсона. Фото: АиФ / Яна Хватова

Народная обсерватория

Прилукская ул., 24

Здание было построено в конце XIX века архитектором Бенуа. В 1902 году здесь открылась первая в городе «народная обсерватория». Она была основана для того, чтобы простой народ, не имеющий средств на образование, мог получать здесь астрономические познания. Здание выделяется среди других городских фасадов высокой башней, из которой вырастает еще одна узкая башенка, с куполом и смотровой площадкой. В маленькой башне могут поместиться 25 человек. Обсерватория работает в доме и в настоящее время.

Народная обсерватория выделяется среди зданий двойной башней и смотровой площадкой. Фото: АиФ / Яна Хватова

Был возведен дом-коммуна гостиничного типа, описанный поэтессой О. Ф. Берггольц:
«Его официальное название «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище - «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30 х гг. в порядке категорической борьбы со «старым бытом»... Мы вселились в наш дом с энтузиазмом... и даже архи непривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью соответствующей времени».

У «слезы социализма» было множество недостатков, которые вынуждена была признать даже такая убежденная его сторонница, как Берггольц: «Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнаткахконурках очень раздражало и утомляло»
В общем, как говорили сами «слезинцы», «фаланстера на Рубиштейна, 7» не состоялась.

Особенности архитектурных проектов домов-комунн

Были и другие подобные проекты. Планировалось, что в таких зданиях должно проживать «одинаковое количество мужчин и женщин», «в одинаковых условиях, не выделяясь в особые этажи или корпуса». Дом должен был состоять из двухкоечных спален для супружеских пар и четырехкоечных «холостых кабин». Пищу предполагалось доставлять в термосах с ближайших фабрик-кухонь. А одежду коммунары должны были хранить в «туалетно-вещевых комнатах».

Действительно, некоторые конструктивисты, как теоретики, так и практики-архитекторы, доводили идеи обобществления быта до абсурда. Например, архитектор Н. С. Кузмин планировал сделать в доме-коммуне общие спальни на шесть человек. Муж и жена на законном основании могли в соответствии с особым расписанием уединяться в «двуспальню» или «кабину для ночлега». Проект Кузмина пытались реализовать на стройке Сталинградского тракторного завода.
Дома-коммуны «не состоялись» в своем первоначальном варианте почти нигде. Их практика была осуждена специальным постановлением «О перестройке быта», принятом ЦК ВКП(б) 16 мая 1930 г.

Если ж кто угрюм и одинок,
Вот мой адрес - может, пригодится?
Троицкая, семь, квартира тридцать.
Постучать. Не действует звонок.


О.Берггольц



«Самым нелепым домом в Ленинграде» называла Ольга Берггольц Первый дом-коммуну инженеров и писателей. Этот коммунальный проект был призван олицетворять собой грандиозный прорыв в будущее - шаг в борьбе за «обобществление быта». Ради реализации этой задачи писатели и «спаялись» с инженерно-техническими работниками. Однако все закончилось тем, что дом получил от своих жильцов прозвище - «Слеза социализма».



Адрес: улица Рубинштейна, дом 7.
Как найти: станции метро «Владимирская» и «Достоевская».



История дома «Слеза социализма»

Здание в стиле раннего конструктивизма спроектировал в 1927 году архитектор А. А. Оль. Он целиком подчинил внутреннюю планировку корпуса его функциональному назначению. Фасад у дома сдержанный, со сдвоенными балкончиками.

Дом-коммуну построили ударными темпами, за два года: из

дешевых материалов и без звукоизоляции. Жилище на бывшей Троицкой улице походило на гостиницу: 52 квартиры без кухонь и удобств соединялись длинным коридором, связывавшим две входные лестницы. Имелись общие для всех жильцов комнаты отдыха, детский сад, душевые и парикмахерская. В доме существовал и мало кому нужный солярий, где под скупым северным солнцем коммунары сушили белье, выращивали цветы, а дети катались на трехколесных велосипедах.



Жильцы дома «Слеза социализма»

Большинство жильцов сегодня малоизвестны, а в свое время они считались крупными литераторами. Это Вольф Эрлих (ему Есенин посвятил предсмертное «До свиданья, друг мой, до свиданья…»), драматург Александр Штейн, Петр Сажин, Савва Леонов, Иоганн Зельцер и Ида Наппельбаум.





