Т толстая чистый лист читать онлайн. Читать онлайн «Чистый Лист. Чистый лист бумаги

Сон души в рассказе Татьяны Толстой «Чистый лист»

Фабула рассказа Татьяны Толстой «Чистый лист» типична для «эпохи девяностых»: Игнатьев, измученный житейскими неурядицами, переживаниями и тоской по несбыточному, решается на операцию по удалению страдающей души, желая стать сильным мира сего . Результат предсказуем: он превращается в одного из тех обезличенных, обездушенных, о ком писал Евгений Замятин в фантастическом романе «Мы».

Теряя способность к состраданию, герой утрачивает главную составляющую человеческого счастья – способность делать счастливыми других, ближних своих и дальних.

По земле действительно ходят бездушные люди. В прямом смысле. Стало модно сейчас писать о зомби. В газетах и журналах появляются все новые подробности на эту тему. Но еще раньше Сергей Есенин заметил:

«Мне страшно – ведь душа проходит,

Как молодость и как любовь» .

Проходит душа. Даже не надо ее «экстрагировать».

Люди часто с годами становятся холоднее, черствее.

Татьяна Толстая в своём произведении задаёт самые главные вопросы:

Что происходит с душой?

В каких глубинах, в каких безднах она прячется?

Куда уходит или как трансформируется, во что превращается эта вечная тоска по правде, добру, красоте?

Татьяна Толстая знает, что на эти вопросы однозначных ответов нет. Чтобы поставить их, она использует (вслед за Замятиным) приемы фантастики.

Представив своего героя, легко расставшегося со своей душой, в новом качестве с чистым листом в руках, писательница так же легко расстаётся с ним, не давая ответа, как можно преодолеть такую ужасающую «чистку душ», становящихся равнодушными. Герой стал чистым листом. На нем можно было бы написать:

«И всей душой, которую не жаль

Всю потопить в таинственном и милом,

Овладевает светлая печаль,

Как лунный свет овладевает миром» .

Душой Игнатьева овладевала тоска. Тоска, сомнения, жалость, сострадание – это и есть способ существования души в человеке, ведь она «нездешних мест жилица». Игнатьев смалодушничал, не выдержал её присутствия в себе. Решившись на операцию, сам подписал себе смертный приговор – лишился бессмертной души, потерял все (а думал-то, что все приобрел!).

Пусть слабый, но живой, сомневающийся, но полный трепетной отцовской любви и нежности («толчком прыгнул и в дверь кинулся к зарешеченной кроватке»), мятущийся, но жалеющий жену и преклоняющийся перед ней («Жена – она святая») , Игнатьев был интересен автору.

Перестав страдать, он перестал занимать писательницу. Какой он, человек бездушный, - знают все.

На своем чистом листе он напишет жалобу – первое, что он собрался сделать после операции. И никогда больше не придет к нему, не сядет на краешек постели его Тоска, не возьмет за руку. Не ощутит Игнатьев, как из глубины, из бездны «откуда-то из землянок выходит Живое». Отныне его удел – одиночество и пустота. Все покидают его – и автор и читатель, поскольку теперь он мертвец, «пустое, полое тело».

Что хотела сказать нам Татьяна Толстая? Зачем она говорит об уже известном? Вот как нам видится это.

В устоялись словосочетания: «погубить свою душу», «спасти свою душу», то есть человек, будучи существом земным и бренным, властен спасти или погубить свою бессмертную неземную душу.

В рассказе пять мужчин (один из них - мальчик) и пять женщин. Все несчастны, особенно женщины. Первая – жена Игнатьева. Вторая – Анастасия, его возлюбленная. Третья – разведённая жена его друга. Четвёртая - вышла в слезах из кабинета большого начальника, первым избавившегося от души. Пятая – слушает в телефонную трубку уговоры смуглого человека, у которого «вся жилплощадь в коврах».

«Женщина», «жена» – это душа. Но Татьяна Толстая нигде не произносит этого слова. Накладывает табу. (Не хочет произносить всуе?)

Как начинается рассказ? - «Жена спит».

Спит душа Игнатьева. Она больная и слабая. Думается, это о ней говорит Татьяна Толстая, описывая жену и ребёнка Игнатьева: «измученная», «слабенький росточек», «огарочек». Мог ли Игнатьев стать сильным, вывести семью из боли и скорби? Маловероятно, ведь сказано: «У кого нет, у того и отнимется».

Удалив душу, Игнатьев сразу же принимает решение избавиться и от того, что о ней напоминает – от видимого её воплощения – своих близких.

Посмотри на самых близких тебе людей. Это видимое воплощение твоей невидимой души. Как им рядом с тобой? Таково с тобой и твоей душе.

Эту идею утверждает в своём маленьком по объёму шедевре – рассказе «Чистый лист».

Примечания

Толстая лист. с Есенин с Мариенгофом («Есть в дружбе счастье оголтелое…» // Есенин собрание сочинений: В 7 т. – М.: Наука, 1996. Т.4. Стихотворения, не вошедшие в «Собрание стихотворений» - 1996. – С. 184-185. очь на родине // обрание сочинений в трёх томах: Т.1. – М.: Терра, 2000. – С. 78.

ВАЛЕНТИНА роже
(Полтава)

Название рассказа Т.Толстой «Чистый лист» во многом значимо и вызывает определенные ассоциации в современного читателя. В частности, оно может ассоциироваться с известным латинским выражением tabula rasa как в его прямом значении - чистая доска, где можно написать все, что угодно, так и в переносном - пробел, пустота. Ведь в финале рассказа герой, добровольно изменивших свою внутреннюю сущность, просит «ЧИСТЫЙ письмо», чтоб «обеспечить интернат» своему собственному сыну, которого он называет «выкидыш». Читатель понимает, что «чистый лист» в контексте заключительного эпизода является важной деталью, символом начала новой жизни героя, у которого исчезла душа, а на ее месте образовалась пустота.

