Меню
Бесплатно
Главная  /  Праздники  /  Писательская деятельность. Писатель – хобби, творчество или престижная работа? Можно ли научиться писать

Писательская деятельность. Писатель – хобби, творчество или престижная работа? Можно ли научиться писать

Я сидел дома и писал. Я хотел написать роман из современной жизни и в течение нескольких месяцев прилежно работал. В один прекрасный день я собрался и уехал в Терпилицы - мне захотелось повидать няню. В Терпилицах я продолжал писать. Я писал днем, а по вечерам разговаривал с няней. Моего друга Калины в Терпилицах уже не было. Он ушел из имения незадолго до смерти отца и, по слухам, поступил где-то на юге в актеры.

У книг, как и у людей, есть своя судьба. Судьбой того, что я писал, было не появиться на свет божий. Написал за свою жизнь я много, но напечатаны были только две книги - одна, упомянутая мною раньше, по-французски, другая - “Петр Басманов и Марина Мнишек, две драмы из истории Смутного времени”; еще я перевел первую часть “Фауста” Гете, которая также была опубликована. Писал я, потому что мне хотелось, и занятие это давало ощущение радости и мира с собой. Но я никогда не умел возвращаться к уже написанному - судьба написанного меня не интересовала. Полагаю, что ни я сам, ни общество ничего не потеряли. Моей “Марине Мнишек” не повезло. Драма показалась интересной директору Императорских театров И.А. Всеволожскому, он предложил ее театральному комитету, Стрепетоваготова была взять роль Марии Мнишек в свой бенефис, но театральная цензура выбора не одобрила. Почему? Только Аллаху известно.

Комедии “Наши авгуры” повезло еще меньше. Эта пьеса высмеивала наших журналистов, и никаких сложностей с ней я не предвидел. Печатать ее, однако, не разрешили, и цензор, добродушный и немолодой человек по имени, если не ошибаюсь, Фридберг, объяснил почему. Цензоры, согласно его объяснению, опасались, что публикация этой пьесы еще больше обострит отношения их с журналистами, которые и так были плохи.

Странной была история с переводом “Фауста”. Цензор потребовал “смягчить” некоторые места. Я решил поговорить с цензором Петербургского цензурного комитета лично. Я упомянул, что два перевода “Фауста” уже опубликованы.

Я знаю, - сказал он. - Но переводчики согласились внести изменения во многие места, которые могли бы вызвать недоумение у читателя.

Менять мне ничего не хотелось.

Есть ли у меня право подать жалобу министру?

Жалуйтесь кому угодно, - сказал он неожиданно очень грубо. - Только не мешайте мне больше работать. И поверьте, что министр вам не поможет.

Историк Сергей Татищевбыл персоной грата в высших правительственных кругах и, выслушав мой рассказ, посоветовал мне поговорить с главным цензором Феоктистовым, предложив представить меня ему. Договорились встретиться на обеде в Английском клубе в ближайшую субботу, когда обычно там собирались другие члены клуба, полагая, что и Феоктистов там тоже будет.



Придя в субботу в клуб, я попросил распорядителя оставить рядом с собой свободное место, так как ожидал друга. Спустя некоторое время к столу подошел незнакомый мне господин и хотел сесть рядом. Я сказал, что место занято для Татищева.

Он не придет, - быстро ответил господин. - Я от него, его при мне вызвали в Москву, куда он и уезжает сегодня же вечером.

Господин сел, и мы начали беседовать. Мне было досадно, что Татищев не смог прийти, и я спросил господина, не знает ли он, как выглядит Феоктистов и в клубе ли он.

О да, я с ним вполне близко знаком. Вам он нужен?

Я рассказал ему о моем деле и со всем доступным мне юмором описал мой разговор с цензором.

Да, - сказал он, - достучаться до цензоров, как, впрочем, и до всех остальных, иногда невозможно. Но думаю, что вашему делу можно помочь.

Он достал свою визитную карточку и написал на ней несколько слов. Незнакомый господин оказался Феоктистовым.

На следующий день я поспешил к цензору, который встретил меня весьма враждебно и вместо приветствия сказал, что для меня времени у него нет. Выражение его лица изменилось, как только я предъявил ему карточку Феоктистова. Он позвонил и вошедшему секретарю приказал оформить бумаги, разрешающие публикацию “Фауста”.

Но судьба одной из моих пьес меня до сих пор печалит. Пожалуй, из всего, что я написал, это было единственным, что мне действительно нравилось. В пьесе была изображена Екатерина Великая, хотя, разумеется, не появлялась в ней как действующее лицо, поскольку изображать на сцене монархов цензура не разрешала. Я показал ее четырем приятелям, которые служили театральными цензорами, чтобы узнать, будет ли она пропущена. Им пьеса понравилась, и меня они хвалили, говоря, что запрещать ее не за что, но пьесу не пропустили.

Много лет спустя эту пьесу хотел поставить Малый театр. Меня попросили добавить пятый акт и внести изменения в некоторые сцены. Изменения пьесу испортили, а пятый акт не удался, и пьеса так и не была поставлена. Все это сейчас утратило всякое значение, а пьесу вместе с остальным моим архивом, вероятно, сожгли большевики.

Вернувшись в Петербург, все написанное я перечитал и сжег. И вновь начал бродить по улицам, все мне опять не нравилось, и больше всего не нравился себе я сам. Но затем я еще раз принялся писать, и, как и раньше, это меня увлекло. С людьми я встречался все реже и реже. Когда я уставал, то ходил в дворянские маскарады.

В то время маскарады еще не превратились в места встреч женщин, ищущих приключений, и мужчин, платящих им. В этих маскарадах бывали женщины из почтенных дворянских семей, немолодые серьезные отцы семейств, военные и члены императорской семьи. Эти маскарады, как известно, страстно любил покойный Николай Павлович, и по Петербургу еще во время его жизни ходило много анекдотов о его приключениях. Вот один из них.

Я тебя знаю, - сказала ему маска.

Обращение на “ты” в маскараде было обычным, и фраза “я тебя знаю” была стандартной. Но при обращении к тем, кого все знали, говорить “ты” было не принято.

Действительно? - отвечает Царь. - Откуда тебе может быть известен такой бедный и незначительный человек, как я? Но ты знаешь, ведь и я тебя знаю.

Скажи мне, если ты знаешь.

Старая дура, - отвечал Царь.

Однажды Потапов в разговоре со мной упомянул своего брата.

У вас есть брат? Странно, что я никогда не слышал о нем.