В голодные времена гордостью была коммунальная столовая. Жильцы сдавали свои продовольственные карточки в администрацию, платили 60 рублей - и ни забот, ни хлопот. С отменой продовольственных карточек (в 1935 году) столовая стала не нужна. Сметливые «слезинцы» несмотря на отсутствие кухонь, научились кашеварить на примусах и керогазах, установив их на подоконники.

Постепенно жильцов стали раздражать маленькие квартирки, больше похожие на собачьи конурки, чем на человеческое жилье.

Просуществовав несколько лет, коммуна распалась. Идеи равенства, братства и свободы не прижились в коммунальном хаосе.

Жительницей коммуны с 1932 по 1943 год была писательница Ольга Федоровна Берггольц - об этом свидетельствует мемориальная доска на доме. Отсюда ее увозили в 1937-м в Большой дом; тут перед войной умерли ее дочери - Майя и Ира; здесь угас от голода в блокаду ее муж: литературовед Николай Молчанов. Здесь она стала знаменитой благодаря передачам на радио блокадного Ленинграда.

В квартире Берггольц и ее мужа Николая Молчанова, как и в большинстве других, принято было пить чай только из граненых стаканов - ни сервизов, ни тем более скатертей коммунары не держали.

В 1929–1930 гг. в Ленинграде на улице Рубинштейна, 7 по проекту архитектора А. А. Оля был возведен дом-коммуна гостиничного типа, описанный поэтессой О. Ф. Берггольц:
«Его официальное название «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище - «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30 х гг. в порядке категорической борьбы со «старым бытом»... Мы вселились в наш дом с энтузиазмом... и даже архи непривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью соответствующей времени».

У «слезы социализма» было множество недостатков, которые вынуждена была признать даже такая убежденная его сторонница, как Берггольц: «Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнаткахконурках очень раздражало и утомляло»
В общем, как говорили сами «слезинцы», «фаланстера на Рубиштейна, 7» не состоялась.
дание в стиле раннего конструктивизма спроектировал в 1927 году архитектор А. А. Оль. Он целиком подчинил внутреннюю планировку корпуса его функциональному назначению. Фасад у дома сдержанный, со сдвоенными балкончиками. Дом-коммуну построили ударными темпами, за два года: из дешевых материалов и без звукоизоляции. Жилище на бывшей Троицкой улице походило на гостиницу: 52 квартиры без кухонь и удобств соединялись длинным коридором, связывавшим две входные лестницы. Имелись общие для всех жильцов комнаты отдыха, детский сад, душевые и парикмахерская. В доме существовал и мало кому нужный солярий, где под скупым северным солнцем коммунары сушили белье, выращивали цветы, а дети катались на трехколесных велосипедах.
В голодные времена гордостью была коммунальная столовая. Жильцы сдавали свои продовольственные карточки в администрацию, платили 60 рублей - и ни забот, ни хлопот. С отменой продовольственных карточек (в 1935 году) столовая стала не нужна. Сметливые «слезинцы» несмотря на отсутствие кухонь, научились кашеварить на примусах и керогазах, установив их на подоконники. Постепенно жильцов стали раздражать маленькие квартирки, больше похожие на собачьи конурки, чем на человеческое жилье.

Просуществовав несколько лет, коммуна распалась. Идеи равенства, братства и свободы не прижились в коммунальном хаосе. Жительницей коммуны с 1932 по 1943 год была писательница Ольга Федоровна Берггольц - об этом свидетельствует мемориальная доска на доме. Отсюда ее увозили в 1937-м в Большой дом; тут перед войной умерли ее дочери - Майя и Ира; здесь угас от голода в блокаду ее муж: литературовед Николай Молчанов. Здесь она стала знаменитой благодаря передачам на радио блокадного Ленинграда. В квартире Берггольц и ее мужа Николая Молчанова, как и в большинстве других, принято было пить чай только из граненых стаканов - ни сервизов, ни тем более скатертей коммунары не держали.