С другой стороны, Крылатое выражение tabula rasa ассоциируется с трудами известных философов. Так, Локк считал, что только практика формирует человека, а его ум при рождении - tabula rasa. И.Кант и ориентировавшиеся на него американские трансценденталисты отвергали указанный тезис Локка. С точки зрения Р.Эмерсон достойной трансценденталистов, человеку от рождения присуще понимание истины и заблуждения, добра и зла, и эти идеи Трансцендентальные, даются человеку априори, приходят к нему помимо опыта. Татьяна Толстая ничего не делает прямых намеков на эти философские споры, но в ее произведении важную роль играет мотив души, которая в подтексте рассказа воспринимается в традициях классической литературы

как поле битвы между добром и злом, между Богом и дьяволом.

Рассказ «Чистый лист» делится на семь небольших фрагментов, Которые тесно связаны между собой. В основе каждого фрагмента - эпизоды внутренней и внешней жизни героя. Однако структурно в тексте произведения можно Вычленить две части - до встречи героя с таинственным врачом, у которого «глаз не было», и после встречи с ним. В основе такого деления лежит оппозиция «живое» - «мертвое». В первой части рассказа акцентируется мысль о том, что «Живое» мучило героя: «И Живое тоненько плакал в грудь до утра» . «Живое» в контексте произведения - символ души. Слово «душа» ни разу не упоминается в рассказе, однако лейтмотивом первой его части является мотив тоски, а тоска, как указывает В.И.Даль - «томление души, мучительная грусть, душевная тревога» .

В странном мире, в котором живет герой, тоска преследует его повсюду. Можно даже сказать, что автор создает Персонифицированный образ тоски, которая «приходила» к герою постоянно, которой он был «поражен»: «Рука руке с тоской молчал Игнатьев», «Тоска придвинулась к нему ближе, взмахнула призрачными рукавом...» , «Тоска ждала, лежала в широкой постели, придвинулась, дала место Игнатьеву, обняла положила голову на грудь...» и т.д. .

Тоска взмахивает рукавом, подобно женщине, и эти таинственные «взмах» способствуют появлению в сознании героя странных видений. Автор рассказа дает коллаж, состоящий из мыслей и видений героя: «... запертые в его грудь, ворочались сады, моря, города, хозяином их был Игнатьев, с ним они ролились, с ним они были обречены раствориться в Небытии» . Подчеркнутая нами фраза «с ним они родились» напоминает о не утверждении Канта и других философов, что человек от рождения - не tabula rasa.

Автор «включает» читателя в поток сознания героя, что дает возможность Значительно расширить контекст произведения. Примечательно, что почти все картины, Которые рисуются в сознании странного героя, Имеют апокалиптический характер. «Жители, окрасьте небо в сумеречный цвет, сядьте на каменные пороги заброшенных домов, урон руки, опустите головы...» . Упоминание о прокаженных, пустынных переулков, заброшенных очагах, Остывший золе, поросших травой базарных площадях, сумрачных пейзажах - все это усиливает состояние тревоги и тоски, в котором находится герой. Как бы играя с читателем, автор рисует низкую красную луну на чернильные небе, и на этом фоне - воющего волка... В подтексте данного фрагмента «прочитывается» известный фразеологизм «выть от тоски», и угадывается авторский намек: от тоски «воет» герой рассказа.

Тоска героя мотивируется в рассказе жизненными обстоятельствами - болезнью ребенка, ради которого жена бросила работу, а также внутренней раздвоенностью, связанной с тем, что у него, кроме жены, есть еще и Анастасия. Игнатьев жалеет больного Валерика, жалеет жену, себя и Анастасию. Таким образом, мотив тоски тесно связан в начале рассказа с мотивом жалости, Который усиливается в дальнейшем повествовании, в частности, в первой части, а во второй части исчезает, потому что исчезает душа героя, а вместе с ней - и тоска.

Особенностью хронотопа рассказа является соединение разных временных пластов - прошлого и настоящего. В настоящем в Игнатьева - «беленький Валерик - хилый, болезненный росточек, жалкий в спазм - сыпь, железки, темные круги под глазами» , в настоящем и верная жена, а рядом с ней в его душе - «зыбкая, уклончивая Анастасия». Автор погружает читателя во внутренний мир героя, Который поражает своей сумрачностью. Его «видения» сменяют друг друга, как кадры хроники. Они объединены общими настроениями, фрагментарны и возникают в сознании героя так, как возникают чудеса в сказках - по мановению волшебной палочки. Однако в рассказе Толстой другие «взмах» - не доброй волшебницы, а тоски.

Во втором «видении» - вереница кораблей, старые парусники, Которые «выходят из гавани неведомо куда», пот?-Му что отвязались канаты. Человеческая жизнь часто сравнивается в литературе с кораблем, отплывающим в путь. Данное «видение» не случайно возникает в сознании героя, не случайно он видит, как по каюте спят больные дети. В потоке его мыслей отразилась тревога Игнатьева за маленького, больного сына.

Третья картина пропитана ориентальнымы и вместе с тем мистическими мотивами. Каменистая пустыня, мерно ступающим верблюд... Здесь много загадочно. Например, почему иней блестит на холодной скалистой равнине? Кто он, Загадочный всадник, рот которого «зияет бездонными провалом», «и глубокие скорбные борозды прочертилы на щеках тысячелетия льющиеся слезы» ? Мотивы апокалипсиса ощутимы в данном фрагментов, а Таинственный всадник воспринимается как символ смерти. Как автор произведения, созданного в стиле постмодернизма, Татьяна Толстая не стремится к Созданию Четких определенных картин, образов. Ее описания импрессионистичны, нацелены на создание определенного впечатления.

