Меню
Бесплатно
Главная  /  Рецепты  /  Письмо запорожцев турецкому султану. Запорожцы – мастера троллинга, или Дипломатия по-казацки

Письмо запорожцев турецкому султану. Запорожцы – мастера троллинга, или Дипломатия по-казацки

Над картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» И.Е. Репин работал 13 лет. И не случайно плотно стало шедевром мировой живописи. Если обратиться к детальному разбору картины «Запорожцы», можно узнать, сколько смысла заложил художник в одно полотно. Прежде всего, стоит отметить, что Репин был по-настоящему народным художником, и этой его близостью к народу пропитаны все его картины.

Существует три варианта картины «Запорожцы». Первый вариант, а точнее масляный эскиз картины, живописец закончил в 1887 году и подарил своему другу историку Дмитрию Яворницкому. Затем его купил Павел Третьяков. Сейчас этот экземпляр хранится в Третьяковской галерее в Москве.

Второй - основной вариант картины - был завершён в 1891 году, его купил у художника император Александр III. Впоследствии картина была передана в Государственный Русский музей в Санкт-Петербурге.

Третий вариант картины «Запорожцы» живописец начал в 1889 году, еще работая над основным полотном. Репин попытался сделать новую версию более «исторически достоверной». Согласно некоторым источникам, работа над ней так и не была закончена. Сегодня этот вариант картины, уступающий двум предыдущим по размерам, хранится в Харьковском художественном музее.

Самый интересный, конечно, второй вариант картины, который до последнего времени находился Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге, а сейчас уже 4 месяца гостит в одном из малых городов Челябинской области - в г. Сатка, где я картину и обнаружила.


Разглядывая картину «Запорожцы», можно заметить музыкальный инструмент - домру. Должно быть, в свободное время запорожские казаки наигрывали на ней какую-то проникновенную мелодию или пели о храбрости казачьей и прославляли Сечь. А знаете ли вы, что на самом деле домра считается русским народным инструментом? Правда, в отличие от балалайки, не всякий русский её назовет. Парадокс, но с историей.

Инструменты танбуровидной формы пришли на Русь с Востока. Они были особенно популярны в народе, потому как стали главным инструментов бродячих артистов-скоморохов, которые полюбились и стару, и младу за острое словцо и вольный юмор на самые злободневные темы. Вольность эта допекла власть и появился указ царя Алексея Михайловича 1648 года, знаменитая фраза из которого гласит: «А где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и всякие гудебные сосуды, велеть изымать и, изломав те бесовские игры, велеть жечь».

Вряд ли еще какой-либо музыкальный инструмент в истории человечества подвергался столь чудовищному истреблению. Домры жгли, ломали, уничтожали. О ней забыли на Руси на два с лишним столетия. «Воскресла» домра только в конце XIX века благодаря талантливому музыканту В.В.Андрееву.



Бытует версия, что Московскую Русь впервые познакомили с картами запорожские казаки. На основном варианте картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» действительно изображена полурассыпанная карточная колода.

Но картина не является доказательством, ведь Репин закончил писать ее в 1891 году, когда уже больше чем три столетия карты пользовались необычайной популярностью в Российской империи.

Что же касается запорожцев и карт, то Дмитрий Яворницкий в «Истории запорожских казаков» описал вот какой интересный факт: пятеро-шестеро запорожцев, игравших ночью в карты, однажды спасли Сечь от ночного нападения татар и турок. В общем, как говориться, нападающие пришли не званы - ушли не ласканы.


3. Чернила
Присмотритесь к картине Репина «Запорожцы»: многие её детали уже не раз давали повод для научных исследований. Вот, например, возьмем чернильницу, больше похожую на колбу из химической лаборатории. Что же за чернила в ней?

Для казаков, требовались чернила, подходящие к их суровым условиям жизни, то есть, долгохранящиеся и еще - недорогие. Потому готовили их из подручных средств, а именно - растений: бузины, хвоща, спорыша, крушины.

Сохранился даже рецепт таких чернил, причем довольно простой: по одной из версий, чаще всего запорожцы брали спелые ягоды бузины, измельчали их, заливали водой, кипятили на краешке тлевшего костра. Раствор сливали в чистую посуду, к гуще снова доливали воды и продолжали ее вываривать. И так — от трех до пяти раз. Слитую жидкость отстаивали ночь, утром снова переливали в чистую посуду и на слабом огне, тщательно перемешивая, испаряли. Густую краску сливали в керамическую бутыль (сулею), добавляли немного железного купороса — чтобы чернила дольше сохранялись и имели стойкий цвет.


Илья Репин, «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», 1880—1891, Кликабельно 2200 рх

Все мы со школьной скамьи знакомы с этой картиной и обстоятельствами, которые происходят вокруг этого события. Но знаете ли вы, что написали казаки турецкому султану? А читали ли вы первое письмо султана, на которое в общем то и пишется ответ? Давайте проясним тут ситуацию, а может быть и наоборот - запутаем окончательно:-)

Вот какая популярная версия ходит давно уже по интернету, которая называется каноническим вариантом:

Ультиматум МЕХМЕДА IV.казакам

Я, султан, сын Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога, владелец царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, неотступный хранитель гроба Господня, попечитель самого Бога, надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христиан — повелеваю Вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно безо всякого сопротивления и меня Вашим нападками не заставлять беспокоиться.
Султан турецкий Мухаммед IV.