Конструктивистские дома-коммуны, сталинские высотки и многоэтажки 1970-х годов - не просто жилые здания, а настоящие городские символы. В рубрике « » The Village рассказывает о самых известных и необычных домах двух столиц и их обитателях. В новом выпуске мы узнали у петербурженки Екатерины Старцевой, как устроена жизнь в «Слезе социализма» - доме-коммуне на улице Рубинштейна. Также мы публикуем фрагменты пока не изданной книги о «Слезе социализма» писателя Евгения Когана, который родился и долгое время жил в доме на Рубинштейна, 7.

Фотографии

Дима Цыренщиков

Архитектор : Андрей Оль

Дом-коммуна инженеров
и литераторов «Слеза социализма»

Адрес: Санкт-Петербург, улица Рубинштейна, 7, вход с Графского переулка

Постройка: 1929–1931

Жильё: 52 квартиры

Евгений Коган

писатель

«Первым писателем, с которым я встретилась в жизни, был Александр Куприн…» - это строчки из книги воспоминаний Иды Наппельбаум, и всё началось именно с неё, с Иды Моисеевны, потому что эти строчки не дают мне покоя. Потому что очень сложно быть спокойным, если, родившись в 1974 году, ты знаешь Александра Куприна через одно рукопожатие.

Чуть больше тридцати лет я прожил в этом доме. Я хорошо помню Иду Моисеевну - старенькую соседку, которая занимала квартиру двумя этажами ниже нас. Но в те годы мне не было и двадцати, в трёх домах отсюда находился Ленинградский рок-клуб, и мне было не до старых фотографий - то отсутствие интереса я не могу простить себе до сих пор.

Но вот пришло время, и меня накрыло. До какого-то момента я знал только то, что в нашем доме жила моя любимая Ольга Берггольц - её мемориальная доска висит на стене дома, - и Ида Моисеевна. Но в литературной коммуне - а наш дом когда-то был именно ею - не могли жить всего два писателя. Я задумался, кто ещё жил в этой конструктивистской «Слезе социализма», о ком мы не знаем, хотя должны бы.

Так и родилась эта книга - сборник не печатавшихся (за редким исключением) с довоенных времён произведений писателей, которые жили в доме 7 по улице Рубинштейна (когда-то Троицкой) в первые годы существования коммуны.

«От дома-крепости к дому коммуне» - так называлась статья, которая появилась в «Бытовой газете» в декабре 1929 года и которая возвестила о том, что в Ленинграде, на углу Троицкой улицы и Пролетарского переулка, начинается строительство дома-коммуны - конструктивистской «Слезы социализма». С этого момента идёт отсчёт истории дома, ставшего впоследствии литературно-инженерной коммуной, - дома, которому посвящали строки знаменитые писатели 1920–1930-х. Дома, о котором сейчас мало кто знает.

В те годы дому придавали большое значение. Начать с того, что строили его по проекту именитого архитектора Андрея Оля. «Бытовая газета» писала: «„Дом-коммуна“ не является в чистом виде коммуной. Это только переходная, необходимая ступень от буржуазного, ячейкового, строго индивидуалистического дома-крепости к коллективистическим коммунам будущего».

Ольга Берггольц, самая известная обитательница дома-коммуны, в книге «Дневные звёзды» посвятила этому дому несколько прочувственных страниц: «Я глядела на наш дом; это был самый нелепый дом в Ленинграде. Его официальное название было „Дом-коммуна инженеров и писателей“. А потом появилось шуточное, но довольно популярное тогда в Ленинграде прозвище - „Слеза социализма“. Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали „слезинцами“. Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале тридцатых годов в порядке категорической борьбы со „старым бытом“ (кухня и пелёнки!), поэтому ни в одной квартире не было не только кухонь, но даже уголка для стряпни. Не было даже передних с вешалками - вешалка тоже была общая, внизу, и там же, в первом этаже, была общая детская комната и общая комната отдыха: ещё на предварительных собраниях отдыхать мы решили только коллективно, без всякого индивидуализма.