Александр Львович улыбнулся и рассказал мне, что произошло с его братом. У его брата, двадцатилетнего гусара, миниатюрного, как у всех Потаповых, сложения, были удивительно красивые руки. Однажды он явился в маскарад переодетым женщиной и привлек к себе внимание Царя. Молодой человек был остроумен и находчив, и Царю понравился. Бродя по залам маскарада и разговаривая, они вошли в небольшую гостиную, открытую обычно для всех. Но на этот раз гостиная для посетителей маскарада была закрыта, о чем Потапов, разумеется, знать не мог. Когда они остались вдвоем, Царь начал целовать руки маски и клясться в любви. Переодетый гусар, как легко себе можно представить, страшно испугался. Он выбежал из комнаты, смешался с толпой, добрался до лестницы, сбежал вниз, сел в коляску и уехал.

Узнайте, кто эта женщина, - приказал Царь начальнику полиции Кокошкину. - Я буду ждать вашего доклада.

Разъяренный Царь отправился во дворец. Прошел час, другой. Нетерпение и гнев Царя возрастали, а Кокошкина все не было. Наконец он появился.

Ну? - спросил Николай Павлович.

Идиот. Я приказал тебе узнать, кто скрывался под маской, а ты суешь мне в нос гусара Потапова. Кто скрывался под маской?

Офицер гвардии Потапов, Ваше Величество.

Потапова отчислили из гвардии и выслали в деревню где-то на краю света, откуда он не имел права никуда выезжать. Только при Александре II ему было позволено выехать за границу, но без разрешения когда-либо вернуться в Россию.

Вера

В один из таких дней, когда я увлеченно писал, я получил письмо от незнакомой женщины, которая настойчиво просила меня прийти в ближайший маскарад. Письмо я выбросил и в маскарад идти не намеревался, поскольку мысли мои были заняты другим. Но в день маскарада, сидя за работой, я вдруг вспомнил о письме и, хотя и решил никуда не ходить, вдруг встал, быстро как автомат собрался и отправился в маскарад.

Едва я вошел в залу, ко мне подошла дама в черном домино и дотронулась до моей руки. При звуке ее голоса что-то знакомое и дорогое вспомнилось мне, что-то будто пришедшее из другой далекой жизни, а может быть, и из снов.

Ты не узнаёшь меня? - спросила маска.

Нет, - сказал я. - Но мне кажется почему-то, что ты не совсем незнакома мне. Ты счастлива, что мы встретились?

Да, - сказала маска. - Все это было так давно, это было весной в Ракитне. Ты помнишь?

Вера! - почти вскрикнул я.

И я вспомнил удаленную от всего мира деревню, старый сельский дом с колоннами у спящего пруда. Я вспомнил скамейки, цветущие сирень и жасмин и далеко разбегающиеся зеленые поля. И так, будто это было вчера, я увидел перед собой старомодную семью - энергичную хозяйку дома с белыми буклями, улыбающегося пожилого хозяина, утоляющего жажду клюквенным морсом, и очаровательную простую девочку, выросшую вдали от центра. Я вспомнил последний вечер, который я провел в моей любимой Ракитне. Были светлые и долгие, какие-то бледные сумерки, сильный запах цветов в саду, и, завороженные этим загадочным светом, мы обнялись, ничем не нарушая спокойствия вечера. И ангел тишины пролетел мимо нас. На какой-то момент наши души поддались музыке и цветению этого вечера, но мы не смогли найти слов для этой радостной песни в то время.

Как давно это было, - сказал я. - Как сильно мы и все вокруг изменилось с того времени. Я ничего не слышал о вас все это время.

Я давно замужем, - сказала она.

Вы счастливы?

Да. Мой муж хороший человек. У меня двое детей, чудесные дети. Больше мне ничего не надо. А вы? Вы счастливы?

Нет, - ответил я.

И вдруг этому, едва знакомому мне человеку, с которым судьба соединила меня на один короткий вечер, я рассказал историю моей жизни так, как говорят на исповеди.

Нет, нет, - сказала она. - Так жить нельзя. Возьмите самую первую работу, которая попадется вам, возьмите на себя какой-нибудь груз, запрягите себя в любую деятельность, наденьте на себя ярмо, любое ярмо, и усилие даст вам силы жить, работа сама вытащит вас.

Эта сама по себе незначительная встреча (между прочим, в духовном мире человека ни измерить, ни взвесить ничего нельзя, так что ничего ни значительного, ни ничтожного нет), так вот, эта встреча заставила меня принять решение, совершенно изменившее мою жизнь. Я принял решение перестать быть нормальным жителем этой земли и взять на себя бремя, как и посоветовала мне моя очаровательная собеседница, я решил, что мне нужно ярмо. Вскоре я такое ярмо нашел. Услышав, что в Харьковской губернии продается большой участок леса на хороших условиях, я решил купить его и начать там новую жизнь.

В ярме

Я проверил свои финансовые дела и обнаружил, что они в ужасном состоянии. Следует заметить, что я сделал почти все, чтобы довести их до такого состояния, впрочем, и мой адвокат несколько помог этому. Остававшихся у меня денег едва хватило, чтобы заплатить за участок. Я продал лошадь и экипаж, оставил картины в доме своего друга, внес задаток и отбыл на мое новое место жительства, представлявшее из себя только лес и болотистую долину вдоль реки Донец. На всей моей территории не было ни одного большого дома, и только в лесу стояли три избушки, в которых раньше жили лесничие. Одну из них чисто вымели, побелили, и она стала моим жилищем. В одной из маленьких комнат расположился я, в другой - мой управляющий, обедневший дворянин, у которого во времена крепостного права был всего один крепостной. В качестве слуги у нас работал украинец, умевший готовить борщ и галушки. Интерьер моего прекрасного жилища стоил мне меньше ста рублей (кровать я привез с собой), конюшня стоила 313 рублей, 100 рублей я заплатил за отличную тройку лошадей, еще 100 - за подержанную коляску, 13 - за отличную верховую лошадку размером с крысу и 100 - за другую верховую, чистопородного кабардинца. Седла я привез из Петербурга. И отшельником я стал жить в этом темном лесу.

Сделка оказалась удачной. Расчищенной земли на моем участке не было, но выращивать что бы то ни было я не собирался и, разумеется, не знал как. Лес же был великолепный и при умении мог стать источником неожиданного дохода. Капитала у меня не было, делами я никогда не занимался, но здравого смысла, как оказалось, у меня хватало. И я поступил с моим лесом самым оригинальным образом. Я начал продавать его и, не очень зная, как это делается, продавал его на глаз. Покупателей было много. Некоторые покупали для своих нужд, некоторые для строительства шахт.