В последнем, четвертом «Видение», появившемся в сознании героя, присутствуют реминисценции и аллюзии из повести Гоголя «Вечер накануне Ивана Купала». Здесь та же фрагментарность восприятия, что и в предыдущих эпизод. Анастасия, как символ Дьявольский искушения, и «блуждающие огни над болотной трясиной» стоят рядом, упоминаются в одном предложении. «Жаркий цветок», «красный цветок», Который «плавает», «мигает», «вспыхивает», ассоциируется с цветком папоротника в гоголевской повести, Который обещает герою исполнение его желаний. Интертекстуальные связи рассматриваемого фрагмента и гоголевского произведения явный, они подчеркиваются автором при помощи отчетливых реминисценций и аллюзий. У Гоголя - «топкие болота»; в Т.Толстой - «Болотная трясину», «пружинящие коричневые кочку», туман («белые клубы»), мох. У Гоголя «сотни мохнатых рук тянутся к цветком», упоминаются «безобразные чудовища» . В Т.Толстой «Мохнатый головы стоят во мху» . Рассматриваемый фрагмент объединяет с гоголевских текстом и мотив продажи души (у Гоголя - черту, в Т.Толстой - Сатана). В целом же «видение» или сон Игнатьева выполняет в тексте рассказа функцию художественного предварения. Ведь герой гоголевской повести Петрусь Безродный должен принести в жертву кровь младенца - невинного Ивася. Таково требование нечистой силы. Игнатьев в рассказе Толстой «Чистый лист» тоже принесет жертву - откажется от самого дорогого, что у него было, в том числе и от собственного сына.

Итак, в первой части рассказа данная его экспозиция. Ведущий мотив данной части - мотив тоски, преследующей Игнатьева, Который является, по сути, маргинальным героем. Он одинок, устал от жизни. Его материальные проблемы НЕ акцентируются в рассказе. Однако некоторые детали красноречивей свидетельствуют о том, что они были, например, упоминание о том, что «жена спит под рваным пледом», что герой ходит в рубашке «чайного цвета», которую носили еще его папа, «он в ней и женился, и встречали Валерика из роддома », ходил на свидания к Анастасии...

Заявленные в начале произведения мотивы находят развитие в дальнейшем повествовании. Игнатьева продолжает преследовать тоска («то тут то там выныривала ее плоская, тупая головка»), он по-прежнему жалеет жену, Рассказывая приятелю, что «она святая», и по-прежнему думает об Анастасии. Упоминание об Известной сказке «Репка» не случайно в рассказе, и не случайно в монологах героев оно соседствует с именем любовницы: «И все вранье, если уж репка заселят - ЭЭ не вытащишь. Я-то знаю. Анастасия... Звонишь, звонишь - ее дома нет ». Ситуация, в которой находится Игнатьев, очерченных четко и определенно. Он стоит перед дилеммой: или верная, но измученная жена, или красивая, но уклончивая Анастасия. Герою трудно сделать выбор, он не хочет и, очевидно, не может отказаться ни от жены, ни от любовницы. Читатель может только догадываться, что он слаб, что у него есть служба, но фотоаппарата к ней интереса, нет любимого дела, поскольку

о нем НЕ говорится. А поэтому и тоска его не случайна. Игнатьев осознает, что он неудачник.

Можно упрек автора в том, что характер главного героя обрисован нечетко. Однако, думается, Т.Толстая и не стремилась к такой четкости. Она создает условный текст, рисует условный мир, в котором все подчиняется законам эстетической игры. Герой рассказа играет в жизнь. Он строит планы, мысленно прорабатывает возможные варианты будущей счастливой жизни: «Анастасию забуду, заработаю кучу денег, вывезу Валерочку на юг... Квартиру отремонтируйте... ». Однако он понимает, что при достижении всего этого тоска от него НЕ уйдет, что «живое» будет продолжать мучить его.

В образе Игнатьева Т.Толстая создает пародии на романтического героя - одинокого, страдающего, непонятого, сосредоточенна на своем внутреннем мироощущение. Однако герой рассказа живет в иную эпоху, нежели герои романтических произведений. Это лермонтовский Печорин мог прийти к грустно выводу о том, что у него «душа испорчена светом», что, видно, было ему предназначение высокое, но он не Угадал этого предназначения. В контексте романтической эпохи такой герой воспринимался как Трагическая личность. В отличие от романтических страдальцев герои рассказа Т.Толстой, в частности, Игнатьев и его приятель, не упоминают о душе. Это слово отсутствует в их лексиконе. Мотив страдания дан в сниженно, пародийно плане. Герой и не помышляет о высоком предназначении. Размышляя о его характере, невольно вспоминаешь вопрос Пушкинское Татьяны: «Уж не пародия ли он? "Читатель понимает, что тоска и страдания Игнатьева обусловлены тем, что он не видит выхода из ситуации, которую сам создал. С точки зрения приятеля Игнатьева, он просто «баба»: «Подумаешь, мировой страдалец!» «Упиваешься своими придуманнымы мучения» . Примечательно, что фраза «мировой страдалец» звучит в ироническом контексте. И хотя Безымянный приятель героя является носителем обыденно усредненному сознания, его высказывания подтверждают предположение о том, что образ Игнатьева - пародия на романтического героя. Он не может изменить сложившуюся ситуацию (для этого не хватает ни воли, ни решительности), а поэтому ему оказывается проще изменить себя. Но Игнатьев избирает НЕ путь нравственного самоусовершенствования, Который Был близок, например, многим толстовски героям. Нет, ему проще избавиться от «живого», то есть души. «Вот прооперируюсь..., куплю машину...» Автор дает возможность понятий, что материальные блага не избавят человека от страданий.

В третьей части рассказа Игнатьев не случайно становится свидетелем того, как Смуглый низенький «человечек» звонили «своей Анастасии», которую звали Раиса, как обещал ей райскую, с его точки зрения, жизнь. «Ты как сыр в масле будешь жить »,« Да у меня вся жилплощадь в коврах! »- говорил он , а потом вышел из телефонной будки с заплаканнымы глазами и злым лицом. Но и Этот случае не остановил героя. Он приняло решение, хотя и не сразу.