Мы вселялись в наш дом с энтузиазмом, восторженно сдавали в общую кухню продовольственные карточки и „отжившую“ кухонную индивидуальную посуду - хватит, от стряпни раскрепостились, - создали сразу огромное количество комиссий и „троек“, и даже архинепривлекательный внешний вид дома „под Корбюзье“ с массой высоких, крохотных железных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой „строгостью“, соответствующей новому быту…

И вот, через некоторое время, не более чем года через два, когда отменили карточки, когда мы повзрослели, мы обнаружили, что изрядно поторопились и обобществили свой быт настолько, что не оставили себе никаких плацдармов даже для тактического отступления… кроме подоконников; на них-то первые „отступники“ и начали стряпать то, что им нравилось, - общая столовая была уже не в силах удовлетворить разнообразные вкусы обитателей дома. С пелёнками же, которых в доме становилось почему-то всё больше, был просто ужас: сушить их было негде! Мы имели дивный солярий, но чердак был для сушки пелёнок совершенно непригоден. Звукопроницаемость же в доме была такая идеальная, что, если внизу, в третьем этаже, у писателя Миши Чумандрина играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было всё слышно, вплоть до плохих рифм!».

А вот и разгадка тайны появления названия дома, которую даёт в своих воспоминаниях знаменитый драматург Александр Штейн: «Дом назывался в тогдашнем ленинградском просторечии „Слезой социализма“; так его назвал Пётр Сажин - тоже из племени бандерлогов, - и так его называли в Ленинграде все; даже Сергей Миронович Киров заметил как-то, проезжая по нашей улице имени Рубинштейна, что „Слезу социализма“ следует заключить в стеклянный колпак, дабы она, во-первых, не развалилась и дабы, во-вторых, при коммунизме видели, как не надо строить.

Название родилось, очевидно, и по прямой ассоциации: дом протекал изнутри и был весь в подтёках снаружи, по всему фасаду, и потому что дом был милым, симпатичным, дружеским, но всё-таки шаржем на быт при социализме. Без ванн в квартирах - к чему, есть ванны в коридорах, одна на две-три семьи, иди мойся, когда бывает горячая вода (правда, она бывает лишь два раза в неделю). Без кухонь - зачем, когда можно, сдав карточки, пообедать внизу, в общей столовой? Без передних - к чему эта барская блажь, когда можно раздеться у швейцара, к тому же похожего на горьковского Луку? Известный архитектор, строивший этот нелепый дом и собиравшийся в него въехать, в последний момент сбежал, поселившись в нормальной петербургской квартире, с ванной, кухней и даже передней».

Высота потолков

2,8 м

Санузел

раздельный

Двухкомнатная квартира

53 м²

Цена двухкомнатной квартиры

4 800 000 рублей 1

Аренда двухкомнатной квартиры

40 тысяч рублей в месяц

Екатерина Старцева, руководитель диджитал-направления в рекламной группе : Мы с моим молодым человеком сняли квартиру в «Слезе социализма» в июне прошлого года. Я долго искала такую квартиру. Дело в том, что жильё в центре - это либо полная жесть с точки зрения внешнего вида и удобств, либо стоит бешеных денег. Нам повезло, нашли компромиссный вариант.

Всё моё детство прошло в районе Староневского, а в студенческие годы я жила в новом доме на Васильевском острове. И вот впервые в жизни поселилась в квартире с газовой колонкой. Это интересный опыт.

Изначально по планировке эта квартира - как и все остальные в доме - была двухкомнатной, без кухни и без ванной комнаты. Люди мылись в общей душевой на этаже. Столовая была на первом этаже, а наверху, на крыше, - площадка, где можно было кататься на велосипеде и загорать. Я предполагаю, подобная планировка предотвращала кухонные разговоры про политику. Народ писал книги, ел в столовке и отдыхал наверху. В 1960-е годы здесь провели перепланировку, в каждой квартире сделали отдельную ванную комнату.

Здесь (Екатерина указывает на пространство, примыкающее к коридору. - Прим. ред.) была толстая стена, её снёс хозяин квартиры, когда делал последний ремонт несколько лет назад. Получилась кухня-гостиная, вторая комната - спальня.

