Меню
Бесплатно
Главная  /  Красота  /  Каким воспоминаниям о распутине можно верить. Глава XII. Семейство Головиных

Каким воспоминаниям о распутине можно верить. Глава XII. Семейство Головиных

Так началась эта дружба. Сазонов описывает Распутина: «Он производил впечатление человека-нервного… не мог спокойно усидеть на месте, дергался, двигал руками… говорил отрывисто, по большей части бессвязно». Но «в глазах его светилась особая сила, которая и действовала на тех, кто… особо подвержен чужому влиянию».
В то время вокруг Распутина уже собрался кружок фанатичных почитательниц. «Женщины, окружавшие его, относились к нему с мистическим обожанием, называли „отцом“, целовали руку». Но главное, что восхищало глубоко верующего Сазонова (как и его друга Лохтина) - это столь редкая в те годы «искренняя религиозность» Распутина. «Эта религиозность не была напускной, и Распутин не рисовался. Прислуга наша, когда Распутин, случалось, ночевал у нас… говорила, что по ночам Распутин не спит а молится… Когда мы жили на даче, дети видели его в лесу, погруженного в молитву… Соседка генеральша, которая без отвращения не могла слышать его имя, не поленилась пойти за ребятишками в лес, и действительно, хотя прошел час, она увидела Распутина, погруженного в молитву».
В те годы (до 1913-го), как утверждает Сазонов, Распутин совсем не употребляет спиртного, не ест мяса, соблюдает все посты. «Этот период жизни Распутина я могу назвать периодом стяжания им известной духовной высоты, с которой он потом скатился».
Впоследствии восхищенный Сазонов пригласит «отца Григория» пожить у него
- в огромной барской квартире. И мужик повторит свой опыт жизни у Лохтиных. Как будет написано в сводках секретного наблюдения: «В 1912 году он проживал… в квартире, занимаемой издателем журнала „Экономист России“ Георгием Петровым Сазоновым и его женой. С последней Распутин по-видимому состоит в любовных отношениях».
Но, зная искреннюю религиозность Распутина, Сазонов никогда не смог бы в это поверить (как не мог в это поверить и муж Ольги Лохтиной). Ни Сазонов, ни Лохтин не понимали до конца этого загадочного человека.
И отношения Распутина с «царями» по-прежнему окружены тайной. В Петербурге он почти не рассказывает о своих встречах с Царской Семьей - он осторожен. Даже друг Сазонов мало что может об этом поведать, разве то, что мужик называет Государыню и Государя «мамой» и «папой» - ибо они и есть «родители, которых Господь поставил блюсти и заботиться о русской земле»… Распутин еще не начал пить, не стал словоохотлив. Лишь один «сенсационный» рассказ Сазонова о нем отмечен в «Том Деле»:
«С обожанием, по-видимому, относилась к нему царица… Он рассказывал мне следующий факт - он шел по петергофскому парку, а навстречу ехала царица… Завидев его, она приказала остановить лошадей, кинулась навстречу и в присутствии всех, бывших в парке, поцеловала у него руку».
История о целовании рук Распутину «царями» пошла по петербургским салонам и впоследствии не раз возникнет в допросах Чрезвычайной комиссии. Вырубова и другая подруга царицы, Юлия Ден, близко знавшие Распутина и Царскую Семью, будут это горячо отрицать… Им придется слукавить, ибо не могли они объяснить непосвященным, что смирение гордыни, которое проповедовал мужик, было близко и Аликс, и Ники. Христос, омывающий ноги своим ученикам, и цари, целующие руку простого крестьянина, которая, по словам Распутина, «всех вас кормит», - все это было так понятно религиозной Царской Семье.
Впрочем, тогда, в 1910 году, у Распутина объявились поклонники еще занимательней - его преданным почитателем становится Владимир Бонч-Бруевич, «Бонч», как звали его друзья, - большой знаток русского сектантства, автор множества работ по церковному расколу и ересям. Но не этим он войдет в историю России. Исследователь ересей был активным членом подпольной партии большевиков, ближайшим сподвижником Ленина - и через каких-то семь лет станет одним из вождей советской России, управляющим делами Совнаркома.
Восторженный интерес большевика-подпольщика к Распутину понятен. В уже упоминавшемся докладе, который сделал Ленин на втором съезде РСДРП, был целый панегирик… секте хлыстов! Владимир Ильич объяснял: «С политической точки зрения хлысты потому заслуживают полного нашего внимания, что являются страстными ненавистниками всего, что только исходит от „начальства“, т. е. правительства… Я убежден, что при тактичном сближении революционеров с хлыстами мы можем приобрести там очень много друзей… „ Эту часть доклада написал Ленину авторитетный специалист Бонн. И когда против Распутина начнутся гонения за хлыстовство, он тотчас заявит: „Распутин к секте хлыстов не принадлежит“. Член одной тайной организации должен был защищать члена другой тайной организации. Должен был защищать возможных «друзей“…

ДВЕ СЕМЬИ
В разгар увлечения мужиком среди его почитателей оказались члены некоей семьи, знакомство с которой принесет Распутину много радости и удач, но впоследствии погубит его.
В 1910 году дочь камергера Мария Головина впервые увидела Распутина. «Чистейшая девушка» (так говорил о ней ненавидевший Распутина князь Феликс Юсупов) сразу становится рабски преданной мужику. Писательница Жуковская описала «Муню» (так называли ее в «кружке» Распутина): «Молоденькая девушка… поглядывала на меня своими кроткими… бледно-голубыми глазами… В светло-сером платье, белой шапочке с фиалками она казалась такой маленькой и трогательной. В каждом взгляде и в каждом слове проглядывали беспредельная преданность и готовность полного подчинения».
Тетка Муни Ольга была гердиней самого громкого скандала в Романовской семье. Она была замужем за генерал-майором Эриком Пистолькорсом, имела двоих детей, когда начался ее бурный роман с дядей царя, великим князем Павлом Александровичем. Роман окончился свадьбой, за что великий князь был отстранен от всех должностей и выслан за границу. Его сын от первого брака, малолетний Дмитрий, остался в России. Сначала он жил в семье Эллы и великого князя Сергея Александровича, а после его убийства перешел воспитываться в Царскую Семью. В 1905 году Павел Александрович был прощен и с женой вернулся в Россию.
Так Муня и ее мать стали родственницами великого князя. Устав Аудио Имя Божие Ответы Богослужения Школа Видео Библиотека Проповеди Тайна ап.Иоанна Поэзия Фото Публицистика Дискуссии Библия История Фотокниги Апостасия Свидетельства Иконы Стихи о.Олега Вопросы Жития святых Книга отзывов Исповедь Архив Карта сайта Молитвы Слово батюшки Новомученики Контакты

Oлег Платонов

Жизнь за царя

(Правда о Григории Распутине)

... ...