или еще вариант:

Я, султан и владыка Блистательной Порты, сын Ибрагима I, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога на земле, властелин царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, несравненный рыцарь, никем не победимый воин, владетель древа жизни, неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешитель мусульман, устрашитель и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашими нападениями не заставлять беспокоиться.
Султан турецкий Мехмед IV.

А вот какие версии есть ответного письма. Вот очень популярная версия, ну нравится она людям:-)

ОТВЕТ ЗАПОРОЖЦЕВ МЕХМЕДУ IV.

Ти, султан, чорт турецкий, i проклятого чорта брат i товариш, самого Люцепера секретар. Який ти в чорта лицар, коли голою сракою їжака не вб"єш. Чорт висирає, а твоє вiйско пожирає. Hе будеш ти, сучий ти сину, синiв християнських пiд собою мати, твого вiйска ми не боїмось, землею i водою будем битися з тобою, распройоб твою мать. Вавилонський ти кухар, Македонський колесник, Iєрусалимський броварник, Александрiйський козолуп, Великого и Малого Єгипта свинар, Вірменська свиня, Татарський сагайдак, Каменецкий кат, Подолянський злодіюка і всього свiту i пiдсвiту блазень, самого гаспида внук и нашого хуя крюк. Свиняча ти морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, мать твою в’йоб. От так тобi запорожцi виcказали, плюгавче. Hе будешь ти i свиней християнских пасти. Теперь кончаємо, бо числа не знаємо i календаря не маємо, мiсяць у небi, рік у книзі, а день такий у нас, який i у вас, за це поцілуй у сраку нас!
Пiдписали: Кошевий отаман Іван Сірко Зо всiм кошем Запорожськiм».

Ну вот как то так можно его перевести:

Ты — шайтан турецкий, проклятого чёрта брат и товарищ, и самого Люципера секретарь! Какой же ты к чёрту рыцарь, коли голою жопой ежа не убьёшь? Чёрт высирает, а твоё войско пожирает. Не будешь ты, сукин ты сын, сыновей христианских под собой иметь, твоего войска мы не боимся, землёй и водой будем биться с тобой, распроёб твою мать. Вавилонский ты кухарь, Македонский колесник, Иерусалимский хвастун, Александрийский козлоёб, Великого и Малого Египта свинопас, Армянская свинья, Подолянская злодиюка, Татарский колчан, Каменецкий палач, и всего света и под-света придурок, а для нашего Бога — дурень, самого аспида внук и нашего хуя крюк. Свинячья морда, лошадиная , мясника собака, некрещёный лоб, мать твою ёб! Вот так тебе запорожцы отвечают, никчёмный! Не годен ты и свиней христианских пасти! Числа не знаем, ибо календаря не имеем, месяц в небе, год в книге, а день такой у нас, какой и у вас, и за это целуй в сраку нас!

Как говорится не мудрствовали лукаво, а просто обложили матом.

Комментарии
(приводится по Выписке из книги Дарвинского сборника истории Запорожской Сечи, хранящейся в Публичной Библиотеке Санкт-Петербурга, послание относится к концу XVII века).
Краткий Русско-украинский словарик:
Люцепер - Люцифер (дьявол).
Лицар - рыцарь.
Срака - задница.
Їжак - ежик.
Вб"єш - убьешь.
Висирає - опорожняет желудок.
Мати - иметь.
Боїмось - боимся.
Кухар - повар.
Колесник - мастер, изготовляющий колёса.
Броварник - пивовар.
Козолуп - тот, кто обдирает козьи шкуры.
Свинар - свинопас.
Злодіюка - злодей.
Сагайдак - колчан.
Кат - палач.
Блазень - шут.
Гаспид - змея, аспид.
Рiзницька собака - собака мясника.
Плюгавче - звательный падеж от "плюгавець".
Кош - здесь: запорожские казаки

Однако вот еще один вариант, уже без особо крепких словечек:

По легенде копия письма была найдена в 18 веке одним любителем украинской старины, скорее всего это был какой-то коллекционер. Предпочитая не называть своего имени, он передал письмо в руки этнографа Якова Павловича Новицкого, а тот в свою очередь поделился им со своим другом Яворницким. По старым русским традициям по вечерам у Яворницкого часто собирались гости, в один из таких вечеров он и зачитал это письмо своим гостям в качестве курьеза. Среди гостей был художник Илья Репин, которого после прочтения письма вдохновило на создание картины «Запорожцы».

Но все же какой вариант является истинным и есть ли таковой вообще? Вот что говорит наука:

Известная на правах популярной легенды переписка запорожцев с турецким султаном более знакома сегодня по картине И. Е. Репина и ее эскизам, нежели как литературно-публицистический памятник. И хотя с середины X I X в. издано не менее десяти различных вариантов этой переписки, иследования, в котором они были бы собраны, сопоставлены

и изучены, нет ни одного. К тому же и сами публикации делались по не-описанным, даже недатированным и неизвестно где находящимся спискам. Обычные для публикаторов X I X в. глухие ссылки на частные кол- лекции практически почти не дают возможности обнаружить эти руко- писи сегодня. Так, Н. Маркевич, едва ли не впервые напечатавший

письмо запорожцев в своей «Истории Малороссии», сообщает лишь, что воспользовался копией, присланной ему «из партикулярного архива», из Гродно.