Дом устроен следующим образом: пять этажей, две парадные, по три квартиры на каждом этаже. У нас, в отличие от первой парадной, необычный вход - как будто в норку. Насколько я знаю, раньше центральный вход был с улицы Рубинштейна, но сейчас через него не попасть. Выход на крышу тоже закрыт. Внизу - подвал, который сейчас затопило.

В «Слезе социализма» нет случайных людей - снимаем только мы. И мы же самые молодые. Остальные - дети, внуки и правнуки первых жильцов. Много бабушек и их детей - последним в среднем лет по 40. В целом интеллигентные люди, но некоторые - так случилось - немного неуспешные. Их квартиры, наверное, стоят довольно дорого, но они в основном с плохим ремонтом. Да и не хотят люди отсюда уезжать, потому что всю жизнь тут прожили.

Cейчас у соседей общая проблема, объединившая всех, - борьба с рестораном на 350 квадратных метров, который хотят организовать на первом этаже. Эта площадь давно пустовала. Жители справедливо говорят, что если наш дом - с историей, нужно делать музей (например, Ольги Берггольц), но никак не ресторан. Мне тоже кажется, что ресторан - не лучшая идея. И вот люди ходят к собственнику, ругаются, пишут письма в различные инстанции. Я периодически, если надо, подписываюсь под коллективными воззваниями. В активной фазе эта история уже года полтора. За это время у помещения на первом этаже сменился собственник и начался активный ремонт. Жильцы предлагают изъять помещение у собственника и выдать ему равнозначное где-нибудь в другом месте. Но, если помыслить логически, это маловероятный сценарий. И, кстати, в этом - дух социализма: забираем собственность - и отдаём взамен где-то ещё.

Из обращения жильцов дома к депутату Законодательного собрания Петербурга Борису Вишневскому: «На нашей далеко не самой длинной в мире улице, носящей имя великого Российского композитора Антона Рубинштейна, разместилось более 60 ресторанов, кафе, баров. <...> Не пора ли остановить эту вакханалию в самом центре культурной столицы!! Мы предлагаем использовать первый этаж нашего дома для размещения в нём центра патриотического и культурного воспитания имени Ольги Берггольц. Нам кажется логичным и справедливым, если на пустующем первом этаже нашего дома будет создан культурный центр имени знаменитой петербурженки. Он объединил бы поколения петербуржцев: тех, кто пережил блокаду, и молодёжь, школьников, мало знающих о войне. <...> Духовное развитие, воспитание любви к родине, сохранение исторической памяти о тех, кто, невзирая на все, подчас смертельные, сложности, заботился именно об этом несоизмеримо более важном, чем забота о вкусной и полезной (полезной ли?) пище. Так считаем мы, и уверены, что такого же мнения придерживается и руководство нашего города».

Впрочем, статус улицы Рубинштейна как главной ресторанной в Петербурге меня вполне устраивает. Поэтому мы сюда и переехали. Мне нравится, что тут постоянно народ: пьют, поют. Ну, мы-то смеёмся над этим, а местным бабушкам, конечно, некомфортно. И я могу их понять.

Несколько лет назад была идея - и я даже знаю людей, которые инициировали эту кампанию. Они довольно активные ребята, но я не могу их поддержать. В целом я не против идеи пешеходной ресторанной улицы, в Европе много таких примеров. Но как автомобилист не представляю, каким образом это можно сделать на Рубинштейна. Если её закрыть, Пять углов встанут.

Жильцы дома паркуются во дворе. Ещё здесь паркуется «География» - сотрудники добрые, всем раздают ключи, поэтому парковка забита. Также тут паркуется Испанский центр культуры. А в остальном никакой дворовой жизни тут нет. Единственное: ребята - работники «Географии» постоянно курят. Они позитивные, всегда помогают.

Потопы тут случаются. Мы живём на втором этаже. Летом уезжали в отпуск. И, как назло, в это время будущий ресторан, с которым воюют жильцы, решил прочистить трубы. В итоге у нас вода хлестала через раковину. Плавало всё! Мы когда приехали, просто обалдели. В ресторане же сказали: «Бывает, что вы переживаете». Владелец квартиры смирился и поменял пол. Я же теперь готова ко всему.

