Меню
Бесплатно
Главная  /  Семья и отношения  /  Венички ерофеева в пьесе каменный гость. Алкогений: Венедикт Ерофеев. Об отношениях с Богом

Венички ерофеева в пьесе каменный гость. Алкогений: Венедикт Ерофеев. Об отношениях с Богом

«Сверхчеловек я, и ничто сверхчеловеческое мне не чуждо…».

Веничка Ерофеев

Русский писатель и алкоголик, наиболее известный повестью «Москва-Петушки», написанной в начале 1970 года. В тексте повести – масса пародий на штампы того времени, но нет никакой обличительности…

Воспитывался в детском доме. Окончил школу с золотой медалью.

«Веничка постоянно носил с собой зелёную тетрадку, в которую записывал наблюдения и заметки об окружающих его людях. Там же находилась и неоконченная рукопись поэмы «Москва-Петушки». Веничка с этой тетрадкой не расставался и никому её не показывал. Однажды приехал к нему в бригаду Игорь. Друзья, как водится, выпили, и задумал Авдиев стащить у приятеля заветную рукопись. Дождавшись, когда Веничка уснул, Игорь вынул у него из-под подушки тетрадь. Ещё в электричке он прочитал её от корки до корки и вернулся в Москву совершенно обалдевший. Взяв такси, он помчался к Тихонову, и друзья всю ночь читали рукопись, смеясь и плача от восторга. Веничка заявился под утро, сам не свой от постигшей его утраты. Но по лицам Игоря и Вадима он сразу понял, что сокровенная тетрадка была у них. «Слава Богу, что нашлась. Давайте немножечко шлёпнем», - выдохнул он с облегчением…»

Петровец Т.Г., Звёзды скандалят, М. «Рипол-классик, 2000 г., с. 210.

В своё время писатель выписал себе британское понимание романа Николая Островского: «В британском энциклопедическом словаре: «Kak zakalyalas stal» - «история успеха молодого калеки».

Ерофеев В.В., Из записных книжек / Со дна души, М., «Вагриус» 2003 г., с. 452.

«…возникла целая плеяда «смиренных» писателей, чьим патриархом по праву может считаться Венедикт Ерофеев . Его «слабость» - ангелическое пьянство Венички - залог трансформации мира. В поэме «Москва-Петушки» алкоголь выполняет функцию «генератора непредсказуемости». Опьянение - способ вырваться на свободу, стать - буквально - не от мира сего. (Вновь любопытная параллель с даосскими текстами: «Пьяный при падении с повозки, даже очень резком, не разобьётся до смерти. Кости и сочленения у него такие же, как и у других людей, а повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно».) Водка в поэме Ерофеева - повивальная бабка новой реальности, переживающей в душе героя родовые муки. Каждый глоток омолаживает «черствые», окостеневшие структуры мира, возвращая его к неоднозначности, протеичности, аморфности того беременного смыслами хаоса, где вещи и явления существуют лишь в потенции. Главное в поэме - бесконечный поток истинно вольной речи, освобождённой от логики, от причинно-следственных связей, от ответственности за смысл. Веничка вызывает из небытия случайные, как непредсказуемая икота, совпадения: всё здесь рифмуется со всем - молитвы с газетными заголовками, имена алкашей с фамилиями писателей, стихотворные цитаты с матерной бранью. В поэме нет ни одного слова, сказанного в простоте. В каждой строчке - кипит и роится зачатая водкой небывалая словесная материя. Пьяный герой с головой погружается в эту речевую протоплазму, дурашливо признаваясь читателю: «Мне как феномену присущ самовозрастающий логос». Логос, то есть цельное знание, включающее в себя анализ и интуицию, разум и чувство, «самовозрастает» у Венички потому, что он сеет слова, из которых, как из зерна, прорастают смыслы».

Генис А.А. , Билет в Китай, СПб, «Амфора», 2001 г., с. 97-98.

Образец текста: «Мне это нравится. Мне нравится, что у народа моей страны глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в меня чувство законной гордости. Можно себе представить, какие глаза там. Где всё продается и всё покупается... глубоко спрятанные, притаившиеся, хищные и перепуганные глаза... Девальвация, безработица, пауперизм... Смотрят исподлобья, с неутихающей заботой и мукой - вот какие глаза в мире Чистогана... Зато у моего народа - какие глаза! Они постоянно навыкате, но никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого смысла - но зато, какая мощь! (Какая духовная мощь!) Эти глаза не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной. В дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий эти глаза не сморгнут. Им всё божья роса...»

Венедикт Ерофеев, Москва – Петушки.

«Водка - суть и корень ерофеевского творчества. Стоит нам честно прочесть поэму «Москва-Петушки», как мы убедимся, что водку не надо оправдывать - она сама оправдывает автора. Алкоголь - стержень, на который нанизан сюжет Ерофеева. Его герой проходит все ступени опьянения - от первого спасительного глотка до мучительного отсутствия последнего, от магазина, закрытого утром, до магазина закрытого вечером, от похмельного возрождения до трезвой смерти. В строгом соответствии этому пути выстраивается и композиционная канва. По мере продвижения к Петушкам в тексте наращиваются элементы бреда, абсурда. Мир вокруг клубится, реальность замыкается на болезненном сознании героя. Но эта клинически достоверная картина описывает лишь внешнюю сторону опьянения. Есть и другая - глубинная, мировоззренческая, философская, скажем прямо - религиозная. О религиозности Ерофеева писал его близкий друг, Владимир Муравьев, который уговорил его принять католичество, убедив Веничку тем, что только эта конфессия признает чувство юмора.
Муравьев пишет: «Москва-Петушки» - глубоко религиозная книга [...] У самого Венички всегда было ощущение, что благополучная, обыденная жизнь - это подмена настоящей жизни, он разрушал её, и его разрушительство отчасти имело религиозный оттенок».