В VI томе «Русской старины» опубликован список, принадле-жавший Н. И. Костомарову, однако в существующих обзорах костома- ровского собрания он не отмечен. О каких-то копиях письма запорожцев, хранящихся «у многих любителей южнорусской старины», упоминает исследователь истории и знаток быта запорожских казаков Д. И. Эвар ницкий. Дважды приводя один из вариантой этой переписки в своих ра- ботах, он так и не называет конкретного источника текста.

Екатерино славский издатель Я. Новицкий извлекает письмо запорожцев из руко- писи, данные о которой ограничиваются тем, что она «добыта в с. Ново гупаловка Александровского уезда в селе Слышко». О существовании списков письма запорожцев в частных архивах на Украине и об устной традиции передачи его текста узнаем из предисло вия к публикации «по памяти» Я. А. Симоновским еще одного варианта письма в январском выпуске «Русской старины» 1872 г.

Не проще ныне отыскать и опубликованные списки из государствен-ных и монастырских хранилищ. В том же томе VI «Русской старины» упомянут текст из бумаг Московского архива, писанный Н. И. Бахти-ным; на какой-то список этого же архива ссылается впоследствии. Новицкий; из собрания Киево-Печерской лавры издает список H. H. Оглоблин.

Но все это без какой-либо характеристики рукописей и без шифров. Наконец, среди существующих изданий можно встретить перепечатки уже опубликованных текстов без указания на источники заимствования. В публикациях XIX—начала X X в. осталась совершенно невыяснен-ной рукописная традиция этого интересного памятника. Мы не знаем, как правило, времени списков, по которым изданы тексты.

Существует только одна ссылка — на список из «объемистого сборника прошлого (т. е. XVIII) столетия», сообщенный редакции «Русской старины» А. А. Шишковым. Возможно, что рукопись не ранее XVIII в. была в распоряжении Н. Н. Оглоблина — список в ней датирован 1733 г., и, кроме того, в архиве «Русской старины» имеется очень близкий текст в списке 1792 г.12
И это, по сути дела, все, что известно о списках XVIII в. Что же касается списков переписки запорожцев с турецким султаном более ранних — XVII в., то их пока не обнаружено ни одного.
Однако, каков бы ни был характер существующих публикаций, они вводят в научный оборот ряд очевидно разных вариантов письма, вы-шедшего несомненно из казачьей среды Запорожья, на что указывает и содержание, и украинский язык, и характерный юмор произведения.

Большинство издателей (Н. Маркевич, Н. И. Костомаров, Д. И. Эварницкий, Я. Новицкий), сомневаясь, что подобное письмо могло быть реальным дипломатическим документом, называют его вымыслом, но старым, вполне отвечающим духу буйного запорожского казачества.

В середине X I X в. стали известны и списки еще одного подобного памятника. В 1845 г. журнал «Маяк», опять-таки без указания рукописи, опубликовал еще одно казачье послание, которое удобнее называть «Пись-мом Чигиринских казаков турецкому султану», как бы от лица которых оно составлено.

Оба письма — это два разных, но очень близких произведения, и письмо чигиринцев сопоставимо с письмом запорожцев. Написанное на ту же тему, но на русском языке, оно более сжато и лишено ряда ярких деталей украинского текста. Но если письмо запорожцев известно пока лишь в списках не ранее XVIII в., то письмо чигиринцев встречается (и это очень важно) в спи-
сках второй половины—конца XVII в. Так, в 1869 г. А. Попов обна-ружил и опубликовал один из основных вариантов письма чигиринцев по Хронографу 1696 г., а затем Д. И. Прозоровским был указан список письма чигиринцев, который датируется 70-ми годами XVII в. (в Архео-логическом собр. ГПБ, № 43).

К тому же времени относится список, вывезенный из России среди других рукописей в 80-х годах XVII в. шведским ученым и путешественником Спарвенфельдом, находящийся
сейчас в собрании гимназии г. Вестероса (Швеция). На двух списках XVII в. (А. Попова и Д. Прозоровского) и третьем, «Анатолийском», оставшемся нам неизвестным, основывался
акад. К. В. Харлампович, впервые подошедший к изучению легендарной казачьей переписки с турецким султаном как текстолог. Он считал, что следует говорить о двух изводах произведения — кратком, на русском языке, упоминающем Чигирин, и распространенном, украинском, усна-щенном перлами украинского юмора, написанном под разными датами и
от лица различных кошевых атаманов. Украинский извод делится Харламповичем на две редакции.