Стояла поздняя осень, вставали мы в 5 утра, когда на дворе еще было темно, ели борщ и все, что оставалось от обеда, надевали полушубки и валенки и уходили валить лес. Возвращались в сумерки, замерзшие и очень усталые, ели вечный борщ с куском мяса и в 8-9 часов вечера засыпали. Таким образом, день за днем, я прожил почти два года. Только по субботам я возвращался раньше и уезжал в Голубовку, где жили знакомая мне семья и несколько французских инженеров, и мы проводили вместе воскресенья. Как-то зимой я заболел и пролежал несколько недель в холодной избе без какой бы то ни было помощи; это было ужасное время. Чтобы не волновать моих родных, я ни о чем им не сообщал. Написал только, что купил большое поместье в Харьковской губернии, и бывшая Зайка, которая теперь стала Дашей, прислала мне из Флоренции письмо с просьбой сфотографировать дом: “Я представляю себе, как ты, наверно, все украсил”. Через полтора года я выплатил стоимость своего поместья.

Деньги на юге в то время, в буквальном смысле слова, валялись на земле, и только ленивый не подбирал их. Очень скоро я расплатился за участок и в этой же деревне на противоположной стороне реки купил у вдовы священника дом. В доме было пять комнат, я приобрел мебель, она не была ни особенно старой, ни особенно необычной, но жизнь моя стала намного приятнее. При доме были конюшня и несколько специальных помещений. Все это стоило мне 8 тысяч. Раза два за зиму я ездил в Харьков по делам. Мое дело расширялось. Когда я теперь приезжал в город, то останавливался в отеле “Франция” и деревенским отшельником себя больше не чувствовал. Я стал посещать театр и скоро познакомился со всем городом. В Харькове тогда жило немало богатых дворянских семей, среди которых были князья Голицыны, графы Сиверсы, Миклашевы, Данзасы и другие. Был там некто Похвостнев, унаследовавший поместье Донец-Захаржевского. Он выписал из Парижа труппу и организовал французский оперный театр. Билеты в него не продавались, но бесплатно рассылались знакомым. За представлениями нередко следовал ужин, устраиваемый прямо в театре. Губернатором в то время был князь Кропоткин, о котором я уже упоминал. Находился в Харькове в то время и мой кузен, генерал-адъютант барон Корф, командир гусарского полка. Одним словом, жизнь была вполне приятной. Но в городе я долго не задерживался. Я торопился вернуться в мой лес. Жить отшельником было нелегко, но работа действительно дает силы жить, и я был доволен и жизнью и собой.

Соседи

Зайка сообщила мне о своей помолвке с Обуховым, и я обещал приехать к ним на свадьбу в Висбаден. Мое дело продолжало расширяться; мне везло. Летом я занимался продажей леса и, когда у меня было свободное время, иногда навещал соседей. Местные дворяне, мои соседи, были людьми необразованными, но оригинальными и вполне возбуждали мое любопытство, тем более что с отдаленными частями России я знаком не был. Один из моих соседей, богатый помещик Голубев, оказался современным Плюшкиным. У двери его спальни на ночь привязывали медведя, который охранял его и сокровища его жилища. На всех окнах его дома были решетки. Когда я приезжал к нему и говорил, что голоден, он предлагал мне стакан кофе с сухарем. Когда я уверял его, что мне ничего не надо, он также предлагал мне кофе, но без сухаря, зато клал в чашку с кофе пять кусков сахару, приговаривая при этом, что не каждый день случаются у него такие приятные гости, потому-то и сахару ему для меня не жалко, ведь ему точно известно, что у себя дома кофе я пью без сахара.

К числу моих соседей принадлежала и очень красивая и богатая вдова. Ее любимым развлечением была охота. Она держала большую свору собак, псарем у нее служил давно разорившийся и опустившийся помещик. Этого человека, своего бывшего любовника, она держала в черном теле, обращалась с ним как со слугой и во время обеда за стол с собой никогда не сажала.

Раз я плачу ему деньги, он мой раб, а не равный мне, - объясняла она.

У третьего соседа, как в добрые старые времена, был гарем, в котором жили уже не крепостные, а простые крестьянские девушки. Помещик вел себя как работодатель: он платил каждой из них по шесть рублей в месяц и всех кормил; за евнуха состояла в гареме его собственная мать, суровая и молчаливая женщина, с непостижимыми для меня нравственными устоями, но при этом казавшаяся религиозной и тщательно следившая за соблюдением церковных обрядов.

Жена Потифара

Однажды я посетил вдову одного из местных помещиков, где вынужден был сыграть чудесную и постыдную роль Иосифа: я бежал, преследуемый картинами моей гибели. Эта вдова была простой украинской женщиной, бывшей крепостной, на которой ее хозяин женился после того, как у нее родился второй ребенок. Она была почти с меня ростом, а я чуть выше двух метров, в два раза меня шире, но тем не менее очень красивая. У нее были кулаки как у борцов-тяжеловесов, о ее огненном темпераменте рассказывали легенды по всему уезду.

Однажды, проезжая мимо ее поместья, я был застигнут грозовым ливнем такой силы, что ехать дальше было невозможно. Я постучался к ней, представился. Она пригласила меня зайти, накормила очень вкусно, угостила вишневкой и сливовицей, и мне было интересно ее слушать. Во время обеда я не мог не заметить, что ногой она пытается подавать мне какие-то знаки. Я насторожился.

На дворе же происходило нечто невообразимое - гремело, лило как из ведра, и я вынужден был остаться ночевать. Предвидя нападение, я закрыл дверь на ключ и начал ждать, что произойдет. Когда в доме все стихло, я услышал звук босых ног, и за ручку моей двери потянули. Слава Богу, она была закрыта. Но, подумал я, если она потянет за ручку сильнее, никакой замок все равно не выдержит.

Как жаль! - закричал я. - Я не могу открыть дверь. Я подвернул ногу и не могу подойти к двери.

Зачем же вы закрыли ее на ключ?

По ошибке! - прокричал я в ответ. - У меня ужасно болит голова, и я очень плохо соображаю, что делаю.

Ничего, - ответила моя хозяйка. - Я сейчас все исправлю. Ждите, я через минуту буду у вас.

Как же вы попадете сюда?

Я открою окно, вот только найду зонт.

Я испугался не на шутку и, как только стих звук босых ног под моей дверью, выпрыгнул в окно, бросился к конюшне, оседлал лошадь и добрался в конце концов домой, мокрый как мышь, но невредимый.

С тех пор я избегал даже приближаться к дороге, которая могла привести меня к ее дому. Мало ли что могло случиться!

Размежевание

Пару слов о наивности наших далеко не простых крестьян. Когда я жил в лесу, я подружился со многими из своих покупателей. Они относились ко мне с доверием, может быть потому, что не причисляли меня к господам, - даже не знали моего имени и называли меня просто Бароновым, думая, что это и есть моя фамилия. Однажды комиссия из двух деревень пришла ко мне с двумя картами. Мужики просили помочь им размежеваться полюбовно. Принесли план. Приступили. Смотрю - план моей дачи.