Генис А.А. , Благая весть. Венедикт Ерофеев / Два: Расследования, М., «Эксмо»; «Подкова», 2002 г., с. 58.

Венедикт Ерофеев вел записные книжки почти всю жизнь: из них роди-лись «Москва — Петушки» и другие его произведения, они же стали главным источником, рассказывающим о жизни писателя и о становлении его стиля. Их публи-кация — сначала в виде небольших подборок, а затем и целиком — началась сразу после смерти Ерофеева. Книжки наполнены выписками из прочитан-ного, репликами друзей и случайных знакомых, дневниковыми записями, номерами телефонов и списками долгов, афоризмами, шутками и каламбурами. Здесь Ерофеев оттачивал свой стиль, и многие записи почти без изменений перешли в его сочинения; другие же, ничуть не хуже, так и остались, аккуратно выписанные в отдельные блокноты. В записных книжках Венедикт Ерофеев предстает грустным философом, любителем парадоксов, и читать их не менее интересно, чем «Москву — Петушки».

Венедикт Ерофеев. 1988 год Анатолий Морковкин / ТАСС

1. О поводе выпить

Заметка 1978 года может показаться шутливой, но это не единственный слу-чай, когда Ерофеев собирается отметить какую-либо неожиданную памятную дату. В других записях упоминаются 150-летие великого наводнения 1824 года в Петер-бурге, 70-летие премьер-министра Вьетнама Фам Ван Донга, 90-летие «лежащего на дне Яика» Василия Чапаева и даже своеобразный пушкинский юбилей — 150-летие того дня, когда Пушкин получил у Николая I ссуду на печатание «Истории Пуга-чева».

Такая любовь писателя к неочевидным юбилеям объясняется и его страстью к точным датам, и стремлением соотнести собственную биографию с истори-ческими событиями, и, наверное, чисто бытовой необходимостью найти повод для выпивки. Но главная причина лежит все-таки в эстетической плоскости — не случайно все памятные даты, которые упоминает Ерофеев, выглядят откро-венно иронично.

В конце 1960-х годов Советский Союз захлестнула волна юбилеев, связанных с событиями Октябрьской революции и Гражданской войны, а кульминацией стало празднование столетия со дня рождения Ленина (кстати, именно эту дату имеют в виду члены бригады по прокладке кабеля в «Москве — Петушках», когда под руководством Венички торжественно клянутся «по случаю предсто-ящего столетия покончить с производственным травматизмом»). Об этом же Ерофеев с грустью пишет в записной книжке 1969-1970 годов:

«Раз начав, уже трудно остановиться. 50 лет установления советской власти в Актюбинске, 25 лет львовско-сандомирской операции etc., etc. Все ширится мутный поток унылых, обалбесивающих юбилеев».

Предлагая «спрыснуть» очередную годовщину, Ерофеев делает попытку спаро-ди--ровать официальный советский язык, обессмыслив его. И таким образом, быть может, сделать свое существование рядом с ним чуть более приемлемым.

2. О пользе алкоголя

«О необходимости вина, т. е. от многого было б избавление, если бы, допустим, в апреле 17 г. Ильич был бы таков, что не смог бы влезть на броневик. Т. е. задача в том, чтоб пьяным перестать пить, а их заставить»

За типичной для Ерофеева шутливой формой скрывается серьезное содержа-ние. Алкоголь как естественный ограничитель — одна из постоянных тем его записей. Пьяный человек мало на что способен, а значит, меньше вероятность, что он совершит какую-нибудь подлость. Исторический трезвый Ленин — жесток и безжалостен, Ленин из ерофеевской зарисовки вызывает смех и, пожа-луй, даже симпатию.

Идея про Ленина, который напился так, что в самый ответственный момент не смог забраться на броневик и произнести свою историческую речь, похожа на анекдот. В определенном смысле это и есть анекдот, цель которого — с помо-щью юмора оживить застывшую историческую личность. Вероятно, именно для этого Ерофеев страницами выписывает цитаты из писем Ленина и Крупской, выбирая самые смешные. Например, такую: «Все же мне жалко, что я не мужчина, я бы в десять раз больше шлялась» Надежда Крупская — Марии Ульяновой, речь в письме идет о прогулках в окрестностях Шушенского. .

Из этих выписок за два февральских дня 1988 года сложилась «Моя маленькая лениниана» — последнее законченное сочинение Ерофеева. И хотя его часто относят к постмодернизму, на самом деле это скорее попытка очеловечить советский официоз доступными писателю средствами. Услышав слово «пост-модернизм», Ерофеев, наверное, скривился бы не меньше, чем от вопроса, считает ли он себя русским интеллигентом Из интервью Игорю Болычеву. Цит. по: Венедикт Ерофеев. Собрание сочинений в 2 томах. Т. 2. С. 277. .

3. О смешении жанров

«Не смех со слезами, но утробное ржание с тихим всхлипыванием в подушку, трагедию с фарсом, музыку со сверхпрозаизмом, и так, чтоб это было исподтишка и неприметно. Все жанры слить в один, от рондо до пародии, на меньшее я не иду»

Интересно, что Ерофеев объединяет даже не противоположности, а крайние точки: «Не смех со слезами, но утробное ржание с тихим всхлипыванием в по-душку…» В этом фрагменте выражена как его любовь ко всему ненормаль-ному, выходящему за рамки привычного, так и ненависть к «золотой сере-дине». Об этом же и цитата из «Пер Гюнта» Ибсена, которую Ерофеев выписывает в 1961 году:

Пикантность-то и дорога нам, людям,
Когда нормальным сыты мы по горло.
Привычное нас больше не пьянит.
Лишь крайность — худобы или дородства,
Иль юности иль старости — способна
Ударить в голову, а середина
Лишь вызвать тошноту способна Перевод Анны и Петра Ганзен. .