ПОЧИТАТЕЛИ

По данным наружного наблюдения, примерно три четверти лиц, входивших в окружение Распутина, можно отнести к его почитателям и поклонникам. В левой и бульварной печати этих людей называли распутинцами, вкладывая в это слово презрительный и уничижительный смысл. Будущая судьба их была очень нелегкой, большинство из них ждала чекистская пуля, ибо в архивах, захваченных большевиками, сохранялись списки всех поклонников Распутина. Тем более что "железным" чекистом стал один из врагов распутинского кружка - Труфанов (Илиодор). Этот круг верных поклонников и почитателей Распутина был неоднороден. В ближайшее окружение Распутина входило 50-60 человек, то есть не более чем один из десяти его поклонников. Но самыми близкими для него людьми были Анна Вырубова (Аннушка). Мария Головина (Муня), Акилина Латинская, Ольга Лахтина, Зинаида Манчтет, Александра Пистолькорс, супруги Добровольские, супруги Волынские, супруги Патушинские, супруги Сазоновы, супруги Соловьевы, Александра Гущина, Вера Кусова, Мария Гаар, Лидия Никитина, духовные лица Варнава, Исидор, Мартемиан. В его окружение входили и самые простые люди - крестьяне, и самые знатные - князья и придворные царя. Круг высокопоставленных поклонников Распутина был очень широк: князья Шаховские, Енгалычева, Багратион-Давыдов, Щетинин; графы Симонич, Стенбок-Фермор, Нирод, Орловы-Давыдовы; баронессы Врангель и Кусова. Лица из ближайшего окружения царя - Дэн, Ломан, Танеевы, Саблин, Воейков и, конечно, Вырубова, Пистолькорс, Никитины. Высокопоставленные чиновники, министры, сенаторы, губернаторы, генералы - Мамонтов, Наумов, Раев, Орловский, Рогович. Но было множество и крестьян, мещан, мелких чиновников из самых разных губерний. Крестьяне: Фадеев из Новгородской, Горчаковы из Ярославской, Слепова из Московской, Пименов из Саратовской, Зиновьев из Симбирской, Морозова из Рязанской и еще множество других. Мещане: Гусев из Семипалатинска, Непряхин из Вятки, Кулагин из Самары, Ерохина из Оренбурга, Дедюхина из Сарапула, Граматчиков из Екатеринбурга, Белякин из Козельска и еще множество других. Эти категории почитателей Распутина бывали у него сравнительно редко, так как жили далеко и должны были заниматься своим трудом. Зато именно они чаще всего присылали ему письма, в которых делились с ним своими мыслями и бедами. Полиция, которая вначале перлюстрировала всю переписку Распутина, эти письма вскоре перестала замечать, так как в них корявым почерком и языком проходила настоящая жизнь Распутина, которая полиции была неинтересна, ибо от него ждали "другого". В окружении Распутина были люди многих профессий и занятий - певчие, инженеры, студенты, учащиеся средней школы, артисты, учителя, сестры милосердия, военнослужащие, кондукторы, полицейские, юристы, сторожа. Из журналистов и издательских работников почитателями Распутина были Сазонов, Бурдуков, Филиппов, Скворцов. Распутин никогда не стремился к расширению своего окружения. Он считал, что ему нужен небольшой круг единомышленников, который способен перебороть разрозненные злые силы, окружавшие и сжимавшие кольцо вокруг него. Незадолго до своей гибели Распутин писал генералу Воейкову, которого считал своим единомышленником: "Вот, дорогой, без привычки даже каша, и та не сладка, а не только Пуришкевич с бранными устами, теперь таких расплодилось миллионы, так вот и поверь, как касается душа, а надо быть сплоченными друзьями, хоть маленькой кружок да единомышленники, а их много да разбросаны, сила не возьмет, в них злоба, а в нас дух правды, посмотри на Аннушкино лицо, для тебя она лучшее успокоение. Григорий Новый."97 Глубокая любовь к Учителю, Наставнику объединяла всех членов "распутинского кружка". Это общее чувство выразила М. Головина в одном из своих писем: "Среди нас живет... человек, который добровольно взял на себя все наши тяжести и несет за них ответственность перед Богом, отдавая Ему всего себя, получая взамен от Бога все те богатые духовные дары, которыми он нас же питает, а от людей, ради которых он приносит себя постоянно в жертву, - одни насмешки, одно непонимание, одну холодность, неблагодарность и злобу! За его безграничную любовь и жалость к людям - ему платят подозрением в самых низких чувствах, которые для него -служителя и избранника Божьего - давно не существуют! Клевета его всегда преследовала и будет преследовать, потому что в этом его подвиг и потому что истинных Божьих подвижников всегда презирали, гнали, судили и осуждали!" (ГАРФ, ф.613, оп.1, д.135 Л.2). Встречая своих поклонников, Григорий все время целовал их три раза, кто бы то ни был - сановник или крестьянин, старушка или девушка, простой чиновник или Царь всея Руси. Кем был Распутин для почитателей? Для одних - просто странник Божий, могущий помолиться. Для других - старец, который опытом прошел всю жизнь и достиг всех христианских добродетелей. Некоторые его считали даже святым, который в свое время будет канонизирован церковью. Сам же Распутин в беседах со своими почитателями считал себя и всегда об этом говорил, что он один из странников одухотворенных, чья цель в жизни - проповедь слова Божия. Нигде и никогда Распутин не считал себя ни святым, ни даже старцем. Поэтому главное, о чем всегда говорил со своими поклонниками, было его толкование Святого Писания, проповедь слова Божия. На допросе комиссии Временного правительства произошел такой диалог между следователем и Вырубовой: "Следователь: В чем же заключалась эта проповедь? Вырубова: Это бывало довольно интересно. Я даже записывала... Объяснял Святое Писание. Следователь: Разве он был начитан в Святом Писании? Вырубова: Он знал все Святое Писание, Библию, все... Следователь: Но ведь он был неграмотен? Вырубова: Он все знал, все говорил, все объяснял".98 Кроме толкования Священного Писания, Григорий много рассказывал о своих странствиях по России, в Иерусалиме, о своих встречах с разными людьми. А рассказать ему было о чем. Он побывал во многих русских монастырях, поклонялся святыням. Рассказы его выслушивались всегда с огромным вниманием. Григорий умел выражать свои мысли образным, пластичным языком. Почитатели Григория часто заводили тетрадочки для записи мыслей и молитв, которые они слышали от него. У Вырубовой, например, было несколько таких тетрадок. Темы самые разные - "Дивный Бог", "Ваша благодать", молитвы, сочиненные старцем, телеграммы от него. Знакомый Распутина А. Ф. Филиппов издал брошюру Распутина "Мысли и размышления". Все почитатели Григория занимались распространением его книжечки, некоторые его мысли они печатали на машинке и тоже распространяли. Часто самые близкие из окружения Распутина собирались у Вырубовой. Сюда порой приезжала и царица. Беседовали, обменивались мнениями, часто приезжали и из других городов, например, Зинаида Манчтет из Смоленска, ее царица любила. Нередко на Распутина находило вдохновение, и он начинал рассуждать на какую-то определенную духовную тему и мог говорить так часами в полной благоговейной тишине, среди ловивших каждое его слово почитателей. Почитатели всегда просили его помолиться за них, ждали напутственных слов и советов. Сохранилось немало напутствий Распутина. Приведем несколько характерных. Соблину Н.П.: "Верь, человеческие слабости бывают и есть. Свет на небе. Любовь и вера покажет тебе знамя". Вырубовой: "...Не бойся страха. Бог скорбь видит, останемся и есть надо вмести, а страх разлучает".99 "Нет веры, а без веры и море до колена, вселяй пока, а не слушают Бога."100 "Как туча, и ласки вокруг тебя, целую всех". "Говорите горько, и дела делаю, а я без дел не могу и не буду, и Бог создал все от трудов, пока мы живы, солнце для нас, мы для блага... Кто бы человек ни был, а правда святыня. Ты за правду хлопочешь, Бог видит и оправдывает тебя..." (Распутин хлопочет об участи Шнеерсона, просит освободить старика из тюрьмы, Вырубова пишет, что это освобождение неправильно истолкуют.) "...Не важно, что скажет кто, а надо знать добрые дела, а не хочете этого знать, пусть они будут Ваши друзья. К смерти мы готовы, она для нас не страх, а радость".101 "Ворожба всегда против духа. Пусть, а мы останемся. Все мы, они напрасно против. Целую всех". "Помните обетование встречи, это Господь показал знамя победы., хотя бы и дети против или близкие друзья. Сердцу должно сказать: пойдемте... (неразборчиво) нечего смущать духу нашему". "Как тучи, тяжелые известия, повсюду скорбно, а высказать невидя. Понося нас... (неразборчиво)... солнца бегают в темноте". "...Правда победа, а неправда под ногами валяется. Кто бы ни был я с Вами - о правде".102 Почитатели Распутина были очень строги в быту, в точности соблюдали посты и все церковные обряды. Многие из них, как их учитель, не ели мяса и молочного. Постоянно ходили на богомолье в дальние чтимые монастыри. Образцом самой строгой жизни была, например, одна из ближайших почитательниц Распутина, подруга царицы Анна Вырубова. Свою жизнь она в самом деле посвятила служению царской семье и Распутину. Личной жизни у нее не было. Здоровая, красивая женщина полностью подчинялась самым строгим монастырским требованиям. По сути дела, она превратила свою жизнь в монастырское служение, а в это время клеветники в левой печати публиковали самые гнусные подробности о ее якобы развратной интимной жизни. Как велико было разочарование этих пошляков, когда медицинская комиссия Временного правительства установила, что Вырубова никогда не была в интимных отношениях ни с одним мужчиной. А ведь ей приписывали, впрочем, как и Распутину, десятки любовных связей, в том числе и с царем, и с Распутиным. После счастливого бегства из России, где ей угрожала неминуемая смерть, Вырубова постриглась в монахини, соблюдая самый строгий устав и ведя одинокую жизнь. Монахиней она умерла в Финляндии в 1964 году. Образцом самой строгой монашеской жизни был и другой друг и почитатель Распутина - епископ Варнава. Еще задолго до возвышения Распутина Варнава был хорошо известен в Петербурге как настоящий религиозный деятель и аскет (два дня в неделю он вообще ничего не ел, а спал три часа в сутки). Н.Г. Соловей, хорошо знавший епископа Варнаву, рассказывал, как последний проводил свои именины (11 июня). В этот день Варнава поднялся в полпятого, отслужил молебен и поехал вместе с близкими ему людьми в Михайловский скит, находящийся в 12 верстах от Тобольска. По прибытии на место сварили картофель с конопляным маслом. Этим картофелем и медом питались целый день. К вечеру вернулись в Тобольск, где на квартире у епископа нашли стол, уставленный массой пирогов - подарков от почитателей - и разных других угощений. Все это принесли в дом епископа в его отсутствие. Сам епископ ничего не ел, а гостей угощал. Дружба с Распутиным дорого стоила Варнаве. Его постоянно травили. Как и Распутину, приписывали всякие гадости. Сразу же после отречения царя епископа Варнаву сняли с Тобольской и Сибирской епархий и сослали в захудалый монастырь в Нижегородской губернии. А дальше дело завершили большевики - убив его. Да, многим почитателям Распутина приходилось очень несладко, ибо за ними порой тоже велась слежка, собирались сведения, распускались слухи, осуществлялась травля. Я своими глазами видел полицейскую информацию о лицах, связанных с Распутиным. Бывали случаи обыска. Так, по приказанию Джунковского, старательно искавшего компромат на Распутина, 11 апреля 1915 года был произведен обыск в квартире почитателя старца А. Ф. Филиппова. По сведениям, полученным полицией, на квартире Филиппова спрятана пластинка с записью беседы с Распутиным, где он рассказывал о посещении царской семьи. Обыск результатов не дал, но Филиппову нервы потрепали изрядно.103 Постоянно травили Головиных, Сазоновых, Добровольских, Соловьевых, Патушинских, Решетниковых, Стряпчевых, Лахтину. О последней распускались слухи, что она психически больна, а виновником ее недуга является Распутин. Безусловно, Лахтина была очень нервная и даже экзальтированная женщина, но психически вполне нормальная, что подтверждает ее допрос комиссией Временного правительства. Всем молодым женщинам (впрочем, не только молодым) - почитательницам приписывали половую распущенность и даже половой психоз.104 В этих условиях почитатели Распутина старались держаться как можно теснее вместе. Некоторые даже и селились вместе, как бы "монастырьком". Лахтина жила вместе с Головиными. Терехова - вместе со Слеповой и Самохоткиной, Гаар - с Кисляковой. Почитатели Распутина, по крайней мере самые ближайшие, приезжали к нему в гости и подолгу жили у него и вместе с ним совершали богомолье по сибирским монастырям и в город Верхотурье к мощам святого Симеона. Для почитателей Распутина это был своего рода ритуал - сначала к Григорию, а потом - богомолье. Самые горячие поклонники совершали такие путешествия неоднократно. В воспоминаниях Вырубовой есть описание этого маршрута. "В 1915 году я еще раз ездила в Сибирь. В этот раз с моей подругой Лили Дэн и другими, и со своим санитаром, так как была на костылях. В этот раз ехали мы на пароходе по реке Type из Тюмени до Тобольска на поклон мощам Святителя Иоанна. В Тобольске останавливалась в доме губернатора, где впоследствии жили Их Величества. Это был большой белый каменный дом на берегу реки под горой; большие комнаты, обильно меблированные, но зимой, вероятно, холодные. На обратном пути останавливались в Покровском. Опять ловили рыбу и ходили в гости к тем же крестьянам. Григорий Ефимович же и его семья целый день работали в доме и в поле. Оба раза на обратном пути заезжали в Верхотурский монастырь на Урале, где говели и поклонялись мощам св. Симеона. Посещали также скит, находившийся в лесу, в 12 верстах от монастыря: там жил прозорливый старец отец Макарий, к которому многие ездили из Сибири. Интересны бывали беседы между ним и Распутиным". Приезжая из Покровского в другие места, Распутин чаще всего останавливался у своих почитателей в Петрограде. Например, до тех пор, пока не завел своей квартиры - у Лахтиной, у Сазоновых, в Москве - у Решетниковых, в Верхотурье - у купчихи Мухлыниной, в Тюмени - у Стряпчева или Мартемиана, в Тобольске - у Варнавы. Сохранились описания встреч Распутина со своими поклонниками. Перескажем одну из них, самую заурядную, рассказанную журналистом В. Алексеевым.105 ...В тот день гостей встречала Акилина Лаптинская, почитательница Распутина, из крестьян, выполнявшая роль секретаря. Она провожала гостя в большую, просторную комнату, очень просто обставленную. Посередине - большой стол, на нем самовар и чайная посуда, ваза с большим букетом красных и белых роз (Распутин очень любил цветы). Направо у стены - диван, обитый кожей; по стенам и у стола - стулья и кресла, обитые дешевой материей. На окнах стоят букеты чудесных роз, издающих опьяняющий аромат. Налево у двери телефон, возле которого лежит бумага с длинным списком абонентов. Лаптинская начинала готовить для гостя чай. Как описывал ее Алексеев, это была женщина с добродушным, простым русским лицом, с темными живыми глазами, обрамленными такими же темными бровями, на вид лет 35. Григорий Ефимович выходил в столовую в русской поддевке и шароварах, заправленных в лакированные сапоги. Его волосы были обстрижены по-крестьянски "в кружок" с прямым пробором. Небольшие светлые глаза с любопытством разглядывали гостя. - Обожди, родной, пока я тут с делами-то разделаюсь. - Так ты смотри, не забудь - псаломщик Комаров, он сейчас где-то в Самарове служит, а его надо бы в Курган перевести, - говорил Григорий Ефимович кому-то по телефону. - Далее, дьякона Бушуева тоже надо бы поближе к Покровскому перевести. Хоть он и непутевый, да не его мне жалко, а жену его. Они ведь сейчас порозня живут, считай, целый год. Баба к нему ехать не может; рублей, поди, 100-150 дорога-то будет стоить, а у ней таких денег нет. Вот, чтобы не развалилась семья, и надо их соединить вместе. Женщину уж очень жалко, и замуж-то за Бушуева я ее отдал. Думал, он путный, а оказалось, нет. Ну а больше-то, кажется, ничего. Заезжай в Покровское ко мне, напейся чаю и передай всем поклон... Поцелуй всех, но, поезжай с Богом... - Вот ты об этом и можешь написать, - говорил журналисту немного погодя Григорий Ефимович, подавая свою крупную жилистую руку. - О женщине, которая приехала со мной, тоже можешь написать. Это вдова священника; хлопочет, чтоб не выселяли ее с бесплатной квартиры или дали другую бесплатную. Средств-то, вишь, у ней нет. Ну вот и надо, значит, постараться... Вот ты и пиши: дьякона, мол, с псаломщиком хлопочет на лучшее место перевести, поповской вдове квартиру выхлопатывает... - А кому это вы, Григорий Ефимович, по телефону насчет дьякона-то говорили? - А это...Тобольский епархиальный наблюдатель... Григория Ефимовича опять оторвали от беседы. Пришел какой-то священник. Григорий Ефимович вышел к нему в переднюю и говорит: "Ну что ты, батюшка. Да уж я сказал, что постараюсь сделать, так сделаю. Ступай с Богом... Облобызался троекратно и сам закрыл за священником дверь. Пришел один из почитателей Распутина, и все сели за стол пить чай. Григорий Ефимович скинул поддевку и остался в одной чесучовой рубашке. Алексеев сел по правую руку Григория Ефимовича и говорит ему: - Разве вы бросили, Григорий Ефимович, сибирскую привычку перед чаем закусывать солеными огурцами и капустой? - Нет, не забросил. Это почему-то сегодня только не подали, а то у меня завсегда капуста и огурцы - любимое блюдо... В разговор вступила и секретарша Григория Ефимовича, симпатичная и добродушная Акилина Никитишна. - Вот говорят, у отца Григория изысканные кушанья подаются. Теперь вы сами видите, что это неправда. Сиг, что вы видите, и икра - это для гостей, а сам он черный хлеб кушает!.. - Да и икру-то это одна из знакомых сегодня принесла, - вставил Григорий Ефимович. - Опять же говорили, что у Григория Ефимовича дом собственный семиэтажный. Тоже, конечно, неправда. Что выдумают, то и пишут... Недавно вон сочинили про отца, что он в священники собирается... - А я и не думал, да и к чему мне это, - заметил Григорий Ефимович, - жену я свою люблю и разводиться с ней не собираюсь. Дом действительно строить хочу у себя на родине, да лесу надо купить на 300 рублей, а у меня таких денег нет. - А тут письмо тебе, - снова заговорила Лаптинская. - Откудова? Ну-ко читай! - Из Самары Сычев пишет. Григорий Ефимович сделал сосредоточенное лицо, стал припоминать: - Это не тот ли, что прошлым летом у меня был? Читай!.. Лаптинская прочитала сначала ответ одной из канцелярий, в котором значится, что просьба Сычева "оставлена без последствий". Препровождая эту бумагу, Сычев пишет: "Глубокоуважаемый Григорий Ефимович. Куда я ни обращался, всюду получал отказ. Теперь одна надежда на вас..." - Перестань читать, - сердито оборвал Григорий Ефимович. - Это тот Сычев - поп-расстрига? - Он самый. - Так, значит, ему уже отказано везде? - Отказано. - Порви все сейчас же. - Лаптинская порвала. - Брось все туда, - сказал Григорий Ефимович, указывая на камин. - Сами расстригаются, мошенники, а потом просятся в попы... - обратился к нам Григорий Ефимович. Позвонили по телефону. Подошел сам Григорий Ефимович. Звонила одна из ближайших его почитательниц - М. Головина, или, как он ее ласково называл, Мунька. - Ну, дак, кого-то там?.. Сказано, в 11 часов буду, - кому-то с досадливой нотой в голосе говорил Григорий Ефимович. - Да, да, чичас никак не могу. На вот, да ты че в самом деле, говорю, в одиннадцать... Да брось ты, пожалуйста; сказано, в одиннадцать. - И, сердито оборвав разговор, Григорий Ефимович повесил трубку. Проходя мимо своего собеседника, он бросает ему: "Мунька звонила..." Чай кончился. Почитатель Григория Ефимовича шутливо говорит: - Вот посмотри, Григорий Ефимович, он возьмет и напишет, что за столом у тебя сидело много дам-почитательниц, которые подбирали объедки огурцов, с благоговением завертывали в бумажку и уносили к себе домой. Григорий Ефимович встряхнул головой, засмеялся и сказал: - И то, впрямь напишет!.. Ведь про меня так всегда пишут... - А тут, отец, не забудь: в 4 часа генерал обещал быть у нас, - докладывает Латинская. Распутин на прощание трижды целует Алексеева, который, очарованный его простотой и радушием приема, уходя, размышляет над секретом влияния Распутина на своих почитателей и вообще окружающих его лиц. "Не в этой ли простоте и одинаковости его обращения со всеми, будь то министр или сосед по деревне, не в той ли правде-матке, которую он так прямо режет, тайна его успеха".106