Встреча с одноклассниками своего приятеля, которому «вырезалы» или «вырвалы» «ее» (читатель давно уже догадался, что речь идет о душе) как что-то ненужное, мертвой, послужила толчком к принятию решения. Героя не насторожило то, что из кабинета Н. «вышла заплаканная женщина», ведь его внимание и внимание приятеля было приковано к втором - к золотым авторучки и дорогие коньяки, к роскоши, которую они Увидел там. Мотив богатства усиливается в данной части произведения. Автор дает понятий, что Этот мотив в сознании обычного, среднего человека тесно связан с образом преуспевающего мужчины. В искаженно мире герои типа Н. ассоциируются с настоящим мужчинами. Т.Толстая в данном случае представляет еще один пример пародийно мировосприятия. Но привычный в окружении Игнатьева идеал настоящего мужчины внушается ему и другом, и Анастасию, которая пьет «красное вино» с другими и на которой «красное платье» горит «приворотным цветком». Здесь не случайна символика цвета и упоминание о «приворотное цветка». Все Эти детали перекликаются с мотивами искушения, с рассматриваемым выше эпизодом из гоголевской повести «Вечер накануне Ивана Купала». «Приворотный цветок» ассоциируется с «приворотным зелье», которое является символом магического влияния на чувства и поступки человека. «Приворотным цветком» для Игнатьева стала Анастасия, которая говорит «бесовские слова» и улыбается «бесовской улыбкой». Она искушает, как бес. Идеалы толпы становятся идеалами для Игнатьева. А Чтобы осуществить свою мечту - избавиться от противоречий, «приручить ускользающую Анастасию», спасти Валерика, Игнатьев нужно «стать богатым, с авторучками». В этом уточнение - «с авторучками» - сквозит авторская ирония. Ироническую улыбку вызывает и внутренний монолог Игнатьева: «Кто это идет, стройный, как кедр, крепкий, как сталь, пружинистымы шагами, не знающих постыдных сомнений? Это идет Игнатьев. Путь его прям, заработок высок, взгляд уверен, женщины смотрят ему вслед ».

В потоке мыслей героя жена постоянно ассоциируется с чем-то мертвым. Так, Игнатьев хотел «приласкать пергаментные пряди волос, но рука встретил Лишь холод саркофага». Как символ холода и смерти в рассказе несколько раз упоминается «скалистая изморозь, звяканье сбруи одинокого верблюда, озеро, промерзшее до дна», «окоченевший всадник». Такую же функцию выполняет упоминание о том, что «Осирис молчит». Заметим, что в египетской мифологии Осирис, бог производительных сил природы, ежегодно умирает и возрождается к новой жизни . Ориентальные мотивы присутствуют и в мечтах героя в том, как он - «мудрый, цельный, совершенные - въедет на белом парадном слон, в ковровой беседке с цветочнымы опахалами» . Да, Изображая внутренний мир героя, автор не жалеет иронии. Ведь он желает чуда, мгновенного превращения, которое принесло бы ему признание, славу, богатство без приложения всяких усилий. «Чудо» происходит, герой изменяется, но только становится не таким, каким представлял себя в мечтах. Однако этого он уже не замечает и не понимает. Мгновенное изъятие «Живого» - его души - сделало его таким, каким он должен Был пол, Учитывая его желания и помыслы.

Автор рассказа свободно играет образами мировой культуры, приглашаем читателя к их разгадке. В основе произведения - распространенный в мировой литературе мотив продажи души дьяволу, сатане, Антихристу, нечистой силе, а также связанный с ним мотив Метаморфозы. Известно, что подобно Христу, совершающему чудо, Антихрист имитирует чудеса Христа. Так, Сатана под видом ассирийцы, «Врача Врачей», имитирует действия врача. Ведь настоящий врач лечит и тело, и душу. Ассириец «экстрактирует», то есть удаляет душу. Игнатьева поражает то, что «глаз у него не было, но взгляд Был», «из глазниц смотрела бездна», а раз не было глаз - «зеркала души», значит и души не было. Героя поражает синяя борода ассирийцы и его шапочка в виде зиккурата. «Какой же он Иванов...» - ужаснулся Игнатьев ». Но было уже поздно. Исчезли его «запоздалый сомнения», а вместе с ними - и «преданная им под?? Уга - тоска ». Герой попадает в царство Антихриста - царство морального зла. Здесь «люди будут себялюбивы, сребролюбивы, Гордый, Надменный, злоречивы, непослушны родителям, неблагодарны, нечестивые, немилостивы, неверны слову..., наглы, напыщенны, любящие наслаждение больше Бога» . По средневекового выражению, Антихрист - обезьяна Христа, его фальшивый двойник . Врач в рассказе Толстой «Чистый лист» - фальшивый двойник врача. Он надевает перчатки не ради стерильности, а «Чтобы не запачкать руки». Он груб со своим пациентом, когда ехидно замечает по поводу его души: «А она у вас, по-вашему, большая?» Автор рассказа Использует общеизвестны мифологический сюжет, значительно модернизируя его.

Рассказ Т.Толстой «Чистый лист» является ярким образцом Постмодернистский дискурса со многими присущи ему чертами. Ведь во внутреннем мире героя есть что-то ужасное и необычное, герой ощущает внутреннюю дисгармонии. Т.Толстая подчеркивает условность изображаемого мира, играя с читателем. Мотивы эстетической игры выполняют структурообразующую роль в ее рассказе. Игра с читателем имеет в произведении разные формы проявления, что сказывается в изображении событий на грани реального и ирреально. Автор «играет» пространственным и временными образами, давая возможность свободно переходит из одного времени в другое, актуализировать информацию различно рода, что открывает широкий простор для читательского воображения. Игра сказывается в использовании интертекста, мифологий, иронии, в соединении разных стилей. Так, разговорная, Сниженная, вульгарная лексика деградировавшего в конце произведения героя - полный контраст по сравнении с то лексикой, которая встречается в его потоке сознания в начале рассказа. Герой играет в жизнь, а эстетическая игра автора с читателем позволяет не только заново воссоздать известные сюжетны мотивы и образы, но и превращает трагедию героя в фарс.

Название рассказа «Чистый лист» актуализирует старый философский спор о том, какими есть ум и душа человека от рождения: tabula rasa или не tabula rasa? Да, в человеке многое заложено от рождения, но его душа продолжает оставаться полем битвы Бога и Дьявола, Христа и Антихриста. В случае с Игнатьевым в рассказе Т.Толстой победил Антихрист.

Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 7 т. /Н. В. Гоголь. - Вечера на хуторе близ Диканьки /коммент. А. Чичерина, Н. Степанова. - М.: Худож. лит., 1984. - Т. 1. - 319 с.

Даль В. И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. /В. И. Даль. - М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. - 736 с.

Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. - М.: Сов. энциклопедия, 1991. - Т. 1. - 671 с.