Пикантность, непривычность, неприличность — вот ерофеевская стихия. Она нужна, чтобы поразить читателя, вывести его из равновесия. Крайность «ударяет в голову», как знаменитые Веничкины коктейли с их фантастиче-ски-ми и несоединимыми ингредиентами — дезинсекталем для уничтожения мел-ких насекомых, клеем БФ, тормозной жидкостью. Собственно, все твор-че-ство Ерофеева в каком-то смысле и есть такой коктейль — смешение разных жанров («от рондо до пародии»), языковых регистров и стилистических пластов.

4. Об обыденности горя

«У вас вот лампочка. А у меня сердце перегорело, и то я ничего не говорю»

В грубовато-ироничной форме, как будто это реплика ворчуна-электрика, Еро-феев высказывает нечто действительно для себя важное. «Настоящей страстью Вени было горе. Он предлагал писать это слово с прописной буквы, как у Цве-та-евой: Горе», — пишет Ольга Седакова, вспоминая эпизод в «Москве — Пе-тушках», в котором Веничка сравнивает себя с героиней картины Крамского «Неутеш-ное горе ». Там Веничка утверждает, что те «скорбь» и «страх», кото-рые обычные люди испытывают в исключительные моменты жизни, напри-мер из-за смерти близких, он ощущает все время. Горе для него превра-щается в обыденность, в нечто привычное, но не теряющее при этом своей остроты.

В таком контексте становится понятна и эта запись. «Перегоревшее» сердце для Ерофеева — ситуация такая же будничная, как для дру-гих — перегорев-шая лампочка. Но если лампочку можно заменить, то с серд-цем это сделать слож-нее. Безнадежность этой ситуации хорошо выражена в записи 1973 года на эту же тему:

«Сравни их тяжесть и безвыходность и мою, дурацкую. У них завтра зарплата — а сегодня нечего жрать. А у меня ленинградская блокада».

5. О любимом первенце

«А Тихонов бы все напутал. Он в Афинах был бы Брут, а в Риме — Периклес»

Вадим Тихонов, «любимый первенец» «Любимым первенцем» автор назвал Тихо-нова в посвящении к «Москве — Петушкам». Писатель имел в виду, что Тихонов стал для него кем-то вроде первого ученика. , которому писатель посвятил «Москву — Петушки», стал не только персонажем главной книги Ерофеева, но и постоянным героем записных книжек. Отличительная особенность «Вади» — дремучая необразованность. Тихонов действительно был не слишком эрудированным: он кое-как окончил среднюю школу, слыл хулиганом, и мему-аристы часто вспоминают о его безграмотности и дурных манерах. Необразо-ванность и невоспитанность Тихонова, очевидно, были постоянным поводом для шуток среди друзей и, возможно, причиной той иррациональной любви, которую испытывал к нему Ерофеев.

Ерофеев в записных книжках отмечает, что его приятель путает изобретателя Генри Форда и химика Эрнеста Резерфорда, композитора Оффенбаха и фи-лософа Фейербаха, актрису Веру Марецкую и балерину Майю Плисецкую, художника Рембрандта и политика Вилли Брандта. Ерофеев даже не упускает случая рассказать об этом швейцарской исследовательнице, автору диссерта-ции о «Москве — Петушках» Текст письма приведен в: Светлана Гайсер-Шнитман. Венедикт Ерофеев: «Москва — Петушки», или «The Rest is Silence». Bern; Frankfurt am Main; New York; Paris. 1989 . Он как будто противопоставляет Тихонова известному шутливому описанию интеллигента, который способен отличить Гоголя от Гегеля, Гегеля от Бебеля, Бебеля от Бабеля и далее по списку. Тихо-нов же, наоборот, не знает ничего. Вот и в цитируемом фрагменте он изде-ва-тельски уподобляется Чаадаеву из известного пушкинского стихотво-рения, но если Чаадаев «в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес», то Тихонов и здесь бы все напутал.

6. О подходящих сравнениях

«Игорь Авдиев, длинный, как жизнь акына Джабаева, бородатый, как анекдот»

В записных книжках Ерофеева часто упоминается и другой его друг, Игорь Авдиев. Он имел эксцентричную внешность: очень высокий, с длинной густой бородой. Высоким был и сам Ерофеев. «…В Игоре метр девяносто семь, а в Вене было метр восемьдесят семь (он обычно говорил: метр восемьдесят восемь)», — вспоминала его вторая жена Галина Носова. «Мы с Авдиевым оба длинны. Но он длинен, как декабрьская ночь, а я — как июньский день», — пишет сам Ерофеев, с помощью типичных для него сравнений передавая не только сходство в их внешности, но и различие: у Ерофеева волосы были русые, у Авдиева — иссиня-черные.

В основе этих сравнений лежит простой каламбур: длинным часто называют высокого и, как правило, худого человека, но одновременно длинной может быть жизнь — например, советского поэта Джамбула Джабаева, прожившего 99 лет. Для создания того же эффекта можно использовать не разные значения одного и того же слова, а устойчивые языковые выражения: человек может стать бородатым, как анекдот, длинным, как рубль, или высоким, как награда. Так и рождается ерофеевская шутка.