Да это, мол, Марьевка, - говорю.

Она самая и есть в аккурате.

На что же вам делить чужое добро?

Царь скоро прикажет всю землю поделить между крестьянами.

Какой вздор, откуда вы это взяли?

Верно говорим.

Кто вам это сказал?

Тут недавно один студент приезжал. Он сам, говорит, царскую золотую грамоту видел. Велено у господ земли отбирать.

Ну ладно, - говорю. - Я у тебя, Карпенко, на днях торговал коня, так волоки-ка его ко мне на двор.

А что, разве дашь двести целковых? А то только полтораста сулил.

Ничего не дам. Зачем? Ты мое добро берешь, я твое.

Да за коня-то я денежки платил. Сто рубликов отвалил.

А я за землю по сорок семь за десятину дал.

Конь животна. Его нужно вырастить, выходить, а земля, значит, Божья, всем принадлежит.

Зачем же, коли всем, ты ее хочешь себе взять, а не отдать соседу. Зачем же вы спорите о границе? - Смеются.

Ну, прощевай.

Заходите.

Ушли. Сегодня успокоились, завтра за то же возьмутся. Студенты научат.

Ученье о Божьей земле, насколько знаю, тоже недавнего происхождения. Прежде о Божьей земле что-то не было слышно. Но интеллигенция распиналась, чтобы убедить мужика, что это так должно быть, а мужик, хотя не очень-то этому верил, если и не уверовал, то сделал вид, что верит. Авось и выгорит. Студенты тогда, да, впрочем, и потом больше не учились, а "ходили в народ" (это тогда так называлось) и трубили о том же. Благое дело довершил... (вероятно, за эту дерзость меня предадут анафеме даже многие, которые знают, что это так, но не дерзают это высказать) "Великий старец" граф Лев Николаевич Толстой. Он перестал писать свои гениальные произведения и, отрешившись от сует мирских, предоставил умножение своих личных доходов своей жене, графине Софье Андреевне, сам создал целую ораву пропагандистов, которые и успели окончательно сбить темный народ с толку. Теперь эта "Божья земля" ничья, вернее принадлежит всем. "Но ее не разрабатывают, она не родит, и владеющий ею народ пухнет от голода и от голодухи вымирает. Интеллигенты, скитающиеся на чужбине, собирают для голодающих в России у голодающих за границей беженцев деньги, проливают в печати слезы, благословляют память "Великого старца" и не сознают, что первоначальные виновники этих бед они сами.

Однажды я стояла перед зеркалом – взрослая, образованная, имеющая семью и работу, и вдруг подумала: есть ли что-то за внешними ролями, какова моя глубинная суть. Тогда во мне и проснулся писатель, наружу стали выпрыгивать разные истории – смешные и грустные, сначала очень короткие, а потом и длинные. Я задавала вопросы, я искала ответы, мне очень хотелось делиться тем, как я вижу эту жизнь, наш мир. К моей радости, истории нашли отклик, мои рассказы появились в журналах и сборниках, а потом вышли первые книги.

Писательство стало для меня образом жизни, я пристально наблюдала, стараясь видеть скрытую сторону вещей, и рассказывала об этом. Сейчас, когда у меня вышло более пятнадцати книг, я могу назвать себя профессиональным писателем. У меня легко выходит работать в заданных сроках, я люблю рамки – это тонизирует, подпитывает трудолюбие, тренирует вдохновение. Но для меня всегда очень важно писать с радостью, с желанием заниматься именно этим делом. Все натужное – мертво, лишь со страстью рождается искусство. По натуре я не графоман (в хорошем смысле этого слова), потому порою мне требуется восстановление – время собирать камни.

Свою первую книгу я написала в шутку, за компанию – подруга предложила вместе поучаствовать в литературном конкурсе. Победителем тогда я не стала, но очень полюбила свой текст. Захотела ему счастливой судьбы и разослала по всем издательствам, которые принимали «самотёк» – рукописи начинающих авторов. Мне ответили из двух издательств, а через два года (тогда это казалось вечностью) в вышла моя первая книга. С тех пор я сотрудничаю с «Эксмо» и ИД «Фома».

По-прежнему есть трудности с публикацией текстов, выходящих за рамки имеющихся серий. Раскручивают тех, кто приносит доход, а доход приносят – раскрученные. Только творческий человек с изрядной чудинкой может прокрутить это кольцо, как хулахуп, не оказавшись при этом белкой в колесе.

Все трудности писательского дела – сложность продвижения, низкие гонорары и высоколобая критика – может окупить лишь счастливое время, проведённое наедине с текстами. Успех приходит лишь к тому, кто искренне любит свое дело. Тексты, как наши дети – мы можем создавать их, на первых порах делая всё для того, чтобы они нашли себя в этом мире. А дальше – отпускать и принимать как их горькие неудачи, так и великие успехи…

Писательство – хобби или работа?

Марика Ми, писатель

У меня не было, как у некоторых, какого-то переломного момента или озарения типа «Писать – это мое призвание». Но всю свою жизнь, сколько себя помню, я сочиняла истории, а как только научилась писать, стала их записывать.

Для меня писательство – это определенно работа. И, на мой взгляд, это один из ключевых моментов, который нужно осознавать. Если писательство рассматривать как , то это развлечение. Ты никому ничего не должен, пишешь, когда захочешь, сколько захочешь и как захочешь. Но и результат получается соответствующий. А когда ты после работы садишься ещё на несколько часов каждый день, несмотря ни на что – это уже никакое не хобби, а такая же работа. Конечно, есть и исключения, но обычно именно с таким отношением к писательству становятся профессионалами и добиваются публикаций и тиражей.

Но главное всё же - отношение. Я всегда относилась к написанию книг как к работе, пусть она пока не приносит денег или приносит, но мало.

Сложно описать какой-то «типичный» мой день, так как они зависят от остальной моей деятельности: учёбы, работы и т.д. Раньше я старалась ставить себе нормы по количеству слов, но отказалась от этого: редактура и обдумывание сюжета – не менее важные вещи, но в итоге отходят на второй план, так как вроде и не считаются.

Главные мои принципы: работать регулярно, заранее определённое количество времени, но при этом обязательно оставлять время на отдых, на «заточку пилы». Раньше я работала без выходных, но теперь хотя бы один день даже не открываю редактор и стараюсь не думать о тексте.

Вдохновение, конечно, важно. Но обычно оно приходит в процессе писательства. Делаешь себя чаю, нехотя садишься, расписываешься... И вскоре сама не замечаешь, как процесс пошел. А сидеть в Фейсбуке и ждать, когда же озарит, можно долго.