Краткий иэвод Харлампович считал первичным, однако возникшим не в Москве, а пришедшим из Польши, на что указывало, по мнению Харламповича, и оглавление послания: «Перевод с польского письма, список с листа салтана турского, писанного в Чигирин к казаком июля в 7 день 1678-го» (ГПБ, собр. Археологическое, № 43). Доводом в пользу польского происхождения письма чигиринцев послужило посла-ние турецкого султана польскому королю, с титулами, в курантах 1621 г., а также переписка Сигизмунда III с Османом II, находящаяся в Переяславской казачьей хронике 1636 г.

Возникновением письма в Польше, как объясняет Харлампович, вызваны и фактические несоот-ветствия — почему вместо резиденции запорожских кошевых атаманов был назван Чигирин, столица украинских гетманов. Это вымышленное послание, по мнению Харламповича, тем легче могло привиться в Москве, что здесь уже имелись оригинальные произ-ведения подобного рода — переписка Курбского с Грозным, вымышлен-ные послания Александра Македонского русским князьям, переписка Грозного с турецким султаном, посольство Ищеина и Сугорского.
И только уже из Москвы этот памятник попал на Украину, где исправили неточности и внесли подробности.

Считая и русский, и украинский изводы несомненной выдумкой, Харлампович, однако, признает, что это произведение представляет интерес-ное историко-филологическое явление.
О польском происхождении письма чигиринцев в XVII в. и письма запорожцев в XVIII в. говорит французский исследователь Илья Борщак.

Однако доказать польское происхождение казачьей переписки можнобыло бы только обнаружив какие-либо реальные ее источники в Польше либо столь же определенные польские следы в русском и украинском текстах. Сопоставление же наших текстов заставляет, в отличие от Харламповича, считать русский извод — письмо чигиринцев — вторичным по отношению к украинскому.

Извод этот скорее всего возник в 70-х годах XVII в. в Москве, в среде Посольского приказа, по образцу ставшего там известным украинского текста. Наличие письма чигиринцев в списках XVII в. позволяет вслед за А. Поповым приурочить его к событиям рус-ско-турецкой войны 1677—1678 гг. Но, конечно, предположение о более раннем украинском протографе письма чигиринцев остается все же гипо-тезой до тщательного изучения уже известных текстов и разыскания но-вых списков. Пока такого разыскания не сделано. Попытка собрать весь мате-риал, относящийся к этим памятникам (публикации, аналогии в других текстах, переводы на польский и французский языки и пр.), предпринята в недавних работах украинского исследователя Г. А. Нудьги.
Однако научная основательность ряда его утверждений и сама достоверность их вызывают сомнения. Ничем не подтверждено заявление о том, что в архивах до сих пор хранятся неизвестные списки и варианты переписки, составленные («складені») в XVII—XVIII вв. «Кілька таких варіантів, — пишет Нудьга, — нам пощастило відшукати в архіві колишньоі Кшвськоі" духов-
HOÏ академі"і».

Однако в последующей работе в качестве «неизвестного варианта» письма запорожцев им представлен только один текст из сбор-ника XVII в. Кирилло-Белозерского монастыря, ныне хранящийся в Го-сударственной публичной библиотеке АН УССР (№ 533) и являющийся, судя по публикации, всего лишь списком письма чигиринцев. Еще большие недоумения вызывает утверждение Г. А. Нудьги, что теперь уже опубликовано по спискам XVII и XVIII—X IX вв. несколько десятков вариантов этого оригинального произведения, хотя, как уже отмечалось, в действительности нет ни одной публикации (а все они известны Нудьге), в которой была бы указана дата рукописи.

Сама методика работ Г. А. Нудьги вызывает в ряде случаев возра-жения. Так, Нудьга, отрицает совершенно очевидное деление памятника на два извода, считая, вопреки Харламповичу, и письмо запорожцев, и письмо чигиринцев одним произведением, и в силу этого вносит пута-ницу в датировку, говоря о списках письма запорожцев, относящихся к XVII в., а их-то пока и не найдено.

Нельзя, по-видимому, считать письмо запорожцев составленным до 1620 г. на Украине только на основании того, что под этим годом в Ка-зачьей хронике 1636 г. зафиксирована переписка турецкого султана с польским королем, содержащая аналогичные пародийные титулы. Во-первых, переписка эта сильно отличается от письма запорожцев, имеет
самостоятельное содержание, не перекликающееся с содержанием казачь-его послания. Во-вторых, дошедшая до нас в составе более позднего па-мятника— Летописи Самоила Велички XVIII в., — она требует еще изу-чения истории и времени своего возникновения. Едва ли можно, как делает это Г. А. Нудьга, класть письмо запорож-цев в основу всех произведений, имеющих пародийные титулы, начиная с поэтической повести об Азове и кончая уже упомянутой перепиской польского короля с турецким султаном. Скорее всего оно представляет собой один из фактов довольно распространенной традиции, существо-вавшей, может быть, с X VI в. и на Украине, и на Руси, и в Польше. Наконец, неоднократные перепечатки уже известных по более ранним изданиям текстов и вариантов письма запорожцев, хотя и собирают их вместе, но, не сопровождаемые никаким текстологическим исследованием, не вносят ничего нового в изучение памятника. Таким образом, за последнее время не было обнаружено и опубликовано ни одного нового списка письма запорожцев турецкому султану. Возможно, распространение казачьего послания в списках сдерживалось крайней энергичностью его выражений, более свободно и широко живших в изустной передаче.