Писатель, кажется, и сам понимал незатейливость подобных каламбуров. «Надо привыкать шутить по-„Крокодильски“», — замечает Ерофеев в записи от 1966 года. Однако в основе некоторых его каламбуров лежит не только при-ми-тивный юмор, но и характерное для него стремление к обновлению языка и умение точно описать внешность или характер:

«Он самый строгий и самый длинный из нас, как литургия Василия Великого — самая длинная и самая строгая из всех литургий».

Нет сомнений, что в этой заметке речь тоже идет об Игоре Авдиеве. Если Тихонов у Ерофеева, как правило, изображается неучем, то Авдиева как героя записных книжек писателя отличает глубокая и очень серьезная религи-оз-ность. Ерофеев мог написать «высокий, как каланча» или «строгий, как выго-вор», но выбрал иной вариант. Получился, может быть, не самый смешной каламбур, зато достаточно точное описание.

7. О неоднозначности

«Это о *** [проститутках] или не о *** [проститутках]? У Дидро: „Самый счастливый человек тот, кто дает счастье наибольшему количеству людей“»

Источник этого афоризма — отрывной календарь за 1976 год . Случайное со-брание разнообразных цитат, годовщин и бесполез-ной информации обо всем на свете — абсолютно ерофеевский формат. Из этого календаря Ерофеев не только выписывает понравившиеся афоризмы, но и уз-нает о грядущем 70-летии премьер-министра Вьетнама Фам Ван Донга, которое собирается «спрыснуть», о том, что Александр Македонский, помимо прочего, был изо-бретателем мороженого, а общая протяженность книжных полок хранилища Ленинской библиотеки составляет более 400 километров. Любовь к чтению отрывных календарей, вероятно, появилась у Ерофеева еще в детстве. Вот как об этом вспоминает сестра писателя Нина Фролова:

«Книг особых у нас не было, поэтому читали все подряд, что под руку попадается; был у нас маленький отрывной календарь, который вешают на стену и каждый день отрывают по листочку. Веничка этот кален-дарь — все 365 дней — полностью знал наизусть еще до школы; напри-мер, скажешь ему: 31 июля — он отвечает: пятница, восход, заход солнца, долгота дня, праздники и все, что на обороте написано».

8. О молчании

«Не надо спешить с публикацией и обнародованием чего бы то ни было. Ньютон, открывший всемирное тяготение, ознакомил с ним людей 20 лет спустя»

Эта запись сделана в 1974 году; совсем скоро тема творческого молчания станет для Ерофеева чрезвычайно болезненной. Написанные в 1969 году «Москва — Петушки» были опубликованы за границей в 1973-м («Моя проза — в розлив с 1970 г. и с 1973 навынос», — шутил сам писатель), в том же 1973-м в самиз-датском журнале «Вече» вышло его эссе о философе Василии Розанове — а сле-ду-ющий его текст, пьеса «Вальпургиева ночь», появится только через 12 лет. Все это время Ерофеев будет мучиться от творче-ской немоты и невозможности создать что-то равновеликое «Петушкам» — его творческому дебюту и opus magnum. Александр Леонтович пишет в своих воспоминаниях о Ерофееве:

«Он вообще был невероятно талантлив, и я думаю, что реализовался хорошо, если на один процент. Моя жена говорила ему по поводу „Петушков“: „Ты, как Терешкова Имеется в виду Валентина Терешкова — советская космонавтка, первая женщина, побывавшая в космосе. , полетел один раз — и все“. Он прямо весь изворачивался — ему было очень обидно, — но ничего не отвечал».

Ерофееву оставалось только горько шутить, как он делал это в записной книжке 1978 года:

«„Почему молчишь целых пять лет?“ — спрашивают. Отвечаю, как прежде графья отвечали: „Не могу не мол-чать!“ Отсылка к манифесту Льва Толстого «Не могу молчать». ».

9. Об отношениях с Богом

«Об одном только я попросил Господа Бога — „в виде исключения“ сделать это лето градуса на полтора попрохладнее обычного. Он ничего твердого мне не обещал»

Комический эффект этого фрагмента строится на всемогуществе адресата и ничтожности самой просьбы, подчеркнутой нецелым числом, на которое Ерофеев просит снизить температуру, — «градуса на полтора попрохладнее обычного». Вдобавок Господь «ничего твердого» обещать не может, как будто просьба кажется ему трудновыполнимой или чреватой чересчур обремени-тельными хлопотами. Ерофеев рисует себя надоедливым канючащимпроси-телем, а Бога — то ли мелким чинов-ником, то ли уставшим родителем, кото-рый не может решить, разрешить ли ребенку еще сладкого. Ерофеев любил именно эту форму жалоб на погоду: ту же форму «градуса на полтора» он ис-пользовал и позже, но с обратным знаком:

«Я попросил Господа Бога сделать ну хоть на полтора градуса теплее обычного. Он ничего твердого мне не обещал».

10. О течении времени

«Здесь так хочется спать от вина, что рассказываешь, например, анекдот о Чапаеве, скажешь „ча“, а „па“ уже не успеваешь»

Пример любимой Ерофеевым гиперболической конструкции. Здесь он в харак-терной для себя манере обновляет затершиеся языковые клише вроде «в один миг» или «и глазом моргнуть не успеешь». Можно сказать «и глазом моргнуть не успеешь — уже темно», а можно так:

«И как быстро наступает тьма в этом ноябре. Я размахнулся — было еще светло, а как ****** [выпил] — полная темнота».

  • Ерофеев В. Собрание сочинений в 2 томах.
  • Седакова О. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве.

    Венедикт Ерофеев
    К 75-летию со дня рождения

    Веничка.