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Эдвард Станиславович Радзинский
Юсуповская ночь

Действующие лица

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (НИКИ) – император всея Руси

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА (АЛИКС) – императрица всея Руси

ГРИГОРИЙ РАСПУТИН (МУЖИК, СТАРЕЦ, НАШ ДРУГ)

АЛЕКСАНДР ТРЕНОВ – председатель Совета министров

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ – великий князь

ИРИНА – жена Феликса Юсупова, племянница Николая II

Почитательницы Распутина:

АННА ВЫРУБОВА

МАРИЯ ГОЛОВИНА (МУНЯ)

Заговорщики:

ДМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ – великий князь

ВЛАДИМИР ПУРИШКЕВИЧ – депутат Государственной думы

ФЕЛИКС ЮСУПОВ – князь

АЛЕКСАНДР СУХОТИН – поручик

СТАНИСЛАВ ЛАЗАВЕРТ – врач

Глава 1 Князь и мужик

«Эра покушений» начинается

Не зря Аликс видела страшный сон… Именно тогда, в начале ноября, тотчас после неудачного визита Николая Михайловича, Феликс Юсупов возобновляет знакомство с Распутиным.

На следствии по делу об убийстве Юсупов показал: «После большого перерыва… я встретил Распутина в ноябре месяце в доме Головиной». Это подтвердила и Муня: «В 1916 году в ноябре месяце князь Юсупов встретил Распутина у меня на квартире».

Вот версия из воспоминаний Феликса: «Мне позвонила М. Г. (Муня Головина. – Э Р.)… «Завтра у нас будет Григорий Ефимович, ему очень хочется с вами повидаться…» Сам собой открывался путь, по которому я должен действовать… Правда… идя по этому пути, я вынужден обманывать человека, который искренне ко мне расположен».

Скорее всего, Феликс написал неправду. Тогда, в ноябре 1916 года, уже началась охота за Распутиным. И, видимо, существовал план, в котором несчастной Муне было отведено важное место. Ей предназначалось сыграть роковую роль в гибели того, кому она так поклонялась… И конечно же Юсупов сам позвонил ей. «Феликс жаловался на боли в груди», – показала Муня в «Том Деле». Своими жалобами на болезнь, которую не могут вылечить доктора, он легко вызвал с ее стороны предложение устроить встречу с великим целителем. Феликс знал о давней мечте Муни соединить двух людей, которых она так бескорыстно и преданно любила…

И они встретились на квартире Головиных – князь и мужик. «С тех пор, как я первый раз его видел, Распутин очень переменился, – вспоминал Юсупов. – Его лицо стало одутловатым, и он весь как-то обрюзг. Одет он был не в простую поддевку, а в шелковую голубую рубашку и бархатные шаровары. Держал он себя очень развязно… Меня он поцеловал». На сей раз князь от поцелуя не уклонился.

Накануне Муня в разговоре с Распутиным назвала Феликса «маленький» – в отличие от «большого» Феликса Юсупова, его отца. Распутин, обожавший клички, тут же это прозвище подхватил. Так он и звал отныне князя.


После этой встречи Феликс начинает, по его словам, подыскивать соратников для будущего убийства. «Перебирая в уме друзей, которым я мог доверить свою тайну… я остановился на двоих из них. Это был великий князь Дмитрий Павлович и поручик Сухотин… Я был уверен, что великий князь меня поддержит и согласится принять участие в исполнении моего замысла… Я знал, до какой степени он ненавидит «старца» и страдает за Государя и за Россию». И Феликс просит Дмитрия о встрече. «Застав его одного в кабинете, я немедля приступил к изложению дела. Великий князь… сразу согласился и сказал, что уничтожение Распутина будет последней и самой действенной попыткой спасти погибающую Россию».

Думаю, тут Феликс сообщает нам всего лишь будущую легенду о том, что убийство Распутина было задумано им одним, а великий князь лишь присоединился… Скорее всего, было иначе. Великий князь Дмитрий и Феликс, два очень близких друга, решились на то, о чем в Романовской семье много говорили, но никто не смел исполнить – уничтожить Распутина. И решение убить, судя по всему, исходило именно от Дмитрия, этого бравого гвардейца, который, как справедливо писал Феликс, ненавидел «старца», а отнюдь не от штатского Юсупова. Хорошо знавшая обоих Элла напишет: «Феликс, который и мухи-то не обидит… который не желал быть военным, чтобы не пролить чей-то крови».