Отдельно хочу сказать про работу с аудиторией. Хочется нам этого или нет, но сейчас именно автору нужно работать над продвижением себя и своих произведений. Поэтому отдельным пунктом идёт общение с читателями: ЖЖ, писательская группа во ВКонтакте и т.д. Мне повезло: мне нравятся мои читатели и общаться с ними здорово, но иногда приходится писать пост через не хочу, особенно когда обещала и люди ждут.

Уверена, писательство вполне может стать основным источником дохода для автора в России – при хороших роялти и тиражах. Это не так нереально, как многим кажется. У меня достаточно много знакомых писателей, которые нигде больше не работают, только книги пишут. Но и такого, что с первой книги ты станешь миллионером (другой распространенный миф), не будет. Нужно работать, много писать и продвигать себя.

На одном англоязычном писательском сайте говорили, что настоящий успех приходит после седьмой книги. Может, это и преувеличение, но обычно 3-4 книги написать и опубликовать придётся, прежде чем сформируется своя аудитория и пойдет серьёзная отдача.

Можно ли научиться писать?

Началось всё с дедушки (он был достаточно известным поэтом) и теста по : в двенадцать лет получила результат – «быть вам писателем». Где я и где писатели? Но всё, что я делала, сводилось к стихам и зарисовкам. И всегда было ощущение, что донести идею и мысли будет грамотнее через произведение. Ребёнок быстрее примет ценности через сказку, например, чем через нотацию.

Для меня писательство, скорее, образ жизни. Я пишу всё и обо всём, заряжаю окружающих писать свою историю. В этом есть рабочая сторона, есть и увлеченческая. Одинаково жизненно писать для души, писать под заказ, вдохновлять, направлять, делиться тем, в чём осведомлена.

Можно ли научиться писать? Вижу на практике – можно. Если создать творческий фон, вдохновить на знакомство с теорией, подружить с практикой – это и будет эффективное обучение. Закончить литинститут для этого можно, но не обязательно. Важно найти среду, где ты развиваешься как творец. Кому-то подойдут жёсткие курсы, кому-то творческие, а кому-то структурированный институт.

Но курсы не дадут углублённых знаний по литературоведению. Зато дадут практику и внутреннюю кухню книгоиздания. Если вы знаете фундаментальные основы, практика ляжет в нужном направлении.

Писательский путь у всех разный. Иногда приходит женщина в метаниях: моё - не моё? А через несколько месяцев читаешь текст, разрывающий душу. У нас на писательской мастерской есть Ирина Кубанцева, вот её путь примерно такой.

Не важна профессия, важно желание. Вот Анна Воронина – , математик до кончиков пальцев, недавно и подумать не могла, что станет писать, а сегодня её стихи и сказки печатают СМИ и альманахи.

Любовь Холов, автор романа «Дорога к призванию», долго сомневалась: нужны ли её истории - девушки, которая приехала из российской глубинки в Америку? А сегодня тысячи читателей благодарят за книгу, вышедшую в питерском издательстве.

Ольга Струговщикова поставила задачу написать книгу, села и сделала – сила воли. Процесс от задумки до стадии «книга в руках» занял полгода.

Писательство – это больше, чем пересказ историй или создание воображаемых миров. Как сказал Николай Басов, роман – это лучшая модель жизни. А Кристофер Воглер считает, что автор через путешествие героя в произведении может протестировать свою жизнь, попробовать разные варианты и найти самый счастливый. Писательство формирует пространство и освобождает от сложностей. Пишите свою жизнь сами.

Как работает сценарист

Александр Молчанов, сценарист, драматург, создатель онлайн-киношколы Onlinefilmschool

Я работал главным редактором журнала «Новый Крокодил» и познакомился с Игорем Угольниковым, который тогда перезапускал «Фитиль». Игорь Станиславович пригласил меня писать для «Фитиля» и я написал три или четыре сценария, которые были сразу же сняты и вышли в эфир.

Сегодня профессия сценариста – это единственный способ для пишущего человека получить доступ к многомиллионной аудитории, творческую самореализацию и финансовую независимость. Никакие другие области творчества – ни театр, ни литература этого не дают.

Идеальная ситуация – когда сценарист придумывает идею фильма, пишет заявку, получает на эту заявку заказ от кинокомпании или телеканала, а потом пишет сценарий. В реальности сценаристу приходится на каждой стадии получать множество поправок и все их учитывать. Пишут писатели. Сценаристы в основном переписывают.

Самое важное в работе – услышать, что хочет заказчик. Сценарист всегда – часть творческой группы.

Нужно ли для работы вдохновение? Обязательно! Правда, вдохновение обычно посещает тех, кто год за годом, день за днём в одно и то же время садится за стол и пишет.

Серию сериала можно написать за неделю, полный метр – от трёх месяцев до полугода. Нужно учитывать, что многие сценаристы работают в режиме «то густо, то пусто». То три проекта одновременно, то полгода нет работы. Поэтому важно учиться распределять полученные гонорары и создать «подушку безопасности».

Три-четыре года назад конкуренции в этой сфере не было совсем. В профессию можно было войти с улицы, закончив киношколу или пройдя сценарные курсы. У работающих сценаристов выстраивалась очередь из заказчиков на два-три года. Сейчас сценаристов стало больше, а заказов – меньше. Соответственно, требования к сценаристам выросли. Тем не менее, это растущий рынок и профессия остаётся очень востребованной.

Что касается оплаты сценарного творчества: есть разные полные метры и разные сериалы. Есть артхаусные полные метры, которые снимаются с копеечным бюджетом, и есть полные метры-блокбастеры. И разброс гонорара - от двухсот-трехсот тысяч до пяти миллионов рублей. На телевидении есть дневной эфир, где серия стоит около 60 тысяч рублей, и есть прайм, на котором серия может стоить до четырехсот тысяч рублей. Роялти с проката в нашей индустрии нет. Это связано с особенностями нашего законодательства , по которому авторами фильма являются сценарист, режиссер и композитор, а роялти получают только композиторы.

Сколько может заработать писатель?

Путь от рукописи до публикации может занять от нескольких месяцев до нескольких лет. Когда книга написана, автор составляет синопсис (краткое описание книги, обычно его пишут на 1-2 страницы) и отправляет в издательства. Больше шансов получить публикацию, если писать для серии, которая уже выходит в ИД. Но и у новинки без серии есть шансы быть принятой.

Начинающий автор может рассчитывать на тираж 3-5 тысяч экземпляров и гонорар около 15-25 тысяч рублей (в некоторых случаях выплаты могут дойти до 50 тысяч). Если тираж допечатывают, то автор может получить дополнительную оплату. За последующие произведения можно рассчитывать на более высокий гонорар. Реже встречается вариант, когда автору платят только проценты с проданных экземпляров, но в этом случае деньги он получит только после реализации партии.