    Никогда не приду в сознание,
    Будет знание - будет и херес.
    Успокойся, сосед Достоевский, -
    Без меня обойдётся Кремль!

    Наливает Площадь Борьбы -
    И немедленно Серп и Молот!
    Комсомольская плачет богиня
    С веткой жимолости в руках...

    Веничке 75 лет… Много это или мало?..
    По нынешним российским меркам и немало совсем. Целая жизнь, разделенная, как бутылка на троих, на жизнь сменяющих друг за дружкой трех поколений, из которых два точно приходятся на советские времена, а последнее – на новую российскую жизнь. Жаль только, что Веничка её, эту самую российскую жизнь и не увидел.

    Вступление.

    В качестве эпиграфа, а может быть, вступления, приведем небольшой информационный блок о праздновании 60-летия писателя Венедикта Ерофеева 15 лет назад.

    Итак. Москва. 1998 год.

    …23 октября в Парадном зале Российского Фонда Культуры состоялся вечер, посвященный 60-летию со дня рождения Венедикта Ерофеева. В этом году юбилей писателя отмечали весьма широко. Но вечер в Фонде отличался особой камерностью, почти домашним уютом. На вечере присутствовали друзья писателя: Игорь Авдиев (В Венином автографе в журнале "Трезвость и Культура" с первой публикацией поэмы в России, принадлежащем Авдиеву, утверждается, что он (Авдиев) - это министр обороны из поэмы. "Через два часа он испустил дух на руках у министра обороны" - глава "Воиново - Усад"); Вадим Тихонов ("Вадиму Тихонову, моему первенцу, посвящает автор эти трагические листы" - эпиграф к поэме); сын Венедикта Ерофеева - тоже Венедикт. Гость вечера - Гарио Дзанни, журналист и литературовед, переводчик произведений В. Ерофеева…
    …звучали воспоминания о Венечке и его жизни, странной жизни мечущегося человека... …зрителям были представлены фрагменты спектакля "Москва-Петушки", режиссер Валерий Рыжий. В главной и единственной роли Александр Цуркан. Это - моно-спектакль. Точнее спектакль двоих - Актера и Саксофона. Саксофон служил здесь как бы декорацией и музыкой, как бы прожектором и рампой. Исполнитель- саксофонист - Алексей Летов…

    Краткая биография.

    Ерофеев, Венедикт Васильевич (24 октября 1938, Нива-2, Мурманская область - 11 мая 1990, Москва) - русский писатель, автор поэмы «Москва - Петушки».

    Личная жизнь.

    Был дважды женат. В 1966 году у Ерофеева родился сын, его также назвали Венедикт.
    После рождения сына Ерофеев зарегистрировал брак с его матерью Валентиной Васильевной Зимаковой (1942-2000). Вторая жена писателя - Галина Павловна Носова (1941-1993).

    Книги Ерофеева переведены более чем на 30 языков. О нём снят документальный фильм Павла Павликовского «Москва - Петушки» (1989-1991).
    В Москве в сквере на площади Борьбы находится скульптурная группа, посвящённая героям поэмы «Москва - Петушки».
    Во Владимире на здании пединститута в его честь установлена мемориальная доска.
    В Кировске в центральной городской библиотеке создан музей Ерофеева.

    Изучение творчества

    Первое исследование, посвящённое поэме «Москва - Петушки», появилось задолго до того, как она была опубликована в СССР. В 1981 году в сборнике научных статей Slavica Hierosolymitana появилась статья Бориса Гаспарова и Ирины Паперно под названием «Встань и иди». Исследование посвящено соотношению текста поэмы с Библией и творчеством Ф. М. Достоевского.
    Самой крупной работой, посвящённой Ерофееву и написанной за рубежом, является диссертация Светланы Гайсер-Шнитман «Венедикт Ерофеев. „Москва - Петушки“, или The Rest is Silence».
    В России основные исследования творчества Ерофеева были также связаны с изучением его центрального произведения - поэмы «Москва - Петушки». Среди первых критических работ стоит отметить небольшую статью Андрея Зорина «Пригородный поезд дальнего следования» («Новый мир», 1989, № 5), где говорится о том, что появление «Москва - Петушки» свидетельствует о «творческой свободе и непрерывности литературного процесса», несмотря ни на какие трудности.
    «Москва - Петушки» традиционно вписывается исследователями в несколько контекстов, с помощью которых и анализируется. В частности, «Москва - Петушки» воспринимается как пратекст русского постмодернизма и в контексте идеи М. М. Бахтина о карнавальности культуры. Активно изучаются связи лексического строя поэмы с Библией, советскими штампами, классической русской и мировой литературой.
    Самый пространный комментарий к поэме принадлежит Эдуарду Власову. Он был опубликован в приложении к поэме «Москва - Петушки» в 2000 году издательством «Вагриус».
    В фэнтезийном романе Олега Кудрина «Код от Венички» (2009, «Олимп-АСТрель»), написанном в постмодернистском духе, в «сакральных текстах» Венедикта Васильевича находится объяснение едва ли не всем тайнам мироздания.
    В 2005 году в альманахе «Живая Арктика» (№ 1, «Хибины - Москва - Петушки») опубликована «Летопись жизни и творчества Венедикта Ерофеева» (составитель Валерий Берлин).

    Основные произведения.