Обострение русско-турецких отношений в XVIII в., войны 70—90-х го-дов, в результате которых Россия получила выход к Черному морю и присоединила Крым, откуда до того совершались постоянно набеги татар на украинские земли, — вот та благоприятная обстановка, в которой могло распространяться такое антитурецкое произведение, каким явля-ется переписка запорожцев с турецким султаном. Один из вариантов этого произведения, находящийся в сборнике XVIII в. (БАН, 26.2.359; скоропись, бумага 80-х годов XVIII в.), мог возникнуть во время русско-турецкой войны 1768—1774 гг., может быть, уже тогда, когда были одер-жаны победы при Ларге и Кагуле, а турецкий флот сожжен в заливе Чесма.

Говоря о появлении антитурецких произведений на Руси в XVII в., А. Попов связывает традиционные взгляды на турок как на исконных врагов «христианства и самой Руси» с определенной литературной тради-цией: «В людях книжных этот взгляд укреплялся и литературными па-мятниками, разнообразными повестями о взятии Царьграда турками и разрушении православных славянских государств, разными предвеща-ниями, распространенными в наших сборниках и цветниках XVII в.г какнапример предсказания Мефодия, Льва Премудрого или надпись на крыше гробницы царя Константина, в которых открывалось, что „русский род вместе с прежними обладателями возьмет Седмихолмный (т. е. Царьград) и в нем воцарится"».

Именно эта традиция сохранена в отношении к варианту письма запо-рожцев в сборнике БАН 26.2.359. Письмо это, написанное на русском языке, является частью «триптиха»,

Первая часть — пророчества о гибели турецкой империи — излагает тол-кование десяти небесных знамений, изображающих месяц с человеческим лицом, звезды, крест, змея, саблю, трубленные головы и кровавыйдождь, гроб, песочные часы, пушку на станке. Под влиянием Повести о взятии Царьграда турками упомянуты толкования Мефодия Патарского и Льва премудрого.

Автор вспоминает знамение орла и змея, явившееся при основании Константинополя. Два последних текста взяты из Повести о взятии Царьграда Нестора Искандера, причем не
из старшей ее редакции, а из позднейших переработок Степенной книги или Хронографа 1512 г.

Перед текстом об орле и змее сказано: «яко же Степенная изъявляет» (л. 11 об.); текст надписи на гробе царя Констан-тина взят скорее всего из издания Повести Нестора Искандера в петров-ское время, в 1723 г. В этой же части есть датирующие весь «триптих» места — это начало, сделанное в виде известий курантов: «Таково подлинное явление напеча-тано на листах в лицах, яко же зде описание изъявляет. 1768 году явле-ние было на небеси в турецкой земли» (лл. 10 об.—11). После надписи на гробе царя Константина дано объяснение летосчисления по индиктам:

«Должно здес примечат о изобретенных на гробе царя Константина о писменах о царствии турецком и о компании его подробно история изъяв-ляет; взят же бысть турками в лето от мироздания 6961 году индикта перваго... а по сей 770 год Царь Град во власти турецкой пребывает 318 лет, индикт рядоваго течения следует третий» (лл. 12 об.—13).

Упомянуто в этой части и о начале войны:
«О вероломный неприя-тель турецкой салтан!.. с прошлого 768 году по своему месту в войну вступил, коя ныне происходит, какою гордостию своего бусорманства пи-сал, как из манифеста видно есть» (л. 13). Далее следует вторая часть —«Манифест», в котором описание силы турецкого султана походит натекст «большой» грамоты султана польскому королю из Легендарного цикла посланий султана европейским государям.

Манифест
Мы, Мустафа, султан великий и мощный государь, и сын и пле-мянник божий, царь турецкой и греческой, персицкой, римской, астинской, македонской, тарфинской, Великаго и Малаго Египта, армянский, чабык Африки, освященной глава махометанскаго собрания, хранитель гроба Мекиева, великий владетель света, страх и бич христиан, неоцененная надежда и атаманов драгий камень света и вещи и веема страшной царь, множеством на них многочисленных галер и караблей. Солнце, месяц и в звездах чудо им знамены будут, тех производит стрелбы наших пушек и звери на земли от страху и внутр лугов свободных местах спасения сыскивать станут, древеса от трясения ужасного зыку, при которых необходимым дымом действа нашей силы все христиане тихости гнева нашего почюветвуют (л. 13 об.).

Сразу же после «Манифеста» следует третья часть — переписка сул-тана с запорожскими казаками.Писмо от турки к запорожским казакам

Я, султан, сын царя турецкаго, Великаго и Малаго Египта ко-роль Александрийский и король над королями, князь над князь-ями, натраштамент над патентами, император, внук божий, король, первый искоренитель христианом, защититель Христа распятаго, по-велеваю вам всем запорожским казакам, дабы болше вы меня не беспокоили во всех предприятиях.