Гонорар напрямую зависит от тиража. Чем он больше, тем выше будет сумма в договоре. Автор, книги которого выходят в количестве 30-50 тысяч экземпляров, получит в 10 раз больше, чем начинающий. Так что рассчитывать на безбедную жизнь с первых же книг не приходится, для этого нужно имя.

Писатели говорят, что если вы можете не писать – не пишите. Но если вы постоянно придумываете различные истории и героев, создаёте образы, которые сами просятся на бумагу, попробуйте оформить свои мысли. Пусть это сначала будет хобби без обязательств. Но со временем оно может превратиться в полноценную занятость. Джоан Роулинг начала писать от безысходности. Вы знаете, к чему это привело.

При использовании материалов сайта сайт указание автора и активная ссылка на сайт обязательны!

На заглавном фото: Стивен Кинг;


Биография

Американский писатель, классик научной фантастики. Писал под псевдоним Уильям Эллиот. Рэй Брэдбери родился 22 августа 1920 года в городке Уокиган (Waukegan), штат Иллинойс, в семье мелкого служащего компании по производству электроэнергии. Отец - Леонард Сполдинг Брэдбери - являлся потомком первопоселенцев, приплывших в Америку из Англии в 1630 году. Мать - Мари Эстер Моберг, шведка по происхождению. Дед (Сэмюэл Хинкстон Брэдбери) и прадед Рэя по отцовской линии занимались издательством газет. Кроме Рэя в семье были сын Леонард-младший (1916 г.р.) и дочь Элизабет (1926 г.р.)

В городке Уокиган прошли первые 12 лето жизни Рэя. В 1934 году, в разгар Великой депрессии, семья перебралась в Лос Анджелес. Литературой серьезно занялся еще в школе. Будущему писателю-фантасту не исполнилось 12 лет, когда он попросил родителей купить ему детскую пишущую машинку, на которой напечатал свои первые сочинения. С 9 до 22 лет он все свое свободное время проводил в библиотеках. К 20 годам Рэй Брэдбери твердо решил, что станет писателем. С 18 лет начал продавать газеты на улице - продавал их каждый день в течении четырех лет, пока литературное творчество не стало приносить ему более или менее регулярный заработок.

В 1938 году в Лос Анжелесе, Рэй окончил среднюю школу. В колледж поступить так и не удалось. В 1940 году в журналах были опубликованы отдельные рассказы, в 1947 году вышел первый авторский сборник Рэя Брэдбери "Мрачный карнавал" ("Dark Carnival"). В 1946, 1948, 1954 годах его рассказы включались в антологии лучших американских рассказов ("Best American Short Stories"); в 1947, 1948 годах произведения Брэдбери вошли в сборники рассказов, удостоенных премии им. О.Генри ("O.Henry Prize Stories"). В 1950 году писатель-фантаст получил широкую известность после выхода сборника связанных новелл "Марсианские хроники" ("The Martian Chronicles").

27 сентября 1947 года состоялась свадьба Рэя Брэдбери и Маргарэт (Marguerite McClure). С первого дня семейной жизни и в течение нескольких лет Маргарэт работала, чтобы муж мог оставаться дома и работать над книгами, изучила четыре языка, стала истинным знатоком литературы. Вместе они прожили всю жизнь (Маргарэт умерла 24 ноября 2003 года). В семье Брэдбери родились 4 дочери: Tina, Ramona, Susan и Alexandra.


Писательская деятельность



В 1937 году Брэдбери вступил в лос-анджелесскую «Лигу научных фантастов», которая была одним из многих объединений молодых писателей, активно возникавших в возрождающейся после Великой Депрессии Америке. Рассказы Брэдбери начали публиковаться в дешёвых журналах, печатавших множество фантастической прозы, часто недостаточно качественной.

В то время Брэдбери много работал, постепенно оттачивая литературное мастерство и формируя индивидуальный стиль. В 1939-1940 гг. он издавал мимеографический журнал «Футуриа фантазия», в котором впервые стал размышлять о будущем и его опасностях. Всего за два года вышло четыре номера этого журнала. К 1942 году Брэдбери окончательно перестал продавать газеты и полностью перешел на литературный заработок, создавая до 52 рассказов в год . Тогда Брэдбери также активно следил за развитием науки и техники, посетил Всемирную выставку в Чикаго и Всемирную выставку в Нью-Йорке (1939) .

В 1946 году в книжном магазине Лос-Анджелеса Брэдбери встретил работавшую там Сусану Маклюр (Мэгги), которая стала впоследствии любовью всей его жизни. 27 сентября 1947 года Мэгги и Рей заключили брак, который продлился до смерти Маклюр в 2003 году, в браке родилось четыре дочери: Беттина, Рамона, Сьюзен и Александра. К Маклюр обращено посвящение автора в романе «Марсианские хроники»: «Моей жене Маргарет с искренней любовью».

В течение первых нескольких лет Мэгги много работала, чтобы Рэй имел возможность заниматься творчеством. Писательская деятельность в то время не приносила ему особых доходов; общий месячный доход семьи составлял около 250 долларов, из которых половину зарабатывала Маргарет.



Брэдбери продолжал писать рассказы, лучшие из которых вскоре были опубликованы в первом сборнике, названном «Тёмный карнавал». Издание однако было встречено публикой без особого интереса. Спустя три года появился сборник «марсианских» рассказов, составивший роман «Марсианские хроники», который стал первым настоящим коммерчески успешным литературным творением Брэдбери. Писатель потом признавался, что считает «Хроники» своей лучшей книгой. Когда Рэй вез этот сборник в Нью-Йорк к литературному агенту Дону Конгдону, у него не было денег даже на поезд: пришлось ехать на автобусе, а с Конгдоном он связывался исключительно по телефону бензоколонки, находившейся напротив его дома. Но уже во вторую поездку в Нью-Йорк Брэдбери встретили поклонники его творчества: во время остановки в Чикаго они хотели получить автограф к первому изданию «Марсианских хроник».

Писательская деятельность

Я сидел дома и писал. Я хотел написать роман из современной жизни и в течение нескольких месяцев прилежно работал. В один прекрасный день я собрался и уехал в Терпилицы - мне захотелось повидать няню. В Терпилицах я продолжал писать. Я писал днем, а по вечерам разговаривал с няней. Моего друга Калины в Терпилицах уже не было. Он ушел из имения незадолго до смерти отца и, по слухам, поступил где-то на юге в актеры.