    «Записки психопата» (1956-1958, опубликованы в 1995)
    «Москва - Петушки» (поэма в прозе, 1970)
    «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» (трагедия, опубликована в Париже в 1985, на родине - в 1989)
    «Василий Розанов глазами эксцентрика» (эссе, 1973, опубликовано в СССР в 1989)
    «Моя маленькая лениниана» (коллаж, издан в Париже в 1988, в России в 1991)
    «Бесполезное ископаемое» (книга составлена на основе записных книжек прозаика)
    В 2005 году в издательстве «Захаров» была организована публикация записных книжек писателя под редакцией Владимира Муравьёва и Венедикта Ерофеева-младшего(сына писателя).

    В качестве послесловия.

    Чем и кем является Веничка Ерофеев для русской и позднесоветской культуры конца ХХ века?.. Ответ однозначный – он является её неотъемлемой частью. А хорошо это или плохо – рассудят История и Читатель!..

    Сайт, посвященный творчеству великого русского писателя Венедикта Ерофеева:
    http://www.moskva-petushki.ru/

    За эпиграф наша сердечная благодарность Панкрату Антипову.

    (По материалам свободной энциклопедии Википедия и открытых источников).

    Источник иллюстрации:
    Яндекс-фото.

    Венедикт Васильевич Ерофеев (24 октября 1938 - 11 мая 1990) - русский писатель, автор поэмы в прозе «Москва - Петушки».

    Родился в г. Заполярный Мурманской области. Вырос в г. Кировске, на севере Кольского полуострова. В 1946 году его отец был арестован за «распространение антисоветской пропаганды» по печально известной 58 статье. Мать была не в состоянии в одиночку заботиться о трёх детях, и двое мальчиков жили в детском доме до 1954 года, когда их отец возвратился домой. Впервые в жизни Венедикт Ерофеев пересёк Полярный круг (с севера на юг, разумеется), когда по окончании школы с золотой медалью, на 17-м году жизни, поехал в столицу ради поступления в Московский университет.

    Учился на филологическом факультете МГУ (1955-1957), но был исключён уже после первых трёх семестров - за «весьма неустойчивое и неуправляемое» поведение и за прогулы занятий по военной подготовке. Тем не менее, не захотев оставлять Московскую область, он переходил в другие ВУЗы, для того чтобы сохранить свой статус студента, учился в Орехово-Зуевском (1959-1960), Владимирском (1961-1962) и Коломенском (1962-1963) педагогических институтах, но отовсюду был отчислен.

    Сценарист Олег Осетинский, беря у Ерофеева интервью для фильма о нём, спросил: «Многие люди удивляются, почему вы, написав такую книгу как «Москва - Петушки», не побывали, к примеру, в Сибири?» Ерофеев ответил: «Я и сам до сих пор удивляюсь, что был избавлен от этого. Меня, видимо, никогда не вызывали в КГБ просто потому, что вызывать было неоткуда. У меня не было постоянного местожительства. А одного моего приятеля, который занимал довольно крупный пост, году в 73-74-м всё-таки вызвали и спросили: «Чем сейчас занят Ерофеев?» И он ответил: «Как чем? Просто, как всегда, пьёт и пьёт целыми днями». Они были настолько удивлены его ответом, что больше не трогали ни его, ни меня. Мол, человек занялся, наконец, делом» .

    Непонимание и досаду у Ерофеева вызывали поэты, не признающие, а то и просто «оплёвывающие» своих знаменитых предшественников: и Пушкина , и Лермонтова , и Цветаеву , и многих других. «Какой же русский не заплачет от их строк? - возмущался Ерофеев. - Ведь они должны быть благодарны тем, из кого вышли!» Перед Цветаевой он преклонялся: «Что бы они без неё все делали?» Как-то, говоря о стихах одной поэтессы, сказал: «После того, как Марина намылила петлю, женщинам в поэзии вообще делать больше нечего» . Сказав это, он всё же назвал несколько достойных, по его мнению, имён.

    Своими литературными учителями Ерофеев считал Салтыкова-Щедрина , раннего Достоевского , Гоголя и некоторых других. Про Гоголя, например, говорил: «Если бы не было Николая Васильевича, и меня бы как писателя тоже не было, и в этом не стыдно признаться» . Современную отечественную прозу обсуждать не любил - мало кого в ней признавал и из тех немногих особенно выделял Василя Быкова и Алеся Адамовича . Преклонялся перед Василием Гроссманом - сказал: «Перед Гроссманом я встал бы на колени и поцеловал бы ему руку» .

    В середине 1980-х гг. у Ерофеева развился рак горла. После длительного лечения и нескольких операций Ерофеев потерял голос и имел возможность говорить только при помощи электронного звукового аппарата. Скончался Ерофеев в Москве 11 мая 1990 года. «Если б меня спросили: как ты вообще относишься к жизни, я примерно ответил: нерадиво» © В.Ерофеев

    Литературное творчество

    Писать, по свидетельству матери, начал с пяти лет. Первым заслуживающим внимания сочинением считаются «Заметки психопата» (1956-1958), начатые в 17-летнем возрасте. Глубокая эрудиция ещё совсем молодого Ерофеева очень хорошо просматривается в случайно сохранившемся его юношеском стихотворении «Гавр». В 1962 году написана «Благая весть», которую «знатоки» в столице расценили как вздорную попытку дать «Евангелие русского экзистенциализма» и «Ницше, наизнанку вывернутого» .

    В начале 60-х годов написано несколько статей о земляках-норвежцах (одна о Гамсуне , одна о Бьёрнсоне , две о поздних драмах Ибсена) - все были отвергнуты редакцией «Учёных записок Владимирского Государственного педагогического института» как «ужасающие в методологическом отношении» . Осенью 1969 года, по его собственному определению, «добрался, наконец, до собственной манеры письма» и зимой 1970 года «нахрапом» создал «Москва - Петушки» (с 19 января до 6 марта 1970). В 1972 году за «Петушками» последовал «Дмитрий Шостакович», черновая рукопись которого (по словам Ерофеева) «была украдена в электричке, вместе с авоськой, где лежали две бутылки бормотухи» , а все попытки восстановить её не увенчались ничем.