В ответ на султанское письмо пишут:

Я, славный запорожских воинств атаман, подчиненных мною на порогах храбрыми молотцами в совете и тебе, султану, пишу, и вели-кой твой титул превозношу:
Ты, султан, проклятаго врага враг, великой диаволской друг, надежной товарищ, антихристов сенатор, любцыферов адьютант, бесовский полковник, сатанинский генерал, бесовский король, над дъяволами император, российское подножие, греческий кухми-стер, вавилонский кузнец, иерусалимской каменщик, египецкой купец, македонский коваль, сурманский букур, антихристов понент, страж горба отца своего, страж гроба господня, — и не похваляйся защит-ником божиим, и не называйся искоренитель христианом, известно твоему величеству будет, что мы от тебя никогда помощи не про-сили и просити не будем, — у нас своих много против твоих брю-хатых турок, ежели тебе угодно, то мы с ними переведаемся, а ты нас к себе неотменно ожидай, да и впредь своим титулом не угро-жай.
В Запороце, 1769 года (лл. 13об.—14 об.).

Текст этого письма запорожцев отличается от известных до сих пор вариантов. В нем отсутствуют типичные для украинского извода детали: «землею и водою будем биться с тобою» и «года не знаем, бо календаря не маем». Тем не менее этот текст испытал на себе влияние украинских вариантов. Сохранено обращение от имени кошевого атамана, чего нет,
например, в письме чигиринцев. Встречаются украинизмы и полонизмы: коваль, натраштамент, потент, понент. Отдельные части послания компо-зиционно расчленяются рифмованными концовками.

Несомненно, что этот русский вариант письма запорожцев более позд-него происхождения. В нем изменены и сами титулы, что указывает на вторичное использование памятника. Если такие слова, как «сенатор», «адьютант», «полковник», могли бытовать и в последней четверти XVII в., то «генерал» и «кухмистер» скорее тяготеют к XVIII в. Самый текст мог возникнуть и независимо от «триптиха», а, допустим, несколько раньше, однако в составе «триптиха» он определенно связан с событиями войны 1768—1774 гг. Возможно, что и использование его
в этом антитурецком произведении вызвано тем, что непосредственным поводом для войны явилось разграбление казаками пограничных турец-ких городов — Балты и Дубосар.
Письмо Чигиринских казаков менее подвижно в своем тексте и не на-считывает большого количества вариантов, хотя встречается в списках чаще, чем письмо запорожцев. Кроме расширенного текста, опубликован- ного в журнале «Маяк» по неизвестному списку, можно указать только один случай появления нового послания на эту же тему. Список найден
И. Ф. Голубевым в рукописном собрании Государственного архива Ка-лининской области и любезно передан мне. Он находится в рукописи № 662, написанной скорописью второй половины XVIII в., на лл.18 об.—19.32

Список с переводнаго турецкаго писма, писанагоот турецкаго султана в Чигирин к казакам Салтан сын салтанский, салтана турскаго, цесарь турский и гре-ческий, македонский, вавилонский, иерусалимский, паша ассирий-ский, Великаго и Малаго Египта король Александрийский, армей-ский и всех на свете обитающих князь, внук божий, храбрый воин, навестник христианский, хранитель распятаго бога, государь и вели-кий дедич всеа земли, надежда и утверждение басурманское, христи-анская скорбь и падение, — повелеваю вам, чтоб своею волею под-
дались нам со всеми людми своими, в Чигирине обретающимися, иимати нас вам за великаго государя.Ис Чигирина

от казаков ответ Султан, сын проклятаго султана турскаго, внук сатанин, това-рищ диаволский, привидение демонское, наследник адскиа бездны, турское падение, татарская погибель, греческий повар, вавилонский бронник, иерусалимский харчевник, ассирийский винокур, Великаго и Малаго Египта свинопас, александрийский кат, армейский пес, слепец всего света, аспид вселютейший, скорпиа смертотворная, волк и хищник, шпынь и скаред всего света, всех живущих на земли извощик, наследник тартара преглубокаго, обладатель всего адскаго пространства, лстивого и лживаго Махомета гонец, распятаго бога противник, веры его гонитель, смех и игралище христианское, басур-манская погибель и скорбь. Мы тебя не боимся, имеем тебя вместо
поводилщика, а не государя. Мы тебе на здадимся, а битися с тобою готовы. А как нам в руки попадет, тогда мы тебя будем имети в такой чести, как имеет повадилщик медведя. Чтоб тебе ведомо было, того ради и пишем к тебе.

Если в ранних вариантах ответ чигиринцев строился на пародирова-нии самого титула султана, на очевидных антитезах и игре слов, то ответ казаков в варианте XVIII в. уже не столько отражает титулы послания султана (кстати, оставленного почти без изменений), сколько стремится варьировать и расцвечивать уже существовавшие в прежнем ответе изде-вательские титулы.

Например:
Текс т XVII в. Текс т XVIII в.
Салтан, сын проклятого салтана тур- Султан, сын проклятаго султана турского, товарыщь сатанин, бездны адовы скаго, внук сатанин, товарищ диаволский, салтан турский. привидение демонское, наследник адския бездны.