Толстая Т. Чистый лист /Т. Толстая //Любишь - не любишь: рассказы /Т. Толстая. - М.: Оникс: ОЛМА-ПРЕСС, 1997. - С. 154 -175.

КОНЦЕПТ «ЖИВОЕ» В РАССКАЗЕ Т. ТОЛСТОЙ «ЧИСТЫЙ ЛИСТ»

О. В. НАРБЕКОВА

В статье рассматривается концепт «живое» в рассказе Т.Толстой «Чистый лист». Выявляются все аспекты данного концепта в рассказе, доказывается, что «живое» должно составлять основу жизни русского человека, «экстрагация» «живого» ведет к нравственной деградации, духовной опустошенности.

Автор удачно ставит акценты на лингвистических особенностях статьи: отмечает, в частности, изменение значения слова «чистый»: через «свободный» - свободный от совести, обязательств, оно становится синонимом слова «пустой», что, в свою очередь, вбирает все, что связано с распущенностью, цинизмом. Статья любопытна для изучения поэтико-художественной системы Т. Толстой.

Ключевые слова: концепт, живое, жизнь, человек.

Современный человек... Какой он? Чем живет? Что хочет? К чему стремится? Что его ожидает? Эти вопросы неизменно встают при прочтении рассказа Т. Толстой «Чистый лист». Вслед за классиками писательница пытается осмыслить русскую действительность и спрогнозировать ее возможное будущее. Жесткое настоящее да и будущее, представляемые Т. Толстой, достаточно мрачны, ибо в основе своей современный мир -это мир уверенных, сильных, но бездушных, надменных, идущих напролом и это, по мысли писательницы, мир холодной пустоты, мир Тьмы. Эта Тьма, разрастаясь, постепенно охватывает все большее количество людей. Почему это происходит? Из жизни уходит Живое. То Живое, которое заставляет страдать и со-страдать, переживать и со-переживать, видеть и чувствовать красоту мира, то Живое, имя которому Душа. И хотя Толстая ни разу и не называет это слово, это очевидно.

Как же это происходит? Автор размышляет над этим, представляя судьбу своего героя, Игнатьева. Рефлексия, свойственная русскому человеку, не дает Игнатьеву спокойно жить. У него маленький ребенок, который тяжело болен, за которого он переживает и для которого он, увы, ничего не может сделать; усталая, измученная, но бесконечно дорогая жена, которая погружена вся в заботу о ребенке; сам он абсолютно беспомощен в жестоком мире бездушных. Подобных ему - совестливых, тонко чувствующих, ответственных -в современном обществе считают «больными», которым необходимо «лечиться», дабы избавиться от «бесплодных» и «идиотских» сомнений и

войти в состояние «гармонии тела и. мозга» -стать сильными. Самое страшное, что и они себя уже считают такими. «Болезнь» героя, описанная в рассказе, - это не что иное, как тоска. Тоска приходит к нему каждую ночь, тоска стала частью его самого. Это состояние тяготит его, мучит, он хочет вырваться из этого замкнутого круга, чтобы «вбирать» жизнь, но не может: «... Запертые в его груди, ворочались сады, моря, города, хозяином их был Игнатьев, с ним они родились, с ним были обречены раствориться в небытии» . По Толстой, из жизни людей уходит радость, они теряют ощущение полноты жизни, а ведь собственно за этим они и призваны в этот мир. Безмолвная тоска как проказа идет в города, обесцвечивая и обездвиживая все вокруг, обессмысливая и обесценивая жизнь. Не случайно и ребенок Игнатьева болен, жизнь угасает в нем. Изнеможенная жена сравнивается с мумией. Женщина, призванная быть хранительницей домашнего очага, ею быть не в состоянии. Констатируя это, писательница использует мифологические аллюзии: возникает образ египетского бога Осириса, бога возрождающегося к новой жизни, бога, в которого вдохнула жизнь любящая жена. Но «. Осирис молчит, сухие члены туго спеленуты узкими льняными полосами...» . Семья есть и ее нет. Раз-общение (даже завтрак проходил как «молчаливая церемония»), разъ-единение в семье так или иначе ведут к смерти рода, к вырождению.

Однако, как это не может показаться странным, состояние тоски для героя и есть собственно жизнь. Что примечательно, он это понимает, уверен, что, избавившись от такой «болезни», сможет

О. В. НАРБЕКОВА

стать сильным. Надо сказать, что восславление силы, причем ницшевское восславление, находило своеобразное преломление еще в произведениях русских мыслителей начала прошлого века, предвидевших распространение этой идеи и предсказывавших последствия подобной «эволюции» (Л. Андреев, Вл. Соловьев, С. Сергеев-Ценский и др.). И, действительно, постепенно эта мысль начала овладевать умами и сердцами обычных людей. Для Игнатьева стать сильным - «мстить за унижения равнодушным», а еще - подняться и утвердиться в глазах любовницы - недалекой, ограниченной особы, но свободной, страстной, влекущей. «Только слабые жалеют о напрасных жертвах», - рассуждает герой. Первая жертва -это отцовская рубашка, которая была очень дорога Игнатьеву, но которая не нравилась Анастасии, любовнице, и которую он сжег как старую и ненужную. Рубашка здесь - олицетворение связи поколений, связи времен. Герой осознанно разрушает эту связь, потому что так надо, чтобы попасть в число иных, других, которых «не разрывают противоречия». Красный цветок, красивый и манящий, с которым ассоциируется Анастасия -губительный, пожирающий огонь. И Игнатьев готов сгореть, надеясь выйти из этого огня обновленным: уверенным, крепким, не знающим «постыдных сомнений», не обделенным вниманием женщин, которым он пренебрежительно сможет сказать: «Пшли вон!..». Но... что-то все же мешает. Это что-то - Живое. Как быть? Оказывается, уже есть способ решения этой «проблемы»: Живое можно попросту удалить.

Поразительно, но подобные операции - удаление Живого - стали нормой жизни. Живое ампутируют как больной орган, как аппендикс, «экстрагируют» как тяготящий балласт - «чисто, гигиенично», но, конечно же, не бесплатно: врачу обязательно надо «дать на лапу». Власть денег, власть золота - еще одна примета времени, а обладатель сих богатств заслуживает только уважения и почитания.