    В последующие годы всё написанное складывалось в стол, в десятках тетрадей и толстых записных книжках. (Если не считать написанного под давлением журнала «Вече» эссе о Василии Розанове и кое-чего по мелочам.) Весной 1985 года появилась трагедия в пяти актах «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора». Начавшаяся летом этого же года болезнь практически поставила крест на осуществлении замысла двух других трагедий.

    По различным воспоминаниям, Ерофеев владел феноменальной памятью и точной эрудицией (описывая ерофеевские «игры эрудиции», Лидия Любчикова вспоминает, что автор любил ссылаться на малоизвестные исторические фигуры, точно датируя цитируемый текст), - поэтому писал он легко и быстро, когда накатывало вдохновение. Потом мог подолгу молчать. В одном из интервью Ерофееву задали вопрос, удалось бы ему больше сделать при более благоприятных обстоятельствах? На что он ответил: «А здесь ничто ни от чего не зависит. У меня случалась очень сносная жизнь, и что же? Я молчал. Никто - ни цензор, ни деньги, ни голод - не способны продиктовать ни одной угодной им строчки, если ты, конечно, согласен писать прозу, а не диктант» .

    «По своей литературной сути «Москва - Петушки» - фантастический роман в его утопической разновидности» (Пётр Вайль , Александр Генис).

    «Москва - Петушки» - мениппея, путевые заметки, мистерия, житие, предание, фантастический роман» (Л. Бераха, автор работ о романе Ерофеева).

    «Москва - Петушки» Ерофеева обычно рассматривается как первое русское постмодернистское произведение. Собственно вся поэма - не что иное, как беспрерывный «мотив сна», во время которого лирический герой находится в постоянном пограничном изменённом состоянии сознания между посю- и потусторонней реальностью. И всё путешествие Венички происходит в таком сюрреальном пространстве, вызванном внешне алкогольным опьянением. Но оно - однородно сну, так как именно в таком ключе воспринимает его сам герой: «…через грёзы в Купавне…». Кроме того, отсутствие чётких границ между различными состояниями ведёт и к отсутствию вообще всей категории времени. И это позволяет автору постоянно использовать образовывающиеся пространственно–временные окна, через которые проникают всё новые и новые персонажи и, напротив, исчезает разыскиваемый Веничкой московский Кремль.

    Различные имена, цитаты, понятия и предметы с их свойствами, составом и отношениями создают многомерное пространство «Москвы - Петушков». Инвентарные списки, наполняющие поэму, сродни «бесконечным реестрам» Мишеля Фуко, описывающим мир в его эпистеме доклассического периода. За примерами инвентарного списка далеко ходить не надо - первая же глава открывается целым набором перечислений и повторов: «Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец и как попало - и ни разу не видел Кремля» . Причём, в этом предложении идёт как бы нарастание степени подробности перечислений: от нулевой в уточнении «тысячу раз» к минимальным для перечисления двум членам альтернативы «напившись или с похмелюги» и, наконец, к развёрнутому перечислению направлений. Бесконечно расширяется, обретая пространство и «вещность», Москва, - она выходит за пределы реального со сказочно-эпическим «из конца в конец» и утверждается в своей призрачности с неуловимостью Кремля (призрачность, цитирующая булгаковскую Москву).

    Особенности стиля «Москвы - Петушков» в первую очередь отсылают нас к стилю Н.В. Гоголя (что дополняется сюжетным сходством с «Мёртвыми душами» и прямым намёком автора - подзаголовком «поэма»). Набоков в своём эссе о Гоголе постоянно отмечал «поразительное явление: словесные обороты создают живых людей» . Как один из примеров, иллюстрирующий, как это делается: «день был не то ясный, не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает только на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по воскресным дням» - сравните это внезапно возникшее войско с фантомными пограничниками В. Ерофеева: «Какие там могут быть границы, если все одинаково пьют и говорят не по-русски! Там, может быть, и рады бы куда-нибудь поставить пограничника, да просто некуда поставить. Вот и шляются там пограничники без всякого дела, тоскуют и просят прикурить...»

    И особенно впечатляющий парад фантомов возникает в последних главах «Москвы - Петушков»: Сатана, Сфинкс, княгиня, камердинер Пётр (возможно, лакей Чичикова Петрушка - один из его «предков»), Эриннии, понтийский царь Митридат и т.д.

    © (по материалам сети)


    К 75-летию со дня рождения

    Веничка.

    Никогда не приду в сознание,
    Будет знание - будет и херес.
    Успокойся, сосед Достоевский, -
    Без меня обойдётся Кремль!

    Наливает Площадь Борьбы -
    И немедленно Серп и Молот!
    Комсомольская плачет богиня
    С веткой жимолости в руках...

    Веничке 75 лет… Много это или мало?..
    По нынешним российским меркам и немало совсем. Целая жизнь, разделенная, как бутылка на троих, на жизнь сменяющих друг за дружкой трех поколений, из которых два точно приходятся на советские времена, а последнее – на новую российскую жизнь. Жаль только, что Веничка её, эту самую российскую жизнь и не увидел.

    Вступление.

    В качестве эпиграфа, а может быть, вступления, приведем небольшой информационный блок о праздновании 60-летия писателя Венедикта Ерофеева 15 лет назад.

    Итак. Москва. 1998 год.