Вместе с тем в тексте письма чигиринцев XVIII в. заметно стремле-ние отойти от обычной формы этого послания, почти целиком заключаю-щегося в титулах, и ввести еще какое-то содержание оскорбительного характера по отношению к султану. Автор варианта XVIII в. обыгры-вает требование султана «имати нас вам за великого государя», на что
казаки отвечают: «имеем тебя вместо поводилщика», — а затем, перево-рачивая этот образ, обещают, что, попав в плен, султан будет в такой же чести, как медведь у поводильщика.

Послание запорожцев к турецкому султану интересно не только своим колоритом и юмором, но и подвижностью литературной формы, позво-ляющей вносить в нее все новые и новые мотивы, создавать на этой же основе, в сущности, новые произведения, применять их в разное время, в различных исторических условиях. Перед нами в новых вариантах про-
ходит не один памятник, а несколько самостоятельных по своему проис-хождению. Так, по-видимому, и следует их изучать. Вопрос же о перво-начальном тексте остается открытым впредь до нахождения новых списков и до полного текстологического изучения уже известных текстов.

Правда вот есть еще вот такая версия от

Эта картина является самым известным живописным произведением с изображением запорожских казаков. Причем ее слава зиждется не столько на исторической достоверности, сколько на настроении.

Современники называли полотно Ильи Репина Запорожцы пишут письмо турецкому султану, написанное в 1880 году, атласом смеха или симфонией человеческого хохота, ведь все изображенные на картине персонажи смеются по-разному. Такое разнообразие русский живописец, родившийся в городе Чугуеве Харьковской губернии, подсмотрел в жизни - прототипами рисованных казаков стали реальные люди, современники Репина, достаточно известные в тогдашней Российской империи.

Основой замысла послужил литературный артефакт-" Письмо запорожцев турецкому султану" Этот текст, датированный XVII веком, некоторые историки считают позднейшей фальсификацией. Он является якобы ответом казаков Запорожской Сечи на реальный письменный призыв к ним турецкого султана Мухаммада IV, требовавшего покориться ему как “владыке всего мира и наместнику бога на земле”.

Современники называли полотно Ильи Репина Запорожцы пишут письмо турецкому султану, написанное в 1880 году,атласом смеха или симфонией человеческого хохота, ведь все изображенные на картине персонажи смеются по-разному

Запорожцы во времена Мухаммада славились своими лихими рейдами против Османской империи и призыву не вняли.

Текст письма султана Мехмеда IV

Я, султан и владыка Блистательной Порты, сын Ибрагима I, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога на земле, властелин царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, несравненный рыцарь, никем не победимый воин, владетель древа жизни, неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешитель мусульман, устрашитель и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашими нападениями не заставлять беспокоиться.

Султан турецкий Мехмед IV.

Ответ запорожцев

Ответ Запорожцев Магомету IV

Запорожские казаки турецкому султану!

Ты, султан, чёрт турецкий, и проклятого чёрта брат и товарищ, самого Люцифера секретарь. Какой ты к чёрту рыцарь, когда голой жопой ежа не убьёшь. Чёрт высирает, а твое войско пожирает. Не будешь ты, сукин ты сын, сынов христианских под собой иметь, твоего войска мы не боимся, землёй и водой будем биться с тобой […]

Вавилонский ты повар, Македонский колесник, Иерусалимский пивовар, Александрийский козолуп, Большого и Малого Египта свинопас, Армянский ворюга, Татарский сагайдак, Каменецкий палач, всего света и подсвета дурак, самого аспида внук и […]. Свиная ты морда, кобылиная срака, мясницкая собака, некрещённый лоб, мать твою…

Вот так тебе запорожцы ответили, плюгавому. Не будешь ты даже свиней у христиан пасти. Этим кончаем, поскольку числа не знаем и календаря не имеем, месяц в небе, год в книге, а день такой у нас, какой и у вас, за это поцелуй в жопу нас!

Подписали: Кошевой атаман Иван Сирко со всем лагерем Запорожским.

Оригинал этого письма не сохранился(по мнению скептиков-не существовал никогда), но екатеринославский этнограф-любитель Я. П. Новицкий нашёл копию, сделанную в XVIII в. Он передал её известному историку Д. Яворницкому. Однажды историк, чтобы развлечь своих гостей, зачитал это письмо присутствующим в его доме, среди которых был и художник И. Репин. Художника заинтересовал этот сюжет, и в 1880 г. он начал делать этюды для картины.

Яворницкий хорошо знал историю Украины, он много помог художнику в работе над этим полотном, которое было громадным не только по сюжету, но и по размеру: 2,03×3,58 м.

Этюды к картине создавались Репиным в кубанской станице Пашковской (сейчас это микрорайон г. Краснодара), Екатеринодаре (сейчас Краснодар), в поместье Качановка Черниговской губернии и в Кубанской области.

Зарисовки он делал и во время путешествия по Запорожью в 1880-1881 гг.

Но если само Письмо читается легко, то работа художника над “экранизацей” шла невероятно трудно, растянувшись более чем на десять лет. Результатом стали два варианта картины и множество эскизов.

Сам Репин не очень любил, когда его Запорожцев сводили лишь к панораме народного веселья, - он вкладывал в полотно высокую идею. “Наше Запорожье меня восхищает этой свободой, этим подъемом рыцарского духа, - писал художник. - Когда целыми тысячами славяне уводились в рабство сильными мусульманами, когда была поругана религия, честь и свобода, эта горсть удальцов не только защищает всю Европу от восточных хищников, но грозит даже их сильной тогда цивилизации и от души хохочет над их восточным высокомерием”.