Надо отметить, однако, что и «обратные» операции по пересадке Живого тоже изредка, но делают. Любопытство к чему-то неизвестному, непонятному, неиспытанному ранее (не хватает остроты ощущений?) заставляет некоторых пойти на это. Но такие операции, во-первых, редки, поскольку доноров практически нет; во-вторых, заканчиваются они, как правило, неудачно: прооперированные не выживают, умирают. Что это значит? Сердце не выдерживает нагрузки: Живое начинает болеть, переполнять чувствами - заставляет смотреть на жизнь иначе.

Игнатьев решается на операцию по удалению Живого. Автор показывает, как мучительно происходит принятие Игнатьевым данного решения. Сначала он видит себя после операции только волевым, преуспевающим, богатым и самодовольным. Но постепенно герой начинает осознавать, что последствия этой операции - это тоже смерть. Только другая. Внезапное озарение охватывает его, он вдруг понимает ужас, необратимость своего поступка, но ненадолго: в ложной надежде герой думает спасти свое «бедное», «трепещущее» сердце, пройти лишь через очищающий огонь преображения, избавиться от мучений и не быть свидетелем неминуемой старости, гибели, разорения - быть выше их: «Оковы падут, сухой бумажный кокон лопнет, и изумленная новизной синего, золотого, чистейшего мира, легчайшая резная бабочка вспорхнет, охорашиваясь.» . Тем не менее, ужас охватывает его Живое, бьющееся царь-колоколом в груди. И это набат. Это предчувствие катастрофы. Тьма, ее посланцы - одинокий окоченевший всадник с зияющим провалом вместо рта (не раз появляющийся на протяжении всего рассказа) и врач-хирург с пустыми черными глазницами - затягивают, и герой все явнее чувствует загробное дыхание.

Любопытно писательница создает образ врача: смуглое лицо, ассирийская борода, пустые глазницы. Это не случайно. Это не русские глаза -открытые, бездонные, глубокие. Для русского человека глаза - зеркало души, а если ее нет, то и глаз нет, только глазницы, и в них - холод, «моря тьмы», бездна, смерть. Напрасно Игнатьев пытался найти в них «спасительную человеческую точку», в них не было ничего: ни улыбки, ни привета, ни брезгливости, ни отвращения. У врача была русская фамилия, каких в России тысячи - Иванов, но Игнатьев, увидев его, удивился: «Какой же он Иванов.» .

Русских всегда отличал особенный склад характера, внутреннего устройства, участливое отношение к людям. И только изначально абсолютно другой человек способен хладнокровно лишить того, чего по природе своей лишен сам -Живого, ему все равно, ему никогда не было дано понять, что это, у него никогда и не возникнет такого желания, потому и операцию он делает в перчатках, чтобы только «не запачкать рук», совершенно не понимая, что запачкать руки о Живое, о чистоту - а это естественная природная чистота - нельзя. Что получается? Доверяя себя всецело «посторонним», «чужим», русский человек теряет свою самобытность, свою самость -свою русскость.

Игнатьев подавил последние сомнения, и операция была сделана. Тут же поглотило его «цветущее небытие». Простилась с ним, рыдая, преданная подруга - тоска, ахнуло за спиной вырванное, брошенное Живое. На какой-то миг он увидел себя маленьким мальчиком, стоявшим рядом с мамой на дачном перроне, потом ему показалось, что он видел сына, Валерика. Они что-то кричали, но он их уже не слышал - оборвалась связь со всем, что было дорого, и со всеми, кто был дорог, разомкнулась цепь. «Родился» «новый» человек: наглый, хамовитый «хозяин» собственной жизни, начавший жизнь с чистого -с пустого листа. Игнатьев начисто забыл, что было в солнечном сплетении - теперь только приятно чувствовал там тупой пятачок. Исчезли сомнения, сами собой решались проблемы, изменился лексикон - вкупе со словами «ща», «ваще», «без балды» появились в речи остроты, женщины стали «бабцами», а собственный сын «недоноском». Вот теперь Игнатьев стал действительно «свободным» - от совести, от каких-либо обязательств. Крайний цинизм, распущенность - теперь его отличительные качества. Цинизм и распущенность -это неотъемлемое проявление нравственной пустоты. Отметим, «чистый - свободный - пустой» не просто возникающая контекстуальная синонимия - слова приобретают особую лексическую наполняемость. Следует обратить внимание также на то, что в постоянно присутствующей в расска-

зе бинарной оппозиции концептов «живое - мертвое» «живое» и «мертвое» трансформируются: герой возрождается к иной жизни, к жизни в новом качестве, но только через смерть нравственную, духовную - становится живым мертвецом. Смерть души, смерть духа не просто обессмысливает жизнь физическую, она перечеркивает ее.

Литература

1. Толстая Т. Н. Любишь - не любишь: Рассказы. М., 1997.

CONCEPT «ALIVE» FROM STORY «CLEAN LEAF» BY T. TOLSTAYA

In the article, the concept «alive» from story «Clean leaf» by Tolstaya is considered. All the aspects of this concept in the story are revealed. It is proved that «alive» must be the base of Russian-man living, loss of «alive» leading to moral degradation and feeling of being wasted.

The author successfully puts stresses on linguistic features of the article, highlighting particularly a transformation of the meaning of word «clean» into «free» - free from conscience and duties; it becomes a synonym of «empty» that in turn includes all of what is concerned with cynicism and dissipation. The article is interesting for researchers of T. Tolstaya"s poetic-artistic system.

Key words: concept, alive, living, man.

родилась 3 мая 1951 года в Ленинграде, в семье профессора физики Никиты Алексеевича Толстого с богатыми литературными традициями. Татьяна росла в многодетной семье, где у неё было семь братьев и сестёр. Дедушка будущей писательницы по материнской линии - Лозинский Михаил Леонидович, литературный переводчик, поэт. По отцовской линии является внучкой писателя Алексея Толстого и поэтессы Наталии Крандиевской.