    …23 октября в Парадном зале Российского Фонда Культуры состоялся вечер, посвященный 60-летию со дня рождения Венедикта Ерофеева. В этом году юбилей писателя отмечали весьма широко. Но вечер в Фонде отличался особой камерностью, почти домашним уютом. На вечере присутствовали друзья писателя: Игорь Авдиев (В Венином автографе в журнале "Трезвость и Культура" с первой публикацией поэмы в России, принадлежащем Авдиеву, утверждается, что он (Авдиев) - это министр обороны из поэмы. "Через два часа он испустил дух на руках у министра обороны" - глава "Воиново - Усад"); Вадим Тихонов ("Вадиму Тихонову, моему первенцу, посвящает автор эти трагические листы" - эпиграф к поэме); сын Венедикта Ерофеева - тоже Венедикт. Гость вечера - Гарио Дзанни, журналист и литературовед, переводчик произведений В. Ерофеева…
    …звучали воспоминания о Венечке и его жизни, странной жизни мечущегося человека... …зрителям были представлены фрагменты спектакля "Москва-Петушки", режиссер Валерий Рыжий. В главной и единственной роли Александр Цуркан. Это - моно-спектакль. Точнее спектакль двоих - Актера и Саксофона. Саксофон служил здесь как бы декорацией и музыкой, как бы прожектором и рампой. Исполнитель- саксофонист - Алексей Летов…

    Краткая биография.

    Ерофеев, Венедикт Васильевич (24 октября 1938, Нива-2, Мурманская область - 11 мая 1990, Москва) - русский писатель, автор поэмы «Москва - Петушки».

    Личная жизнь.

    Был дважды женат. В 1966 году у Ерофеева родился сын, его также назвали Венедикт.
    После рождения сына Ерофеев зарегистрировал брак с его матерью Валентиной Васильевной Зимаковой (1942-2000). Вторая жена писателя - Галина Павловна Носова (1941-1993).

    Книги Ерофеева переведены более чем на 30 языков. О нём снят документальный фильм Павла Павликовского «Москва - Петушки» (1989-1991).
    В Москве в сквере на площади Борьбы находится скульптурная группа, посвящённая героям поэмы «Москва - Петушки».
    Во Владимире на здании пединститута в его честь установлена мемориальная доска.
    В Кировске в центральной городской библиотеке создан музей Ерофеева.

    Изучение творчества

    Первое исследование, посвящённое поэме «Москва - Петушки», появилось задолго до того, как она была опубликована в СССР. В 1981 году в сборнике научных статей Slavica Hierosolymitana появилась статья Бориса Гаспарова и Ирины Паперно под названием «Встань и иди». Исследование посвящено соотношению текста поэмы с Библией и творчеством Ф. М. Достоевского.
    Самой крупной работой, посвящённой Ерофееву и написанной за рубежом, является диссертация Светланы Гайсер-Шнитман «Венедикт Ерофеев. „Москва - Петушки“, или The Rest is Silence».
    В России основные исследования творчества Ерофеева были также связаны с изучением его центрального произведения - поэмы «Москва - Петушки». Среди первых критических работ стоит отметить небольшую статью Андрея Зорина «Пригородный поезд дальнего следования» («Новый мир», 1989, № 5), где говорится о том, что появление «Москва - Петушки» свидетельствует о «творческой свободе и непрерывности литературного процесса», несмотря ни на какие трудности.
    «Москва - Петушки» традиционно вписывается исследователями в несколько контекстов, с помощью которых и анализируется. В частности, «Москва - Петушки» воспринимается как пратекст русского постмодернизма и в контексте идеи М. М. Бахтина о карнавальности культуры. Активно изучаются связи лексического строя поэмы с Библией, советскими штампами, классической русской и мировой литературой.
    Самый пространный комментарий к поэме принадлежит Эдуарду Власову. Он был опубликован в приложении к поэме «Москва - Петушки» в 2000 году издательством «Вагриус».
    В фэнтезийном романе Олега Кудрина «Код от Венички» (2009, «Олимп-АСТрель»), написанном в постмодернистском духе, в «сакральных текстах» Венедикта Васильевича находится объяснение едва ли не всем тайнам мироздания.
    В 2005 году в альманахе «Живая Арктика» (№ 1, «Хибины - Москва - Петушки») опубликована «Летопись жизни и творчества Венедикта Ерофеева» (составитель Валерий Берлин).

    Основные произведения.

    «Записки психопата» (1956-1958, опубликованы в 1995)
    «Москва - Петушки» (поэма в прозе, 1970)
    «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» (трагедия, опубликована в Париже в 1985, на родине - в 1989)
    «Василий Розанов глазами эксцентрика» (эссе, 1973, опубликовано в СССР в 1989)
    «Моя маленькая лениниана» (коллаж, издан в Париже в 1988, в России в 1991)
    «Бесполезное ископаемое» (книга составлена на основе записных книжек прозаика)
    В 2005 году в издательстве «Захаров» была организована публикация записных книжек писателя под редакцией Владимира Муравьёва и Венедикта Ерофеева-младшего(сына писателя).

    В качестве послесловия.

    Чем и кем является Веничка Ерофеев для русской и позднесоветской культуры конца ХХ века?.. Ответ однозначный – он является её неотъемлемой частью. А хорошо это или плохо – рассудят История и Читатель!..

    Сайт, посвященный творчеству великого русского писателя Венедикта Ерофеева:
    http://www.moskva-petushki.ru/

    За эпиграф наша сердечная благодарность Панкрату Антипову.
    http://www.proza.ru/diary/panant/2013-10-24

    (По материалам свободной энциклопедии Википедия и открытых источников).

    Источник иллюстрации:
    Яндекс-фото.