Но в коварстве задуманного плана чувствовалась рука Феликса, древняя кровь беспощадных татарских ханов…


Об их решении конечно же знали в Романовской семье. Недаром Феликс писал «о заговоре», недаром царь потом напишет великим князьям: «Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан…»

Во всяком случае, отметим странное совпадение – за 10 дней до убийства Распутина великая княгиня Елизавета Федоровна вдруг покинет Петроград. И не просто покинет – уедет молиться в монастырь. И не просто в монастырь – в Саровский монастырь, где покоились мощи святого Серафима, считавшегося покровителем Царской Семьи. Она будто знает – должно случиться что-то важное и страшное для Семьи, и едет молить за нее Бога и святого Серафима…

Впоследствии Элла напишет царю: «Я поехала в Саров и Дивеево… 10 дней я молилась за вас всех – за твою армию, страну, министров, за слабых душою и телом, и в том числе за этого несчастного, чтобы Бог просветил его…» Да, она молилась за «несчастного» Распутина, просила Бога просветить его, чтобы тот избежал неминуемого, о котором она знала… Молилась она и за тех, кто решились пролить кровь, за своих воспитанников: Дмитрия, жившего в ее семье до гибели мужа, и Юсупова, которого она любила, называла «Мой маленький Феликс»…


Но обсуждение плана убийства на короткий срок было прервано. Великому князю надо было вскоре возвращаться в Ставку. Но оба знали, что Дмитрий там надолго не задержится, ибо «его не любят и боятся его влияния». И это было правдой – вспомним письма Алике.


Феликс упоминает рассказ великого князя о том, как тот «заметил, что с Государем творится что-то неладное. С каждым днем он становится все безразличнее к окружающему… по его (Дмитрия. – Э.Р.) мнению, все это следствие злого умысла… Государя спаивают каким-нибудь снадобьем, которое притупляюще действует на его умственные способности». По распространявшейся тогда легенде, Распутин и царица при помощи тибетских лекарств доктора Бадмаева поработили волю царя.

Так заговорщики «накачивали» друг друга, объясняя самим себе необходимость спешно исполнить свою миссию.

Между тем у безразличия царя было другое, куда более реальное основание.

Еще один премьер

Накануне сессии Думы правые предложили Николаю свое разрешение ситуации, которая становилась все более угрожающей. Князь Римский-Корсаков, член Государственного Совета, в доме которого собирался тогда узкий кружок правых аристократов, передал Штюрмеру «записку» для царя: «Так как сейчас нет сомнений, что Дума вступает на явно революционный путь… Дума должна быть немедленно распущена без указания срока нового ее созыва… Имеющаяся в Петрограде военная сила представляется вполне достаточной для подавления возможного мятежа».

Но Штюрмер не рискнул передать «записку». Он тоже видел странное безразличие Государя и лишь доложил о настроениях защитников престола. Николай равнодушно выслушал премьера и приказал… открыть сессию Думы.

Царь становился все более бездеятелен, потому что понял безвыходность положения. Он читал отчеты тайной полиции и отлично знал про зреющий всеобщий заговор. Но он устал от этой бесконечной борьбы и решил отдать им власть. И уйти в частную жизнь, чтобы оставили в покое сходящую с ума от яростной деятельности и безумных предчувствий жену И мужика, который помогал их Семье выжить, лечил и Алике, и сына…

Теперь Николай уже сам желал неминуемого, а пока вяло пытался успокоить кипевшую Думу, в который раз безнадежно перетасовывал правительство… 10 ноября вместо ненавистного Думе Штюрмера он назначил премьером Александра Трепова – выходца из знаменитой семьи правых бюрократов. Его отец Федор Трепов был Петербургским градоначальником, брат Дмитрий в свое время занимал пост министра внутренних дел… Но бедному новоиспеченному премьеру с трудом удалось произнести свою первую речь в Думе – его освистали. Депутаты не хотели подачек от власти, они требовали создания своего Совета министров, ответственного перед Думой. Тогда Николай решил пойти на последнюю уступку – отдать Протопопова (Родзянко успел ему многое рассказать о полубезумном министре).

10 ноября царь писал Аликс: «Ты, наверное, уже будешь знать про перемены, которые крайне необходимо теперь произвести… Протопопов – хороший человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения… Говорят, несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни… Рискованно оставлять министерство в руках такого человека в такие времена… Только прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга… Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своем выборе».

Он лишь умолял жену не заклинать его словами мужика. Но она поняла – Ники решил покончить с «царскосельским кабинетом», который должен был их спасти. Он решил вновь обратиться к «гадким людям», мечтающим ограничить царскую власть. Его опять обманут!

И «быть свободным в выборе» она ему не позволила. В дело тотчас вступили советы «Нашего Друга».

«10 ноября… Еще раз вспомни, что для тебя, для бэби и для нас… тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы Нашего Друга… Протопопов чтит Нашего Друга, и потому Бог будет с ним… Штюрмер трусил, месяцами не виделся с Ним… и вот – потерял почву под ногами… Ах, милый, я так молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение – не будь Его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас Своими молитвами… Прошу тебя ради меня – не сменяй никого до моего приезда…»

Аликс приехала в Ставку, и царь… оставил Протопопова.

Он еще раз сдался. И еще раз понял безнадежность ситуации.

Он очень устал.

Новый премьер Трепов начал точно также, как его предшественники, как недавно павший Хвостов. Он решил успокоить кипевшую Думу, а для этого – удалить Распутина из Петрограда. Зная о мужике лишь по слухам, Трепов совершил ту же ошибку, которую совершил Хвостов, – задумал его купить.

К Распутину, по поручению Трепова, пришел родственник премьера – генерал Мосолов. Он считал, что умеет говорить с мужиками, и потому принес с собою вина. Распутин вино выпил, и Мосолов от имени Трепова предложил ему отказаться от всякого вмешательства в дела управления государством, в назначения министров. За это щедрый премьер обязался выплачивать мужику целых 30 000 рублей ежегодно.

Так пересказал на следствии этот эпизод Белецкий – со слов самого Распутина. И добавил, что Распутин отказался и тотчас «передал Государыне и царю о предложении Трепова… купить замалчивание всего того, что Распутин считает не отвечающим интересам царей».

Эти глупцы предлагали ему променять место советчика «царей» на жалкие деньги, которые он ни во что не ставил, прокучивал и швырял на ветер!

Так Трепов сразу попал в недоверие к царице, и его судьба была предрешена… «Наш Друг» сформулировал: «Нельзя держать Треповых, фамилия у них несчастливая».

«Оставшаяся немкой на русском престоле»

Между тем в Думе произошло невероятное. 19 ноября депутат Пуришкевич, чьи пики усов и лысая голова были известны по газетным портретам всей России, фанатичный монархист, прославившийся бесконечными оскорблениями оппозиции, обрушил громовую речь… на Государыню всея Руси и на мужика у трона.

В 2 часа ночи взбешенный Протопопов передал по телеграфу в Ставку самые опасные куски речи (в архиве я нашел его телеграмму). В газетах эти куски вымарала цензура. Но на следующий день… их повторял весь Петроград, ибо речь Пуришкевича ходила по городу в бесчисленных списках.

«Зло идет от тех темных сил и влияний, которые… и заставляют взлетать на высокие посты людей, которые не могут их занимать… От влияний, которые возглавляются Гришкой Распутиным (шум, голоса: «Верно! Позор!»)… Ночи последние я спать не могу, даю вам честное слово… лежу с открытыми глазами и мне представляется ряд телеграмм, записок, сведений, которые пишет этот безграмотный мужик то одному то другому министру… Были примеры, что неисполнение этих требований влекло к тому, что эти господа, сильные и властные, слетали… В течение двух с половиной лет войны я… полагал, что домашние распри должны быть забыты во время войны… Теперь я нарушил этот запрет, чтобы дать докатиться к подножью трона тем думам русских масс и той горечи обиды русского фронта, в которые ее поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от которых прочно забрали Распутин и императрица Александра Федоровна – злой гений России и царя… оставшаяся немкой на русском престоле… чуждая стране и народу…»

Можно представить, с какими чувствами читал эту речь царь. Теперь он понял окончательно: ему оставляли единственный выбор – или Алике, или трон.

И он выбрал – ее… И ждал неминуемого.

Когда Распутину прочитали речь Пуришкевича, он отреагировал так, как Аликс и ожидала от него, – по-евангельски простил. Но понял, что надо поддержать дух «царей», и послал телеграмму в Ставку: «19.11.16. Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен». А чтобы и царский покой не нарушать, предсказал: «Бог укрепит вас. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть». Так он обещал «царям» лучезарное завтра за пару месяцев до революции.

Повторил он то же и «маме»: «22 ноября… Верьте и не убойтесь страха, сдайте все свое (империю. – Э.Р.) Маленькому в целости. Как отец получил, так и его сын получит».

И в на редкость связной для него записке дворцовому коменданту Воейкову Распутин написал: «Без привычки даже каша не сладка, а не только Пуришкевич с его бранными устами… Теперь таких ос расплодились миллионы. А надо быть сплоченными друзьями. Хоть маленький кружок, да единомышленники… В них злоба, а в нас дух правды… Григорий Новый». Но самое страшное (о чем говорил и Пуришкевич) Распутин здесь подтвердил: «Таких ос расплодились миллионы»…

«Ты должна тоже в том участвовать»

Пуришкевич проснулся знаменитым. Как он запишет в дневнике, «20 ноября весь день трещал телефон, поздравляли… Из звонивших меня заинтересовал один, назвавшийся князь Юсупов… он попросил позволения побывать у меня для выяснения некоторых вопросов, связанных с ролью Распутина, о чем по телефону говорить неудобно. Я попросил заехать его в 9 утра».

Перед визитом к Пуришкевичу Феликс отправил письмо в Крым – жене Ирине.


Феликс все это время был в Петрограде – проходил военную подготовку в Пажеском корпусе. «Половина молодых» в Юсуповском дворце на Мойке перестраивалась, и он жил во дворце тестя, великого князя Александра Михайловича.

А в Крыму в то время шли теплые дожди, великокняжеские дворцы опустели. Из всего блестящего общества там спасались от промозглой столичной осени лишь мать и жена Феликса.

Ирина и Феликс постоянно обменивались письмами – бесконечными заверениями в любви, так похожими на послания Ники и Алике. И хотя их чувства были отнюдь не схожи (хотя бы по причине особых склонностей Феликса), но таков уж был эпистолярный стиль того времени, и они ему следовали…

Болезни и меланхолия, судя по этим письмам, не покидали хрупкую красавицу. Но то, что написал ей Феликс в день визита к Пуришкевичу, заставит Ирину забыть о всех своих недугах. В письме, которое доставит Ирине «верный человек», Феликс вместо привычных слов любви… сообщал о готовящемся убийстве, в котором решил принять самое деятельное участие!

«Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Распутина. Это теперь просто необходимо, а то все будет кончено. Для этого я часто вижусь с М. Гол. (Муней Головиной. – Э.Р.) и с ним (Распутиным. – Э.Р.). Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны…» И далее – то, что поразило Ирину: «Ты должна тоже в том (то есть в убийстве! – Э. Р.) участвовать. Дм. Павл, (великий князь Дмитрий Павлович. – Э.Р.) обо всем знает и помогает. Все это произойдет в середине декабря, когда Дм. приезжает… Как я хочу тебя видеть поскорее! Но лучше, если бы ты раньше не приезжала, так как комнаты будут готовы 15 декабря и то не все… и тебе будет негде остановиться… Ни слова никому о том, что я пишу».

И в заключение он просил Ирину: «Скажи моей матери (о плане. – Э. Р.), прочитай ей мое письмо…»

Ибо Феликс знал: мать благословит скорую развязку. Желанную развязку…

Плотская страсть?

После гибели Распутина его служанка Катя Печеркина показала, что первый раз Феликс пришел к ним на квартиру «20 ноября, в День введения во Храм Пресвятой Богородицы». И пришел не один – с Марией Головиной.

Муня показала в «Том Деле»: «Феликс… жаловался на боли в груди… я посоветовала ему побывать на квартире у Распутина… Князь ездил со мною 2 раза – в конце ноября и в начале декабря. И оставался у него менее часа…»

Итак, в тот же день, когда Феликс позвонил Пуришкевичу, он и посетил впервые квартиру Распутина. Этот визит должен был помочь Феликсу исполнить самую важную часть намеченного плана – заставить Распутина полностью ему довериться.


Феликс весьма кратко описал следователю, ведшему дело об убийстве Распутина, сам загадочный процесс «лечения»: «Распутин делал надо мной пассы, и мне казалось, что наступило некоторое облегчение».

Куда подробнее он изложил это уже в эмиграции: «После чаю Распутин впустил меня в кабинет – в маленькую комнатку с кожаным диваном, несколькими креслами и большим письменным столом… «Старец» велел мне лечь на диван, затем тихонечко провел по моей груди, шее и голове… потом опустился на колени, положив руки мне на лоб, пробормотал молитву. Его лицо было так близко к моему, что я видел лишь глаза. В таком положении он оставался некоторое время, потом резким движением поднялся и начал делать пассы надо мной. Гипнотическая власть Распутина была беспредельной. Я чувствовал входящую в меня силу, теплым потоком охватывающую все мое существо, тело онемело, я пытался говорить, но язык не слушался меня… Только глаза Распутина сверкали передо мной – два фосфоресцирующих луча… Затем я почувствовал проснувшуюся во мне волю – не подчиняться гипнозу. Я понял… я не дал ему полностью подчинить мою волю».

Но остался дневник человека, который хорошо знал Феликса и высказал ряд интересных соображений по поводу распутинского «лечения». Это все тот же великий князь Николай Михайлович. Уже после убийства Распутина он постарался выпытать из Феликса как можно больше подробностей.

«Феликс выложил мне всю правду… Гришка сразу полюбил его… и вскоре совсем доверился ему… доверился вполне. Они виделись чуть ли не ежедневно, говорили обо всем… причем Распутин посвящал его во все свои замыслы, нисколько не стесняясь такой откровенностью».

И великий князь, размышляя о внезапном доверии Распутина ко вчерашнему своему недоброжелателю, задает совершенно необходимый вопрос: «Не могу понять психики Распутина… Чем, например, объяснить безграничное доверие Распутина к молодому Юсупову? Он никому вообще не доверял… опасаясь быть отравленным или убитым». И удивление Николая Михайловича абсолютно правомерно. Распутин, как мы помним, действительно боялся покушений.

Великий князь отвечает на свой вопрос так: «Остается предположить что-то совсем невероятное… а именно влюбленность, плотскую страсть к Фениксу, которая омрачила этого здоровенного мужчину и развратника и довела его до могилы… Неужели во время нескончаемых бесед они только говорили? Убежден, были какие-то физические изъявления дружбы… в форме поцелуев, взаимного ощупывания и, возможно, чего-то еще более циничного… Садизм Распутина не подлежит сомнению. Но насколько велики плотские извращения у Феликса, мне еще мало понятно. Хотя слухи о его похотях циркулировали в обществе до его женитьбы».

Впрочем, «лечить» на языке «Нашего Друга» означало «изгонять беса блуда». Не идет ли речь в случае с Феликсом об «изгнании похоти к мужчинам», за что и взялся «универсальный врач» из сибирского села? Взялся лечить своим, «проверенным способом»… Возможно, с этим связана и таинственная предыстория их отношений, закончившаяся пощечиной… Но одно ясно: именно эти встречи свершили невозможное – мужик всецело доверился князю.

Загадка распутинской охраны

Приезжая к Распутину, Феликс поднимался в квартиру по «черной лестнице» (ко входу для прислуги), минуя агентов, охранявших мужика. Объяснить Распутину и Муне обычай приходить с черного хода князю было просто: его семья ненавидит Григория, и он не хочет лишних конфликтов… Так он приучал Распутина к своим тайным приходам.

И Печеркина на следствии отметила: «Маленький» приходил с черного хода». Но она запомнила только два появления Феликса, и оба – с Марией Головиной. Однако, судя по всему, он приходил гораздо чаще, просто Распутин старался, чтобы свидетелей этих визитов не было.

Сам Феликс о числе своих посещений Распутина скажет следователю уклончиво, но во множественном числе: «Во время моих последних посещений Распутина…» Но, со слов мужика, Лили Ден покажет в «Том Деле»: «Князь часто бывал у Распутина». И в письме царицы мужу от 17 декабря читаем: «Феликс в последнее время часто ездил к Нему».


Впоследствии заговорщики, желая показать трудности, которые они преодолели, будут говорить, что Распутина «охраняли шпики от трех учреждений: от императрицы, от МВД и шпики от банков». На самом деле в то время при Распутине были только агенты охранки. Более того, в один из своих ночных визитов ночью, Феликс мог с изумлением заметить, что после полуночи Распутина вообще никто не охранял.

Таково было секретное распоряжение Протопопова. Как показал Белецкий, жалкий министр «для особо важных разговоров приезжал к Распутину сам, вечером после 10». Не желая иметь свидетелей, Протопопов «после 10 вечера велел снимать наружную охрану». При этом он лгал и в Царском Селе, и Распутину – уверял, что охрана оставалась и ночью, только «ставилась не у ворот, а напротив дома, чтобы быть незаметной».

Так Феликс узнал: после полуночи можно увезти Распутина, не опасаясь охраны. На этом и будет строиться план убийства.


Издательская обложка воспоминаний Марии Евгеньевны Головиной: Memoires de Mounia Golovine. 1905–1920. St. Petersbourg – Raspoutine – La Siberie – La Revolution – L`exil. Avant–propos de la comtesse Olga N. Kreutz. Paris. 1995. 112 p.

Подлинный Распутин. Каким он был? (окончание)

Личность Марии Евгеньевны Головиной, одной из ближайших духовный дочерей Г.Е. Распутина, в меньшей мере подверглась клевете со стороны современников и пристрастных «исследователей».
Такое невнимание к личности Марии Евгеньевны объясняется просто: в эмиграции она молчала. Но молчание это было лишь кажущимся. Она писала в стол.


М.Е. Головина (слева) с А.А. Пистолькорс, урожденной Танеевой, сестрой А.А. Вырубовой.

Разумеется, напраслину возводили и на нее. Автор первой русской документальной биографии князя Ф.Ф. Юсупова, историк Елизавета Красных, посвятившая ее почему-то «Светлой памяти русских монархистов», без всякого на то основания утверждает, что М.Е. Головина называла себя якобы «обрученной невестой» Николая Юсупова. При этом ученая дама ссылается на давно разоблаченные фальшивые мемуары М.Г. Соловьевой (Распутиной)«Распутин. Почему?».
Красных без каких-либо на то оснований называет М.Е. Головину «занудной», «экзальтированной Муней», обвиняет ее в «рьяном почитании Григория Распутина».


Издательская суперобложка книги Елизаветы Красных «Князь Феликс Юсупов. “За все благодарю…” Биография». М. 2003.


Любовь Валериановна Головина и ее дочь Мария («Муня»).

В отличие от мемуаров А.А. Вырубовой и М.Г. Соловьевой (Распутиной), воспоминания М.Е. Головиной не предназначались для печати (во всяком случае, при жизни их автора) и потому не редактировались. Судя по авторским замечаниям, работа над ними шла и в 1932, и 1966, и в 1968 годах. К тому же они содержат много посторонней, не относящейся к делу, представляющей лишь узкий, личный интерес информации, которую, для придания стройности воспоминаниям, при публикации русского перевода, пришлось удалить, обозначив, разумеется, эти лакуны ([…]).
К сожалению, для публикации оказался недоступным протокол допроса ЧСК в 1917 г. М.Е. Головиной, содержащийся в выкраденном из России деле, приобретенном М.Л. Ростроповичем на аукционе Сотбис в Лондоне в 1995 г. (Лл. 113-122, рукописный текст. Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М. 2000. С. 565).


Супруга Г.Е. Распутина, Параскева Федоровна с Марией Евгеньевной Головиной. Фото А.А. Вырубовой. Покровское. Июнь 1914 г.

«Я пишу для тех, – подчеркивала Мария Евгеньевна, – кто хочет услышать правду о событиях, предшествовавших революции в России, и кто еще интересуется этим смутным временем, за которым последовала великая катастрофа. Я не претендую ни на то, чтобы писать историю революции, ни на то, чтобы излагать в виде романа полный рассказ о последних годах Российской Империи. Я не историк и не романист и еще менее – философ, но мне хотелось объединить мои личные впечатления как свидетельство о некоторых фактах, с которыми я была тесно связана, и представить их с точки зрения, отличной от официальной исторической, вводя реальные персонажи, имена которых уже указывлись в воспоминаниях современников, окружая их, однако, толикой творческого воображения, как в отношении вымышленных людей, во всем соблюдая их оригинальную личность.


Мария Евгеньевна Головина («Муня»). Фото с эмигрантского сертификата.

Всё, что я рассказываю – правда, неверными могут быть лишь мои заключения, но мне хотелось делать допущения, которые, будучи однажды принятыми, могли бы изменить точку зрения на то, о чем идет речь. Я прошу прощения у тех, кого я могу задеть своими идеями, и сожалею о том, что истины ради иногда вынуждена высказывать неприятные суждения о некоторых лицах, выступающих в этом рассказе. Особенно жаль мне выдавать свои тайны, придавать огласку скрытым фактам, привлекать взгляды к сокровенной и молчаливой жизни. Но среди стольких лживых измышлений, такого безобразия, такой жестокости я ощутила прямым долгом показать Истину, Красоту и чистое Добро, которые идут рядом с человеческими ошибками и в ходе истории ведут людей к Богу – главной цели нашей жизни».


М.Е. Головина во Франции.