У книг, как и у людей, есть своя судьба. Судьбой того, что я писал, было не появиться на свет божий. Написал за свою жизнь я много, но напечатаны были только две книги - одна, упомянутая мною раньше, по-французски, другая - «Петр Басманов и Марина Мнишек, две драмы из истории Смутного времени» ; еще я перевел первую часть «Фауста» Гете, которая также была опубликована . Писал я, потому что мне хотелось, и занятие это давало ощущение радости и мира с собой. Но я никогда не умел возвращаться к уже написанному - судьба написанного меня не интересовала. Полагаю, что ни я сам, ни общество ничего не потеряли. Моей «Марине Мнишек» не повезло. Драма показалась интересной директору Императорских театров И.А. Всеволожскому , он предложил ее театральному комитету, Стрепетова готова была взять роль Марии Мнишек в свой бенефис, но театральная цензура выбора не одобрила. Почему? Только Аллаху известно.

Комедии «Наши авгуры» повезло еще меньше. Эта пьеса высмеивала наших журналистов, и никаких сложностей с ней я не предвидел. Печатать ее, однако, не разрешили, и цензор, добродушный и немолодой человек по имени, если не ошибаюсь, Фридберг , объяснил почему. Цензоры, согласно его объяснению, опасались, что публикация этой пьесы еще больше обострит отношения их с журналистами, которые и так были плохи.

Странной была история с переводом «Фауста». Цензор потребовал «смягчить» некоторые места. Я решил поговорить с цензором Петербургского цензурного комитета лично. Я упомянул, что два перевода «Фауста» уже опубликованы .

Я знаю, - сказал он. - Но переводчики согласились внести изменения во многие места, которые могли бы вызвать недоумение у читателя.

Менять мне ничего не хотелось.

Есть ли у меня право подать жалобу министру?

Жалуйтесь кому угодно, - сказал он неожиданно очень грубо. - Только не мешайте мне больше работать. И поверьте, что министр вам не поможет.

Историк Сергей Татищев был персоной грата в высших правительственных кругах и, выслушав мой рассказ, посоветовал мне поговорить с главным цензором Феоктистовым , предложив представить меня ему. Договорились встретиться на обеде в Английском клубе в ближайшую субботу, когда обычно там собирались другие члены клуба, полагая, что и Феоктистов там тоже будет.

Придя в субботу в клуб, я попросил распорядителя оставить рядом с собой свободное место, так как ожидал друга. Спустя некоторое время к столу подошел незнакомый мне господин и хотел сесть рядом. Я сказал, что место занято для Татищева.

Он не придет, - быстро ответил господин. - Я от него, его при мне вызвали в Москву, куда он и уезжает сегодня же вечером.

Господин сел, и мы начали беседовать. Мне было досадно, что Татищев не смог прийти, и я спросил господина, не знает ли он, как выглядит Феоктистов и в клубе ли он.

О да, я с ним вполне близко знаком. Вам он нужен?

Я рассказал ему о моем деле и со всем доступным мне юмором описал мой разговор с цензором.

Да, - сказал он, - достучаться до цензоров, как, впрочем, и до всех остальных, иногда невозможно. Но думаю, что вашему делу можно помочь.

Он достал свою визитную карточку и написал на ней несколько слов. Незнакомый господин оказался Феоктистовым.

На следующий день я поспешил к цензору, который встретил меня весьма враждебно и вместо приветствия сказал, что для меня времени у него нет. Выражение его лица изменилось, как только я предъявил ему карточку Феоктистова. Он позвонил и вошедшему секретарю приказал оформить бумаги, разрешающие публикацию «Фауста».

Но судьба одной из моих пьес меня до сих пор печалит. Пожалуй, из всего, что я написал, это было единственным, что мне действительно нравилось. В пьесе была изображена Екатерина Великая, хотя, разумеется, не появлялась в ней как действующее лицо, поскольку изображать на сцене монархов цензура не разрешала. Я показал ее четырем приятелям, которые служили театральными цензорами, чтобы узнать, будет ли она пропущена. Им пьеса понравилась, и меня они хвалили, говоря, что запрещать ее не за что, но пьесу не пропустили.

Воспоминания. От крепостного права до большевиков Врангель Николай Егорович

Писательская деятельность

Писательская деятельность

Я сидел дома и писал. Я хотел написать роман из современной жизни и в течение нескольких месяцев прилежно работал. В один прекрасный день я собрался и уехал в Терпилицы - мне захотелось повидать няню. В Терпилицах я продолжал писать. Я писал днем, а по вечерам разговаривал с няней. Моего друга Калины в Терпилицах уже не было. Он ушел из имения незадолго до смерти отца и, по слухам, поступил где-то на юге в актеры.

У книг, как и у людей, есть своя судьба. Судьбой того, что я писал, было не появиться на свет божий. Написал за свою жизнь я много, но напечатаны были только две книги - одна, упомянутая мною раньше, по-французски, другая - «Петр Басманов и Марина Мнишек, две драмы из истории Смутного времени» 59*; еще я перевел первую часть «Фауста» Гете, которая также была опубликована 60*. Писал я, потому что мне хотелось, и занятие это давало ощущение радости и мира с собой. Но я никогда не умел возвращаться к уже написанному - судьба написанного меня не интересовала. Полагаю, что ни я сам, ни общество ничего не потеряли. Моей «Марине Мнишек» не повезло. Драма показалась интересной директору Императорских театров И.А. Всеволожскому 61*, он предложил ее театральному комитету, Стрепетова 62* готова была взять роль Марии Мнишек в свой бенефис, но театральная цензура выбора не одобрила. Почему? Только Аллаху известно.

Комедии «Наши авгуры» повезло еще меньше. Эта пьеса высмеивала наших журналистов, и никаких сложностей с ней я не предвидел. Печатать ее, однако, не разрешили, и цензор, добродушный и немолодой человек по имени, если не ошибаюсь, Фридберг 63*, объяснил почему. Цензоры, согласно его объяснению, опасались, что публикация этой пьесы еще больше обострит отношения их с журналистами, которые и так были плохи.

Странной была история с переводом «Фауста». Цензор потребовал «смягчить» некоторые места. Я решил поговорить с цензором Петербургского цензурного комитета лично. Я упомянул, что два перевода «Фауста» уже опубликованы 64*.

Я знаю, - сказал он. - Но переводчики согласились внести изменения во многие места, которые могли бы вызвать недоумение у читателя.

Менять мне ничего не хотелось.

Есть ли у меня право подать жалобу министру?

Жалуйтесь кому угодно, - сказал он неожиданно очень грубо. - Только не мешайте мне больше работать. И поверьте, что министр вам не поможет.

Историк Сергей Татищев 65* был персоной грата в высших правительственных кругах и, выслушав мой рассказ, посоветовал мне поговорить с главным цензором Феоктистовым 66*, предложив представить меня ему. Договорились встретиться на обеде в Английском клубе в ближайшую субботу, когда обычно там собирались другие члены клуба, полагая, что и Феоктистов там тоже будет.