После окончания школы, Толстая поступила в Ленинградский университет, на отделение классической филологии (с изучением латинского и греческого языков), который окончила в 1974 году. В этом же году выходит замуж и, вслед за мужем, переезжает в Москву, где устраивается работать корректором в «Главной редакции восточной литературы» при издательстве «Наука». Проработав в издательстве до 1983 года, Татьяна Толстая в этом же году публикует свои первые литературные произведения и дебютирует, как литературный критик со статьёй «Клеем и ножницами…» («Вопросы Литературы», 1983, № 9).

По собственным признаниям, начать писать её заставило то обстоятельство, что она перенесла операцию на глазах. «Это теперь после коррекции лазером повязку снимают через пару дней, а тогда пришлось лежать с повязкой целый месяц. А так как читать было нельзя, в голове начали рождаться сюжеты первых рассказов», - рассказывала Толстая.

В 1983 году написала первый рассказ под названием «На золотом крыльце сидели…», опубликованный в журнале «Аврора» в том же году. Рассказ был отмечен как публикой, так и критикой и признан одним из лучших литературных дебютов 1980-х годов. Художественно произведение представляло собой «калейдоскоп детских впечатлений от простых событий и обыкновенных людей, представляющихся детям различными таинственными и сказочными персонажами». Впоследствии Толстая публикует в периодической печати ещё около двадцати рассказов. Её произведения печатаются в «Новом мире» и других крупных журналах. Последовательно выходят «Свидание с птицей» (1983), «Соня» (1984), «Чистый лист» (1984), «Любишь - не любишь» (1984), «Река Оккервиль» (1985), «Охота на мамонта» (1985), «Петерс» (1986), «Спи спокойно, сынок» (1986), «Огонь и пыль» (1986), «Самая любимая» (1986), «Поэт и муза» (1986), «Серафим» (1986), «Вышел месяц из тумана» (1987), «Ночь» (1987), «Пламень небесный» (1987), «Сомнамбула в тумане» (1988). В 1987 году выходит первый сборник рассказов писательницы, озаглавленный аналогично её первому рассказу - «На золотом крыльце сидели…». В сборник вошли, как известные ранее произведения, так и не опубликованные: «Милая Шура» (1985), «Факир» (1986), «Круг»(1987). После издания сборника Татьяна Толстая была принята в члены Союза писателей СССР.

Советская критика восприняла литературные произведения Толстой настороженно. Её упрекали в «густоте» письма, в том, что «много в один присест не прочтешь». Другие критики восприняли прозу писательницы с восторгом, но отмечали, что все её произведения написаны по одному, выстроенному шаблону. В интеллектуальных кругах Толстая получает репутацию оригинального, независимого автора. В то время основными героями произведений писательницы были «городские сумасшедшие» (старорежимные старушки, «гениальные» поэты, слабоумные инвалиды детства…), «живущие и гибнущие в жестокой и тупой мещанской среде». С 1989 года является постоянным членом Российского ПЕН-центра.

В 1990 году писательница уезжает в США, где ведёт преподавательскую деятельность. Толстая преподавала русскую литературу и художественное письмо в колледже Скидмор, расположенном в городе Саратога-Спрингс и Принстоне, сотрудничала с New York review of books, The New Yorker, TLS и другими журналами, читала лекции в других университетах. Впоследствии, все 1990-е годы писательница по несколько месяцев в году проводила в Америке. По её словам, проживание заграницей поначалу оказало на неё сильное влияние в языковом аспекте. Она жаловалась на то, как меняется эмигрантский русский язык под влиянием окружающей среды. В своём коротком эссе того времени «Надежда и опора», Толстая приводила примеры обычного разговора в русском магазине на Брайтон-Бич: «там в разговор постоянно вклиниваются такие слова, как „свисслоуфетный творог“, „послайсить“, „полпаунда чизу“ и „малосольный салмон“». После четырёх месяцев пребывания в Америке, Татьяна Никитична отмечала, что «мозг её превращается в фарш или салат, где смешиваются языки и появляются какие-то недослова, отсутствующие как в английском, так и в русском языках».

В 1991 году начинает журналистскую деятельность. Ведёт собственную колонку «Своя колокольня» в еженедельной газете «Московские новости», сотрудничает с журналом «Столица», где входит в состав редколлегии. Эссе, очерки и статьи Толстой появляются также в журнале «Русский телеграф». Параллельно с журналистской деятельностью, она продолжает издавать книги. В 1990-х были опубликованы такие произведения, как «Любишь - не любишь» (1997), «Сёстры» (в соавторстве с сестрой Наталией Толстой) (1998), «Река Оккервиль» (1999). Появляются переводы её рассказов на английский, немецкий, французский, шведский и другие языки мира. В 1998 году стала членом редколлегии американского журнала «Контрапункт». В 1999 году Татьяна Толстая возвращается в Россию, где продолжает заниматься литературной, публицистической и преподавательской деятельностью.

В 2000 году писательница публикует свой первый роман «Кысь». Книга вызвала много откликов и стала очень популярной. По роману многими театрами были поставлены спектакли, а в 2001 году в эфире государственной радиостанции «Радио России», под руководством Ольги Хмелевой, был осуществлен проект литературного сериала. В этом же году были изданы ещё три книги: «День», «Ночь» и «Двое». Отмечая коммерческий успех писательницы, Андрей Ашкеров в журнале «Русская жизнь» писал, что общий тираж книг составил около 200 тысяч экземпляров и произведения Татьяны Никитичны стали доступны широкой публике. Толстая получает приз XIV Московской международной книжной ярмарки в номинации «Проза». В 2002 году Татьяна Толстая возглавила редакционный совет газеты «Консерватор».

В 2002 году писательница также впервые появляется на телевидении, в телевизионной передаче «Основной инстинкт». В том же году становится соведущей (совместно с Авдотьей Смирновой) телепередачи «Школа злословия», вышедшей в эфире телеканала Культура. Передача получает признание телекритики и в 2003 году Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова получили премию «ТЭФИ», в категории «Лучшее ток-шоу».