По своему содержанию и силе мемуары М.Е. Головиной, несомненно, относятся к источникам первого ряда и буквально переворачивают наше представление о Г.Е. Распутине. При этом факты, содержащиеся в них, находят подтверждение в других известных нам надежных источниках. Особо при этом хочется отметить работу переводчика – доктора филологических наук Н.А. Ганиной. Без знания и любви к предмету, а главное – веры, результат не мог бы стать таким.
Жизнь М.Е. Головиной, как и А.А. Вырубовой, оказалась такой, какой предсказал ей в последний день земной своей жизни Г.Е. Распутин (именно в общении с «Муней», по свидетельству многих современников, прошли предсмертные дни старца): «У тебя в жизни никогда не бывало того, чего ты желала? Но ты сама выбрала – жить для Премудрости Божией прежде всего, отдать себя под Вышнее покровительство, и за это Матерь Божия возлюбит тебя, поведет и утешит во всю жизнь. Ничего не жди от людей, возложи всё свое доверие на Бога... Никогда не забывай малых, смиренных, гонимых, презираемых мiром! С ними пребывай, а не с богатыми и надменными, они тебе ничего не дадут, а эти тебя возлюбят и дадут тебе мужество и силу жить и трудиться всю жизнь, будешь любимой и будешь любить, что лучше этого?»
В памяти М.Е. Головиной, а теперь, значит, и многих читателей ее мемуаров, принявших ее точку зрения, Григорий Ефимович является во всей своей духовной мощи:
«Он был оплотом, на котором основывалась вся жизнь Монархии. Только явившись, он энергично устремил все события к небесам! Оставалось лишь повиноваться, идти этим сияющим путем, привыкать к лучшему, а главное – не противиться…»


М.Е. Головина в последние годы жизни.

Шло время и для каждого из князей Юсуповых, в той или иной степени причастных к убийству Царского Друга, наступил Судный День.
Первым в путь всея земли, в ночь на 11 июня (н.ст.) 1928 г. отправился князь Феликс Юсупов Старший, в 1908 г. по категорическому требованию своей взбалмошной и властной супруги оставивший командование Кавалергардским полком Императорской Гвардии, а в 1915 г. отставленный Государем от должности главного начальника Московского военного округа и генерал-губернатора Москвы за преступное бездействие во время немецкого погрома. Уже за несколько лет до кончины, в эмиграции, князь был разбит ударом после того, как он узнал из газет об очередном позорном сексуальном скандале неугомонного своего сынка. Местом последнего пребывания дряхлого старика «с завалившейся набок головой с неразборчивой речью» была постель в маленьком римском домишке.
Привыкшая всегда и во всем быть первой, богатейшая женщина Российской Империи, не остановившаяся ни перед чем, чтобы в угоду личной мести уничтожить Царского Друга, а через него Императрицу и с ними заодно и всю Россию, княгиня Зинаида Юсупова, скончалась, будучи выселенной из наемной квартиры, в маленькой комнатушке одного из парижских домов для престарелых утром 24 ноября (н.ст.) 1939 г. В гробу княгиня, сроду не носившая ничего, кроме шляп, впервые лежала в платке.


Сообщение об убийстве Царского Друга сразу же появились на первых полосах английской прессы.

Князь Феликс Юсупов Младший, убийца, умер в Париже 14/27 сентября 1967 г. На грудь усопшему положили крест, вырезанный из деревянной щепки от гроба Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. Единомышленники при жизни хотели быть представлены теми, кто еще оставались жить, людьми близкими и за гробом.
Удивительна история парижского дома князей Юсуповых на улице Пьер Герен (Pierre Guerin). Через некоторое время после кончины княгини Ирины Александровны Юсуповой «дом обвалился в провал, образовавшийся под ним. Увидевшая это, жившая по соседству Дэниз [служившая у князей. – С.Ф. ], была поражена картиной: мебель, картины, куски стен – всё было перемешано. От прежнего дома осталась лишь малая часть». (Совсем как в «Падении доме Ашеров», в котором земля разверзается и поглощает дом за тяжкие грехи его обитателей.)


Фотография князей Ф.Ф. и И.А. Юсуповых с дарственной надписью. 1921 г.

Смерть князя Ф.Ф. Юсупова породила немало различного рода домыслов, крупицы правды в которых густо перемешаны с выдумками и рассуждениями людей, чей разум был помрачен человеческими немощами и грехами.
«Этот странный человек, – было написано в “Фигаро” на следующий день после смерти Юсупова, – над которым вчера пала завеса, говорил о своей жертве: когда освободились силы, которыми владел Распутин, он стал моим ангелом-хранителем».
Князь Феликс Юсупов умер в день Воздвижения Креста Господня, – утверждала в публикуемых нами воспоминаниях М.Е. Головина, – […] Будем надеяться, что Феликс Юсупов актом своей веры порвал с прошлым и своим терпением и перенесением тяжких невзгод последних лет, снискал более нежели прощение – животворящую любовь Того, Кто любит всякого грешника, лишь бы в нем не было ненависти, сопротивления Его любви, Его свету, который просвещает и утешает всех. Будем надеяться, что Григорий и он, оба они, отныне освобожденные от земных невзгод, объединились в Мире Божием!»
Доходили и до такого: «Он умер, как святой». Так писали в одном из зарубежных его жизнеописаний.


Dobson Chr. Prince Felix Yousupov. The man who murdered Rasputin. London. 1998.

Автор первой русской биографии князя Ф.Ф. Юсупова приводит небезынтересный факт из жизни его потомков (дочери и внучки): «Удивительно близкая дружба Беби Юсуповой с Марией – женой голландского посланника в Афинах, русской по происхождению – была приятным сюрпризом для обеих, маленькая Пунька с таким удовольствием играла с сыном посла. Но какой же неожиданностью оказалось признание подруги перед своим отъездом, что она является внучкой Григория Распутина. Из всех людей мiра именно этим двум молодым мамам суждено было встретиться и подружиться, а своего верного друга детства, правнука Распутина, Пунька не забыла до сих пор».
Легко попасть в плен подобной мифологии, тем более, отчасти, основанной на реальных фактах, но при этом, правда, претерпевших «нужную» интерпретацию. Уже нетрудно представить прогуливающихся по «лунной дорожке» старца Григория и его убийцу. Но не забудем: «Иешуа Га-Ноцри» и «пятый прокуратор Иудеи» знаменитого романа М.А. Булгакова вовсе не исторический Понтий Пилат и уж тем более не Господь наш Иисус Христос. Истиной для нас в этом смысле является Евангелие и слова Символа Веры: Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате . Вся история Пилата до и после этого, находящаяся вне света Евангелия, представляется темной, зыбкой и весьма ненадежной.
И в этом смысле момент истины запечатлели парижские мальчишки, разносившие газеты вечером 27 сентября 1967 г. и на бегу выкрикивавшие: «Князь Юсупов, убийца Распутина умер!»
Всего остального в его жизни, как бы, и не было. Осталось только это .
Как писала Анна Ахматова:
…Простившись, он щедро остался,
Он насмерть остался со мной…

От приторной красоты Феликса многие представительницы слабого пола сходили в свое время с ума. Другим родовые юсуповские несметные сокровища еще сильнее кружили головы. Даже в эмиграции, утратив молодость, а заодно и практически всё свое состояние, он не пошел ко дну, как остальные. Его имя не сходило с колонок светской хроники европейских газет. Он был участником многих громких публичных скандалов (часто находившихся за гранью приличия), щедро благотворил соотечественникам, выигрывал у мiровых кинокомпаний неслыханные иски, был автором широко известных мемуаров, переведенных на многие языки мiра. Но при всем том остался, чем был на самом деле, – убийцей Царского Друга .

Главная > Документ

Начало формы

Конец формы

Начало формы

Конец формы

Матрена Распутина. Распутин. Почему?

ВОСПОМИНАНИЯ ДОЧЕРИ

МОСКВА - 2001

И.В.Захаров, правовладелец и издатель 2000

OCR: Сергей Сдвижников

От издателя

Матрена Распутина -- старшая дочь Григория Распутина -- родилась в 1898

после революции Матрене с мужем удалось выехать из России. Семья

обосновалась в Пари-же. В 1924 году муж умер. Матрена осталась с двумя

дочерьми на руках, практически без средств. К тому времени относится на-чало

ее карьеры (довольно удачной) танцовщицы. Позже, уже в Америке, Матрена

освоила профессию, возможно, больше отвечавшую ее темпераменту --

укротительницы тигров.

Умерла она в Лос-Анджелесе (Калифорния, США) в 1977 году от сердечного

приступа.

Свои записки об отце -- она назвала их на иностранный лад "Распутин.

Почему?" -- Матрена Григорьевна (впрочем, в Америке она была известна как

Мария) писала с 1946 по 1960 год. По неизвестным причинам сама она их не

своей американской соседкой по дому престарелых (см. ниже).

Я приобрел эту рукопись в 1999 году у ее последней владе-лицы, которая

почему-то не разрешила мне объявить ее имя. Назову ее госпожой X.

Сама г-жа X. родилась и живет в Парагвае. Ее дед по матери был одним из

тех казаков, которые, бежав из Крыма в 1920 году, решили попытать счастья в

Южной Америке -- их тогда целыми сотнями сманивали плодородными землями и

воз-можностью быстро встать на ноги.

Тетка г-жи X. вышла замуж и уехала в Америку в 1957 году. По каким-то

соображениям она почти не поддерживала связи с родными, так что сообщение о

наследстве от бездетной ма-лознакомой родственницы стало для г-жи X.

неожиданным. Кроме довольно значительной суммы денег она привезла из Америки

деловые бумаги и коробку с рукописью, в которую, разумеется, заглянула, но

не более. По-моему, из-за недоста-точного знания русского языка г-жа X.

толком даже не пред-ставляла, чем заполнены три толстые тетради с массой

вкле-ек, доставшиеся ей от тетки. Как рукопись Распутиной попала к ее тетке,

она не знает.

Осенью 1998 года г-же X. показали изданные мною книги "Романовы.

Императорский дом в изгнании" и "Мемуары" кня-зя Юсупова, убийцы Распутина.

"Тогда я и решила, что, может, вы захотите издать записи его дочери", --

объясняла мне позже г-жа X.

Полгода ушло у нас на переговоры (ведь все только по почте, никаких

факсов у нее нет), еще несколько месяцев рукопись морем добиралась до

Что же представляют собой записки Матрены Распутиной?

Это, если попытаться определить одной фразой, -- объяс-нение с теми,

кто считает Григория Распутина виновником едва ли не всех бед, обрушившихся

на Россию.