Придя в субботу в клуб, я попросил распорядителя оставить рядом с собой свободное место, так как ожидал друга. Спустя некоторое время к столу подошел незнакомый мне господин и хотел сесть рядом. Я сказал, что место занято для Татищева.

Он не придет, - быстро ответил господин. - Я от него, его при мне вызвали в Москву, куда он и уезжает сегодня же вечером.

Господин сел, и мы начали беседовать. Мне было досадно, что Татищев не смог прийти, и я спросил господина, не знает ли он, как выглядит Феоктистов и в клубе ли он.

О да, я с ним вполне близко знаком. Вам он нужен?

Я рассказал ему о моем деле и со всем доступным мне юмором описал мой разговор с цензором.

Да, - сказал он, - достучаться до цензоров, как, впрочем, и до всех остальных, иногда невозможно. Но думаю, что вашему делу можно помочь.

Он достал свою визитную карточку и написал на ней несколько слов. Незнакомый господин оказался Феоктистовым.

На следующий день я поспешил к цензору, который встретил меня весьма враждебно и вместо приветствия сказал, что для меня времени у него нет. Выражение его лица изменилось, как только я предъявил ему карточку Феоктистова. Он позвонил и вошедшему секретарю приказал оформить бумаги, разрешающие публикацию «Фауста».

Но судьба одной из моих пьес меня до сих пор печалит. Пожалуй, из всего, что я написал, это было единственным, что мне действительно нравилось. В пьесе была изображена Екатерина Великая, хотя, разумеется, не появлялась в ней как действующее лицо, поскольку изображать на сцене монархов цензура не разрешала. Я показал ее четырем приятелям, которые служили театральными цензорами, чтобы узнать, будет ли она пропущена. Им пьеса понравилась, и меня они хвалили, говоря, что запрещать ее не за что, но пьесу не пропустили.

Много лет спустя эту пьесу хотел поставить Малый театр. Меня попросили добавить пятый акт и внести изменения в некоторые сцены. Изменения пьесу испортили, а пятый акт не удался, и пьеса так и не была поставлена. Все это сейчас утратило всякое значение, а пьесу вместе с остальным моим архивом, вероятно, сожгли большевики.

Из книги Л. Н.Толстой. Его жизнь и литературная деятельность автора Соловьев Евгений

ГЛАВА VIII. ПИСАТЕЛЬСКАЯ ДРАМА Никогда раньше Толстой так тесно не сближался с крестьянским миром, как во время своего учительства в Яснополянской школе и мирового посредничества. Каждый день ему приходилось разговаривать с различными “опчествами” или депутатами этих

Из книги Мои воспоминания автора Крылов Алексей Николаевич

Из книги Четыре жизни. 2. Доцент [СИ] автора Полле Эрвин Гельмутович

Научная деятельность В учебном институте главным является обучение студентов, для молодых преподавателей стимулом к росту является научная работа. Преподаватель ВУЗа без учёной степени и звания - никто, по социальному статусу недалеко ушёл от лаборанта (к

Из книги Туполев автора Бодрихин Николай Георгиевич

Преподавательская деятельность Природная одаренность, удивительные собственные навыки и работоспособность Туполева были очевидны, и с начала 1920-х годов руководство МТУ привлекало его к чтению лекций. Студентов в те годы было немного, но их целеустремленность поражала.

Из книги На заре космонавтики автора Крамаров Григорий Моисеевич

ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Рассказ о работе Общества изучения межпланетных сообщений будет неполным, если не упомянуть о журнале нашего Общества. Идея издания журнала возникла еще тогда, когда в стенах Академии военно-воздушного флота образовалась Секция межпланетных

Из книги Банкир в XX веке. Мемуары автора

Из книги Русская судьба: Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне автора Жадан Павел Васильевич

10. Деятельность НТС в Риге Прибыв в Ригу из Пскова в начале марта 1944 года, я узнал, что временным представителем НТС в Прибалтике был Дмитрий Александрович Левицкий. Поскольку он же служил заместителем председателя Русского комитета, я был с ним в постоянной связи. Вскоре

Из книги Воспоминания. От крепостного права до большевиков автора Врангель Николай Егорович

Деятельность Потапова Но еще более вредным, чем «временные правила для укрепления русских владений», был знаменитый закон от 10 декабря 70*. Согласно этому закону, все лица польского происхождения, чьи поместья еще не перешли во владение русских, облагались казначейством

Из книги Не только куклы автора Хорт Александр

Общественная деятельность Кипучая натура Сергея Владимировича не позволяла ему оставаться в стороне от общественной жизни. Он вел большую работу во Всероссийском театральном обществе, был там членом правления, а также всевозможных комиссий как постоянных (например, в

Из книги Готфрид Лейбниц автора Нарский Игорь Сергеевич

II. Жизнь и деятельность Готфрид Вильгельм Лейбниц родился 21 июня (1 июля) 1646 г., то есть полвека спустя после появления на свет Ренэ Декарта и четырнадцатью годами позже Спинозы и Локка. Он был сыном профессора морали Лейпцигского университета, рано лишился отца, а когда

Из книги Жизнь и труды Пушкина [Лучшая биография поэта] автора Анненков Павел Васильевич

Глава XXXVI 1835 г. Деятельность общественная и деятельность кабинетная «Материалы для Истории Петра Великого». Развитие сношений поэта в обществе в 1834–1835 годах. - Наблюдательность его, отношение к нему литературных партий. - Пушкин - воспитатель художественного

Из книги Гераклит автора Кессиди Феохарий Харлампиевич

Из книги Былое и выдумки автора Винер Юлия

Моя трудовая деятельность В своей долгой жизни я ничтожно мало работала «на работе». Так, чтоб ходить по часам и получать зарплату. Получать зарплату – обольстительное слово! – хотелось всегда. Ходить на работу по часам и иметь над собой начальство не хотелось

Из книги Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам автора Филатьев Эдуард

«Революционная» деятельность Как написано практически во всех биографиях Маяковского, его нуждавшаяся в средствах семья сдавала койки в своей квартире студентам. Студенты вели беседы на «революционные» темы. Гимназист Маяковский слушал эти разговоры и читал

Из книги Воспоминания автора Тимошенко Степан Прокофьевич

Деятельность в Югославии О жизни в Видеме у всех нас остались наилучшие воспоминания. Все шло по определенному плану. Вставали утром рано. Сын шел на базар и покупал хлеб, молоко, яйца. На спиртовке кипятилась вода, заваривался чай и мы завтракали. Примерно так же

Из книги Шаги по земле автора Овсянникова Любовь Борисовна

Издательская деятельность Сделав такой вывод, я решила заняться издательской деятельностью. Для этого не требовалось учреждать издательство, достаточно было сделать соответствующую поправку в устав уже имеющейся фирмы и наладить сотрудничество с Книжной палатой.