В 2010 году, в соавторстве с племянницей Ольгой Прохоровой, выпустила свою первую детскую книжку. Озаглавленная, как «Та самая Азбука Буратино», книга взаимосвязана с произведением дедушки писательницы - книгой «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Толстая рассказывала: «Замысел книги родился 30 лет назад. Не без помощи моей старшей сестры… Ей всегда было жалко, что Буратино так быстро продал свою Азбуку, и что об ее содержании ничего не было известно. Что за яркие картинки там были? О чем она вообще? Шли годы, я перешла на рассказы, за это время подросла племянница, родила двоих детей. И вот, наконец, на книгу нашлось время. Полузабытый проект был подхвачен моей племянницей, Ольгой Прохоровой». В рейтинге лучших книг XXIII Московской международной книжной выставки-ярмарки, книга заняла второе место в разделе «Детская литература».

В 2011 году вошла в рейтинг «Сто самых влиятельных женщин России», составленный радиостанцией «Эхо Москвы», информационными агентствами РИА Новости, «Интерфакс» и журналом «Огонёк». Толстую относят к «новой волне» в литературе, называют одним из ярких имен «артистической прозы», уходящей своими корнями к «игровой прозе» Булгакова, Олеши, принесшей с собой пародию, шутовство, праздник, эксцентричность авторского «я».

О себе говорит : «Мне интересны люди „с отшиба“, то есть к которым мы, как правило, глухи, кого мы воспринимаем как нелепых, не в силах расслышать их речей, не в силах разглядеть их боли. Они уходят из жизни, мало что поняв, часто недополучив чего-то важного, и уходя, недоумевают как дети: праздник окончен, а где же подарки? А подарком и была жизнь, да и сами они были подарком, но никто им этого не объяснил».

Татьяна Толстая жила и работала в Принстоне (США), преподавала русскую литературу в университетах.

Сейчас живёт в Москве.

На большом письменном столе лежало много интересных вещей и удивительных замысловатых штучек: скрепки, кнопочки, ручки разного цвета и калибра, карандаши, подставки, тетради, блокноты, книги и другие необходимости, без которых стол не слыл бы письменным. В правом же верхнем углу этого молчаливого государства покоилась старая толстая Книга. Её листы пожелтели со временем и местами даже порвались, а обложка совсем залоснилась и неприглядно блестела. Книга никогда и ни с кем не начинала разговор первая: просто лежала и наблюдала за происходящим вокруг. Она была незаметной, она не бросалась в глаза, приторно напоминая о себе, и, абсолютно не страдала по этому поводу. Казалось, для нашего стола старая замусоленная Книга была единственной совершенно ненужной вещью. Всё её занятие состояло в том, чтобы ждать! И она ждала. Терпеливо и тихо ждала, когда снова сможет кому-то пригодиться. И после долгого ожидания такие моменты наступали.

Временами кто-то, действительно, очень сильно начинал в ней нуждаться, и тогда старая Книга всегда тепло и по-доброму отвечала на любые вопросы. Казалось, её совершенно не беспокоил тот факт, что приходили только из-за личных проблем и только для того, чтобы взять, а потом надолго уйти, оставив до следующей собственной нужды. А она смиренно и тихо соглашалась лежать, ожидая следующего момента и новой возможности кому-то пригодиться и кому-то помочь. Постепенно, Книга превратилась в неброское продолжение самого стола, необходимую и важную деталь, без которой стол не существовал бы, как без ножек или столешницы. Она стала всем, будучи, на первый взгляд, ничем!

В центре же стола лежал аккуратный, гладкий, холеный, ухоженный и всегда изыскано преподнесённый лист! Его звали А4, и был он совершенно чистый и пустой. Он так гордился своим центральным положением, что всегда смело, гордо и навязчиво любому карандашу красочно описывал свою идеально подстриженную форму и совершенную страницу, чтобы каждый захотел оставить на ней свой автограф или хотя бы маленькую вычурную закорючку. Всеми способами лист пытался обратить на себя внимание жителей письменного стола. Он был таким громким и таким назойливым, что казалось, занимал всю поверхность столешницы и всё внимание её жителей.

Смотрите на меня все! Идите ко мне все! Думайте и восхищайтесь мною все! - словно кричал он каждый день с самого утра.

И некоторые штучки, действительно, обращались к нему за помощью. Однако, постояв несколько минут возле самовлюблённого красавца, так и уходили восвояси без поддержки, понимая, что он совершенно пустой, хотя и абсолютно чистый! Постепенно, все меньше обращали внимание на его крик и все реже обращались за советом, в надежде получить хоть какую-то помощь.

Лист же, по-прежнему, высоко ценил свою чистоту и, тщательно соблюдая границы, просил черкануть автограф на своих полях только у особо избранных значимых ручек, которых уважал и ценил весь стол. Только вот ручки эти, какими бы красивыми и ценными ни казались, на первый взгляд, были совершенно беспомощными без хозяина.

Однажды, маленький сквознячок легко сдул наш А4 со стола и он в одно мгновение оказался на полу, совершенно беспомощный и одинокий. Лист долго кричал, но никто не мог ему помочь. А вечером пришёл хозяин и, не заметив упавшего со стола чистюлю, наступил на него своим башмаком. Только хозяин и мог вернуть наш лист обратно на своё место! Сейчас же, наш бедолага оказался ему ненужным, потому что след от ботинка безвозвратно испортил совершенную форму и идеальную чистоту. Хозяин просто скомкал испорченный лист и безжалостно отправил его в бумажную корзину под столом.

Только оказавшись на самом дне мусорной корзины, лист понял, как важно, будучи даже на самом видном месте, не беречь себя, красуясь и оберегая от шрамов и ненужных забот, а постараться стать полезным как можно большему количеству нуждающихся. И пусть в процессе такой помощи твои листы замусолятся, почернеют или даже порвутся. Пусть твоя обложка станет неприглядной и пожелтевшей. Пусть тебя уберут из центра и определят на самое незаметное место, но пусть тебя никогда не сдует, как ненужную и лёгкую вещь, потому что ты сделался частью чего-то целого, большого и общего! Помогая и растрачивая себя, в нас появляется глубина и содержание. И уже не важно, как ты выглядишь и где лежишь, главное, что ты кому-то нужен, потому что всегда готов и хочешь помочь!

Текст большой поэтому он разбит на страницы.