И тут надо сказать, что, приобретая вслепую записки доче-ри Распутина

(на мое предварительное знакомство с рукопи-сью г-жа X. не соглашалась), я

действовал с некоторым опасе-нием. Оправданным было ждать от Матрены

Распутиной вари-аций на тему ее же записок об отце, выпушенных еще до

вой-ны, -- книги очень наивной и совершенно апологетической. (Отдельно надо

сказать о книге, вышедшей по-английски в США в 1977 году под двумя фамилиями

Пэт Бархэм и Марии Рас-путиной -- "Распутин по ту сторону мифа". Я даже

заказал ее перевод, но издавать не стал -- в ней доля участия дочери

Рас-путина свелась к передаче эпизодов жизни отца, и они, к со-жалению,

совершенно потонули в клюкве и патоке. Однако пе-рекличка с записками,

которые перед вами, бесспорна.)

На сей раз меня ждал приятный сюрприз. Теперь он ждет вас. Три тетради,

исписанные почерком не слишком усердной ученицы, оказались весьма занятным

чтением. Чтением увлекательным и познавательным как широкому читателю, так и

узкому специалисту.

Книга построена как толкование жизни отца -- от рожде-ния в селе

Покровском до смерти в водах Невы в Петрограде. И именно в неожиданном (но

всегда абсолютно логичном психологически) толковании поступков Григория

Распутина заключается прелесть записок Матрены. При этом естествен-но, что,

отвечая на вопрос "почему?", Матрена передает мас-су подробностей,

ускользавших от других, как она пишет, "вос-поминателей".

Какая связь между смертями братьев -- Михаила и Григо-рия Распутиных,

случившимися с почти сорокалетним раз-рывом; между Елизаветой Английской и

Анной Вырубовой; между тягой великого князя Николая Николаевича к охоте и

вступлением России в войну в 14-м году; между религиознос-тью и эротизмом в

самом Распутине и т.д.? Матрена Распути-на обо всем этом знает.

Насколько точно ее знание? Ровно настолько, чтобы то, о чем она

говорит, "было вполне возможным". Прелесть запи-сок Матрены Распутиной и в

том, что каждый читающий сам сможет, если захочет, определить дистанцию от

возможного до действительного. Кстати, Матрена Распутина намекает на это --

вот, дескать и Жевахов об этом говорит, и Коковцов, только они так и не

поняли, о чем говорили...

Чтению абсолютно не мешает не всегда точное следование автором

хронологии -- сохранена лишь временная канва, а некоторые события "положены

не на свое место". "Почему?" побеждает в борьбе с "когда?".

Степень внутренней вовлеченности Матрены в описывае-мые ею события

видна и из того, как она отражает бытовые подробности. Они для нее -- далеко

не главное, но она из того времени и никак не может ими пренебречь. Так

милые детали будто проступают сквозь первый план.

Особое дело -- тон записок. Никакого придыхания, санти-ментов ровно

столько, сколько положено, чтобы они не раз-дражали. Но никаких сомнений --

Матрена обожает своего отца. Но обожает, так сказать, достойно, оставляя за

другими право на нелюбовь к нему (не любите, но хоть поймите, не

отмахивайтесь). И право, отмахнуться трудно. Временами на страницы записок

просто-таки врывается темперамент, явно унаследованный дочерью от отца.

Наверное, именно темперамент вынуждал Матрену Рас-путину пренебрегать в

самых напряженных местах правилами орфографии (разумеется, старой), не

говоря уже о пунктуа-ции. Она словно торопится высказаться, иногда не

дописывая слова или сокращая их самым причудливым образом.

Собственно, работа издателя и свелась к расшифровке не-которых слов,

очень незначительной правке стиля (исключи-тельно из-за того, что по мере

продвижения к концу русский язык Матрены становился все более

американизированным), сверке цитат и приведению их к виду, в каком они

воспроиз-водятся в современных изданиях.

Для облегчения чтения я разбил текст на главы и подглав-ки и дал им

названия. Приложения также добавлены мною.

И, наконец, я завершаю это затянувшееся объяснение с читателем краткой

справкой "Кто есть кто в воспоминаниях М.Г. Распутиной". Даю только имена и

род занятий (во время описываемых событий) основных упоминаемых ею персон.

Александр Михайлович (Сандро) -- великий князь, дядя Николая II,

женатый на его сестре Ксении. . Анастасия Николаевна (Стана) -- великая

княгиня, дочь черногорского князя Негоша, жена великого князя Николая

Николаевича.

Бадмаев Петр Александрович -- сын богатого бурятского

скотопромышленника, врач, пользовался приемами восточ-ной медицины.

Белецкий Степан Петрович -- и.о. директора Департамента полиции,

товарищ министра внутренних дел.

Боткин Евгений Сергеевич -- домашний врач царской семьи.

Боткина-Мельник -- его дочь.

Бьюкенен Джордж -- посол Великобритании в России.

Витте Сергей Юльевич -- граф, государственный деятель.

Воейков Владимир Николаевич -- дворцовый комендант.

Вырубова Анна Александровна -- фрейлина императрицы Александры

Федоровны и доверенное лицо царской семьи.

Гермоген (Долганев Георгий Ефремович) -- епископ Сара-товский и

Царицынский, уволен на покой.

Головина Мария Евгеньевна (Муня) -- невеста Николая, брата Феликса

Юсупова, поклонница Распутина.

Гурко Владимир Иосифович -- камергер, товарищ мини-стра внутренних дел,

отправлен в отставку после скандала, связанного с денежными махинациями.

Дмитрий Павлович -- великий князь, двоюродный брат Николая II, любовник

Феликса Юсупова.

Евреинов Николай Николаевич -- театральный деятель, ли-тератор.

Елизавета Федоровна (Элла) -- великая княгиня, старшая сестра

императрицы Александры Федоровны.

Жевахов Николай Давидович -- князь, камер-юнкер, и.о. товарища

обер-прокурора Св. Синода.

Илиодор -- см. Труфанов.

Иоанн Кронштадтский (Сергеев Иоанн Ильич) -- настоятель Андреевского

собора в Кронштадте, церковный проповедник и писатель.

Ковалевский П. -- публицист.

Ковыль-Бобыль Иван -- публицист.

Коковцов Владимир Николаевич -- граф, министр финан-сов, после убийства

П.А.Столыпина был назначен премьер-министром (до 1914 года).

Лахтина Ольга Владимировна -- жена действительного стат-ского

советника, поклонница Распутина.

Мария Федоровна -- жена Александра III, мать Николая II, вдовствующая

императрица.

Милнца Николаевна -- великая княгиня, дочь черногорс-кого князя Негоша,

жена великого князя Петра Николаевича.

Николай Николаевич -- великий князь, дядя Николая Второго.

Палеолог Морис -- посол Франции в России.

Протопопов Александр Дмитриевич -- последний министр внутренних дел

царской России.

Пуришкевич Владимир Митрофанович -- крупный земле-владелец, депутат II,

III и IV Государственной Думы, основа-тель Союза русского народа и "Палаты

Михаила Архангела".

Родзянко Михаил Владимирович -- крупный землевладелец, председатель III

и IV Государственной Думы. Был одним из тех, кто объяснял Николаю II

необходимость дарования кон-ституции во имя сохранения монархии.

Руднев Владимир Михайлович -- товарищ прокурора Ека-теринославского

окружного суда, в марте 1917-го включен в Чрезвычайную следственную комиссию

с поручением "обсле-довать источник безответственного влияния при дворе".

Симанович Арон Семенович -- купец первой гильдии, юве-лир, личный

секретарь Распутина.

Труфанов Сергей Михайлович (иеромонах Илиодор) -- на-чинал как

многообещающий проповедник и ревнитель веры. В 1912 году публично отрекся от

"Бога, Веры и Церкви".

Феофан (Василий Быстрое) -- епископ, ректор Петербург-ской духовной

академии и одно время духовник императрицы Александры Федоровны.

Филипп -- французский авантюрист.

Юсупов-Сумароков-Эльстон Феликс Феликсович -- князь, наследник

богатейшего состояния в России, муж Ирины Алек-сандровны, дочери великого

князя Александра Михайловича, племянницы Николая II.

Имеющиеся в тексте неправильности в написании автором имен, фамилий и

должностей не оговариваются.

Матрена Распутина

РАСПУТИН. ПОЧЕМУ?

Я -- дочь Григория Ефимовича Распутина.

Крещена Матреной, домашние звали меня Марией.

Отец -- Марочкой. Сейчас мне 48 лет.

Почти столько же, сколько было отцу,

когда его увел из дома страшный человек -- Феликс Юсупов.

Я помню все и никогда не пыталась забыть ничего

из происходившего со мной или моей семьей

(как бы ни рассчитывали на это недруги).

Я не цепляюсь за воспоминания, как это делают те,

кто склонен смаковать свои несчастья.

Я просто живу ими.

Я очень люблю своего отца.

Так же сильно, как другие его ненавидят.

Мне не под силу заставить других любить его.

Я к этому и не стремлюсь, как не стремился отец.

Как и он, хочу только понимания. Но, боюсь, -- и это чрезмерно, когда

речь идет о Распутине.

Однажды я уже принималась писать об отце, пола-гая, совершенно

искренне, в этом свой долг перед его памятью и даже своей совестью.

К сожалению, я тогда не вполне еще отстранилась от происшедшего с моей

семьей, чтобы противостоять желаниям советчиков, вдруг объявившихся рядом со

мной. Записки, давно уже вышедшие под моим име-нем, меньше всего похожи на

те, которые хотелось бы написать. Тогда был взят чужой тон. И сейчас мне

если и не стыдно, то грустно от этого.

И все равно я ни за что не хотела приниматься за обреченный труд --

новые записки.

Но кто скажет заранее, как сложится, наверное оши-бется.

Отец говорил (и это часто откликалось в моей жиз-ни): "Нет никакой

напрасности".

Четырнадцать лет назад ко мне в дом пришла (по рекомендации) одна

русская дама. Правда, в отноше-нии ее надо было бы сказать -- одна бывшая

советская дама. Тогда часто можно было встретить русских-советс-ких, из

перемещенных лиц. В сущности, беженцев, как и я. Она пришла посмотреть на

дочь Распутина. И не скрывала своего любопытства, которое другой на моем

месте принял бы за неприличность.

Я никогда не делала тайны из обстоятельств своей частной жизни. Все

знают, к примеру, -- чтобы прокор-миться после смерти мужа, я была какое-то

время танцовщицей. Словом, меня смутить трудно.

Пришедшая не была мне неприятна, и я охотно от-вечала на вопросы. Боже

мой, какая же у нее в голове была каша!

Так бы и остался этот вечер обычным в своем роде, если бы под конец его

гостья не протянула мне тоню-сенькую книжицу без обложки, по виду --

зачитанную.

Я приняла подарок, не ожидая подвоха. И что же я увидела -- "Сказка

наших дней о старце Григории и русской истории", начальными строками которой

были: "Мы расскажем эту сказку и про Гришку, и про Сашку".