Наши бабушки говорят, что из-за работ на первом этаже дом пошёл трещинами и скоро рухнет. Я в это не верю, но они всерьёз негодуют. А ресторан на это парирует, что трещины - из-за нарушения технологии строительства лифтов (как раз сегодня запускают лифт, спустя год ремонта). Лифтовики, конечно, отвечают, что они ни при чём. Неясно, кто прав.

Из других минусов - пресловутая газовая колонка: постоянные перебои с напором воды. И качество у воды странное - она как будто чем-то пахнет. С электричеством проблемы: нельзя одновременно включить чайник и пылесос - мгновенно вырубает. Но в целом каких-то больших бытовых сложностей тут нет.

Зато есть балкон. На него нельзя выходить, так как он в аварийном состоянии: может рухнуть прямо на Рубинштейна. Снаружи он довольно страшный, ремонтировать его не собираются.

Большой плюс - здесь ничего не слышно. Я иногда наглею - врубаю музыку на полную. Или можно пылесосить ночью - никто ни разу не приходил. И я никогда не слышала соседей, даже немного странно.

Ещё тут своеобразное отношение к мусору. Я как-то хотела что-то выбросить - меня поймал за руку сосед: «Вы что, это бесценная вещь!» Ну хорошо, забирайте. И никто не гадит, это так удивительно для центра. Раньше тут висела табличка «Дом высокой культуры быта» - справедливое замечание.

Каждый раз, когда я прохожу по , моё внимание привлекает этот странный дом. Шестиэтажная пятиэтажка. Сначала я думала, что дом построен на месте какого-то старого здания, разрушенного бомбёжкой в войну. Но оказалось, он построен ещё раньше. Это дом-эксперимент, созданный для борьбы с традиционны бытом с помощью послереволюционной коммуны. Без кухонь, один санузел на весь этаж, хотя предусматривались комнатки для домработниц (интеллигенция же не может сама себе мыть окна и чистить единственный на этаже сортир). Спроектировал этот эксперимент А.А. Оль, один из авторов "Большого дома" на Литейном, 4, и милых трёхэтажных домиков на зеленой тогда окраине города - в Лигово и Сосновой поляне, предназначавшихся для ушедших на покой партийных деятелей.

Дом на углу Графского и Рубинштейна был построен на паях и назначался по первоначальному плану для технической интеллигенции. Но так случилось, что проживала в нём в основном интеллигенция творческая.

Тут, в квартире № 30, на пятом этаже, проживала женщина, чей барельеф теперь вмонтирован в стену дома. С 32 по 43 год - чуть более десяти лет. Для неё этот дом - дом потерь. Именно в этот период она потеряла трёх детей, двух мужей. С первым, она правда была уже в разводе, что не помешало органам ОГПУ арестовать её, когда бывшего мужа расстреляли обвинив в заговоре. Саму Ольгу спас своим заступничеством Александр Фадеев, который в тот момент был в фаворе у власти.

В 39-м Берггольц была освобождена и реабилитирована. А в августе 41-го она приходит на радио и спрашивает, чем она может помочь. В 42-м от голода умирает её второй муж, но Берггольц продолжает работу на ленинградском радио. Репортажи с фронта, стихи. Всё, чем она могла поддержать ленинградцев, это своим почти ежедневным обращением к ним.

Кто-то удивится - как так? Коммунисты сделали ей столько зла, а она... А она могла понять, что большинство в осаждённом Ленинграде вовсе не коммунисты, а такие же как она страдающие люди, которые живут на грани срыва, на шатком равновесии жизни и смерти от голода и холода, а порой и просто от паники. Именно они больше всего нуждались в её помощи, хотя бы - в её голосе, который не давал потерять надежду окончательно.

В советское время Берггольц, хотя и признавали и даже вручали награды, но недолюбливали, считая её стихи слишком мрачными и маложизнерадостными. "Слишком много страдания в её стихах" - упрекали критики. Так не полагалось.

После войны была другая жизнь, был третий муж, но не было детей - тот выкидыш после побоев в ОГПУ оказался роковым. Берггольц иногда печатали, даже экранизировали два произведения "Дневные звёзды" и "Первороссияне", но большинство её произведений опубликовано только после 1990 года, через 15 лет после её смерти.

Возлядовская А.М.