От негодования я чуть не задохнулась. У меня в доме -- и такое! Я было

собралась указать на дверь, но гостья опередила меня словами, перевернувшими

Вы хотите, чтобы от вашего отца осталось только это? -- Дама

выразительно посмотрела на книжицу.

Я тут же, разумеется, расплакалась, понимая, как она права, что судит

обо мне так, и понимая свое бес-силие что-либо изменить.

Так мне казалось в ту минуту.

Кое-как проводив гостью, я отправилась спать. В го-лове крутилась одна

фраза: "Не хочу!". Так бывает, когда в полузабытьи пытаешься ухватиться за

обрывок како-го-то смысла, ускользавшего раньше. Что -- "не хочу"? Чтобы от

жизни отца остался пасквиль, или не хочу сделать так, чтобы остался не

только он?

Не в силах заснуть, я встала. Я поняла, чего хотела.

Для начала дочитала до конца принесенную мне с таким явным умыслом

Приведу только один, не самый гнусный отрывок.

Между тем почтенный Гриша

Забирался выше, выше,

Был он малый крепких правил,

Уважать себя заставил,

От девиц не знал отбою

И доволен был собою.

С Гришкой спорят иерархи, Рассуждают о монархе,

И вещает Джиоконда

Из столичного бомонда:

"Vous savez, простой мужик,

А такой приятный лик".

Так его открыла Анна,

Дама фрейлинского сана,

А открыв, к царице скок --

"Объявляется пророк:

В нем одном такая сила,

Что на многих нас хватила,

Эта поступь, этот взгляд,

С ним не страшен целый ад".

Словом, лезет Гриша выше,

Красны дни пришли для

Гриши: И в столицу Петроград

Прибыл он, как на парад.

Едет он в почете, в славе,

Приближается к заставе,

Бьет поклон, и наконец

Попадает во дворец.

По палатам Гриша ходит,

Всех собой в восторг приводит,

Гриша старец хоть куда --

И взошла его звезда.

Изрекает он словечки,

Дамы ходят как овечки,

А потом, наедине,

Изнывают, как в огне...

Велика у Гриши сила,

До того вещает мило,

Что кругом бросает в жар:

"Вот так старец -- а не стар".

А достойная Алиса,

Без любого компромисса,

С ним сидит и день, и ночь,

День да ночь и сутки прочь.

Завелась деньга у Гриши,

Дом в селе с узорной крышей, Перевез детей и женку,

Пьет в салоне ром и жженку;

У самой графини И...

У него всегда свои.

Свет потушит, порадеет,

Тихой лаской обогреет,

А когда Григорий зол.

Почему эта поделка так расстроила (впрочем, не то слово) меня? Ведь за

довольно длинную к тому време-ни жизнь я прочитала и выслушала немало. Но

"сказка" была сделана под народный говор, она хотела уязвить моего отца

все доступные ему усилия.

Это было гадко так же, как описанное Пуришкеви-чем ликование народа при

известии об убийстве отца. Да что они, люди, о нем знали?То, что им сказал

Пуришкевич. А не он, так другой...

В общем, я села писать.

О том, что знают все, и о том, чего не знает никто. О том, почему все

сложилось так, а не иначе.

Вполне осознавая, что упрекнуть меня в пристраст-ном отношении к отцу

всякому будет приятно, я взяла за правило опираться (там, где это возможно)

на изве-стных людей, чьи записки, касающиеся моего отца и сопутствующих его

жизни обстоятельств, читаны уже многими, но не поняты правильно почти никем.

Глава 1 ПАДУЧАЯ ЗВЕЗДА

Мальчик -- Ветеринар-чудотворец --

-- Смерть в пруду -- Где Бог? -- Чужой в своей

семье -- Половой вопрос по-деревенски --

-- Любовный морок -- Вдовий грех

Мальчик

В Покровском, большой деревне в Западной Сиби-ри, была одна церковь --

Покрова Богоматери. Бого-мольные крестьяне, ставившие ее давным-давно, еще

до всякого поселения, надеялись призвать таким обра-зом ее защиту. И

Богородица не отвернулась от них.

предвестница великого события.

В ту же минуту жена Ефима Алексеевича Распутина -- Анна Егоровна --

родила второго сына. Его крестили Григорием.

Двор Распутиных ко времени рождения Григория можно было отнести к

богатым. Дом на восемь комнат, хозяйство. Как и все в Покровском, Распутины

делали обычную крестьянскую работу, занимались извозом и рыболовством.

"Бог помогал"... Так часто говорила бабушка. В этой фразе не было

ничего нарочитого. Произносилась она просто, между делом.

Я множество раз перечитывала "Житие опытного странника", написанное

отцом, и всякий раз, доходя До фразы "Очень трудно было все это пережить, а

де-лать нужно было, но все-таки Господь помогал...", останавливалась.

Однажды поняла: если другим Он помо-гал, то отца -- вел.

Кстати скажу, что "публика" не смогла простить мо-ему отцу, -- кроме

всего прочего, разумеется, -- напи-сания им "Жития опытного странника" и

"Мыслей и размышлений". Тут же заговорили о,ловкой подделке, даже о краже

рукописи. Предполагая, что многие не со-чтут возможным положиться на мое

отметившего по этому поводу: "В период молит-венного углубления были им

написаны и его духовные размышления, составленные, вопреки

распространен-ному мнению о подделке, им самим, как это установи-ла, по

словам А.Ф.Романова, специальная экспертиза".

Отцу было отказано в самой возможности написания им чего-либо

возвышенно-духовного, того, что выка-зывало ум глубокий и оригинальный,

только лишь по-тому, что отец -- мужик, из среды чуждой, во многом

непонятной. То, что писал отец, было так непохоже на косноязычие прирученных

юродивых. Но, как часто по-вторял отец, "дух Божий витает, где хочет". Эти

слова из Писания знали, безусловно, все. Но поверить в них...

Об отце почти никто ничего достоверно не знал. Многие думали, что он из

бедной семьи. И этим объяс-няли его стремление к богатой жизни,

странничеству, смешивая его с попрошайничеством. О представлениях отца по

этому поводу я еще скажу. Тут же замечу, что мой дед был старостой, а нищего

и нерадивого хозяина главным в деревне не поставят.

По моему малолетству, когда отец говорил: "У Бога дорог много", а он

часто это повторял, представлялись причудливо переплетавшиеся тропинки. Куда

захочешь, туда и пойдешь. Со временем и я поняла -- "Дух Божий витает, где

Что я знаю о детстве отца? Как и многие, -- гораздо меньше, чем

хотелось бы.

Знаю, что родился он семифунтовым (этим почему-то очень гордилась,

представьте, свекровь, а не его мать), но крепким здоровьем не отличался.

Метался в люльке, не желая мириться с пеленками. К шести месяцам уже

мог подтянуться и встать, а в во-семь начал ходить по избе.

Долго не мог заговорить, а когда все-таки стал раз-говаривать, то

произносил слова нечетко. Хотя косно-язычным не был.

таким образом готовлю разговор как бы о Моисее (косноязычном пророке).

Ничего тако-го не ждите. Я пишу о человеке. Жития святого Распутина -- не

было. Распутин был по преимуществу человеком.

Отец никогда не стеснялся себя самого и написал в своем "Житии" то,

чего не написали бы о себе другие: "Вся жизнь моя была болезни. Медицина мне

не помо-гала, со мной ночами бывало, как с маленьким: мочил-ся в постели".

Еще о том, что отец не играл в кого-то и не приду-мывал себя. Симанович

оставил свидетельство, относя-щееся к петербургской жизни отца: "Распутин не

ста-рался перенять манеры и привычки благовоспитанного петербургского

общества. Он вел себя в аристократичес-ких салонах с невозможным хамством".

"С невозможным хамством" -- здесь значит "по-мужицки", то есть так, как

"невозможно", "нельзя", с точки зрения аристок-рата, вести себя.

Почти с младенчества его взгляд (глаза были ярко-синими, глубоко

посаженными) отличался от мутного, несфокусированного взгляда обычного

ребенка. Как ска-зали бы сейчас -- глаза делали лицо.

Читая у бесчисленных мемуаристов описания внешно-сти отца, я всякий раз

отмечала, что почти никто из них не мог верно передать их цвет. Чаще всего

называли серый, голубой. Иногда серо-стальной. Надо сказать, что в

Покровском вся порода такая была -- светлоглазые, Даже и брюнеты.

Был костляв и нескладен.

Однажды, еще не оправившись от болезни, отец уве-рял бабушку, что у его

постели сидела красивая город-ская женщина и успокаивала, пока жар не

прошел. Никто ему не поверил. И не обратил внимание на то, что ребе-нок

выздоровел внезапно.

Я бы поверила. Но это потому, что знаю о нем все, что знаю. Я просила

бабушку рассказывать мне эту исто-рию, когда мы оставались в Покровском без

отца. Мне казалось, что так я могу призвать ту женщину на по-мощь к нему. Не

женщину -- Богородицу.

У отца не было в детстве друзей. (Как и позже.) Нуж-дался ли он в них?

Вряд ли. Слишком хорошо все видел. Буквально. Рассказывали, что с детства,

если пропадала какая-то вещь, он видел, кто ее украл. Говорили, что он и

мысли читает.

Ветеринар-чудотворец

От деда я знаю о необыкновенной способности отца обращаться с домашними

животными. Стоя рядом с норовистым конем, он мог, положив ему на шею

ла-донь, тихо произнести несколько слов, и животное тут же успокаивалось. А

когда он смотрел, как доят, корова становилась совершенно смирной.

Как-то за обедом дед сказал, что захромала лошадь, возможно, растянула

сухожилие под коленом. Услыхав это, отец молча встал из-за стола и

отправился на ко-нюшню. Дед пошел следом и увидел, как сын несколь-ко секунд

постоял возле лошади в сосредоточении, по-том подошел к задней ноге и

положил ладонь прямо на подколенное сухожилие, хотя прежде никогда даже не

слышал этого слова. Он стоял, слегка откинув назад го-лову, потом, словно

решив, что исцеление соверши-лось, отступил на шаг, погладил лошадь и

сказал: "Те-перь тебе лучше".

После того случая отец стал вроде ветеринара-чудо-творца и лечил всех

животных в хозяйстве. Вскоре его

"практика" распространилась на всех животных Покровс-кого. Потом он

начал лечить и людей. "Бог помогал".

В Петербурге отец привлечет к себе внимание велико-го князя Николая

Николаевича как раз тем, что вылечит его любимую собаку, казалось,

безнадежно больную.

В "Житии" есть такая фраза: "Все меня интересовало. И хорошее, и худое,

а спросить не у кого было, что это значит? Много путешествовал и вешал, то

есть прове-рял все в жизни". Из рассказов бабушки и деда я поня-ла, что

таким он был с ранних лет -- "опытным стран-ником". "В природе находил

утешение и нередко помыш-лял о Самом Спасителе".

Он мог уставиться на небо, скорее, в небо. (Мне он говорил: "Вера --