Действующие лица

Отобразить историческую миссию запорожцев в красках Репину помогли известные историки тех лет Николай Костомаров и Дмитрий Яворницкий. Последний - крупнейший украинский исследователь запорожского казачества и земляк Репина.

Отобразить историческую миссию запорожцев в красках Репину помогли известные историки тех лет Николай Костомаров и Дмитрий Яворницкий

Яворницкий познакомился с Репиным в 1886 в Северной столице.

Незадолго до этого ушел из жизни главный исторический консультант художника Костомаров. Его место и занял харьковский специалист по Запорожской Сечи. Яворницкий также помогал художнику в поисках моделей для картины. А Репин увековечил своего нового друга в центральной фигуре полотна - сечевом писаре, который переносит на бумагу плод коллективного творчества казаков.

Историк вспоминал, что поначалу отказывался позировать Репину. Но когда тот все же затащил продрогшего в питерском тумане и оттого мрачного приятеля в свою мастерскую и бросил перед ним на стол юмористический журнал, Яворницкий взглянул на какую-то карикатуру и улыбнулся.

“Стой, стой! - воскликнул Репин. - Вот этот-то взгляд мне и нужен!”. “Не прошло и часа, как на картине я уже сидел у стола - за писаря…”, - описывал те события Яворницкий.

Остальных прототипов для хохочущих запорожцев художник нашел также среди своих друзей или знакомых - случайных или неслучайных. Со многими из них, по иронии судьбы, были связаны различные забавные истории.

Остальных прототипов для хохочущих запорожцев художник нашел также среди своих друзей или знакомых - случайных или неслучайных

Так, для казака, развалившегося у стола спиной к зрителю, Репин подыскивал человека с внушительными затылком и лысиной. Обладателем оных оказался Георгий Алексеев, обер-гофмейстер царского двора, кавалер почти всех российских орденов и почетный гражданин города Екатеринослава (ныне Днепропетровска), страстно увлекавшийся нумизматикой.

На предложение художника выступить в роли затылка Алексеев ответил категорическим отказом: “Что это, на посмешку будущему поколению?! Нет!”. Однако художник и его друзья решили взять упрямца хитростью. Яворницкий, хорошо знавший Алексеева, заманил его в дом к Репину посмотреть коллекцию древних монет. За этим занятием его и запечатлел живописец, незаметно усевшись сзади.

А вот бурсака с прической под макитру слева от писаря художник писал даже не с живого человека, а с его посмертной маски. Правда, это была не обычная маска: молодой художник петербургской Академии художеств Порфирий Мартынович, с которого сделали этот слепок, на тот момент был жив. Просто вместе с однокурсниками он увлекался шуточными упражнениями - снятием гипсовых масок друг с друга. Из-за этого “посмертная” маска Мартыновича улыбалась, что и привлекло в ней Репина.

Попал на картину и еще один студент академии - татарин, имя которого история не сохранила. А вот белозубую улыбку ему “подарил” череп казака, найденный Яворницким при археологических раскопках на территории Запорожской Сечи.

После невероятного успеха Запорожцев на выставках в России, а также в Мюнхене, Стокгольме, Будапеште и Чикаго, император отвалил за полотно целое состояние - 35 тыс. рублей

Долго Репин подбирал кандидата на роль главного героя и вдохновителя письма запорожцев - нависшего над писарем и дьявольски улыбающегося атамана Ивана Сирко. Сам по себе Сирко был личностью легендарной - провел полсотни сражений и из всех выходил победителем. В итоге его прототипом на картине стал не менее заслуженный военный деятель - генерал Михаил Драгомиров, герой русско-турецкой войны 1877-1878 годов. На момент позирования Репину он был командующим войсками Киевского военного округа, а позже - киевским генерал-губернатором.

В Киеве ходили легенды об остроумии Драгомирова. Так, однажды, забыв поздравить царя Александра III с именинами 30 августа, генерал спохватился лишь 1 сентября и, чтобы исправить оплошность, послал самодержцу такую телеграмму: “Третий день пьем за здоровье Вашего Величества. Драгомиров”. На что император, также обладавший чувством юмора, ответил: “Пора и кончить. Александр”.

Кстати, именно Александр III стал первым покупателем творения Репина. После невероятного успеха Запорожцев на выставках в России, а также в Мюнхене, Стокгольме, Будапеште и Чикаго, император отвалил за полотно целое состояние - 35 тыс. рублей. Картина оставалась в царской коллекции до революции 1917 года, а затем была помещена в петербургский Русский музей, где находится до сих пор.

Богатая натура

Но то, что хранится сегодня в питерском музее, - лишь часть работы, которую провел Репин. Ведь он вносил в свое полотно, которое создавал десяток лет, бесконечные и бесчисленные изменения. Время от времени художник находил, что уже изображенные персонажи надо “немного тронуть кистью”, как указывает в своих воспоминаниях Яворницкий. “Если бы Вы видели все метаморфозы, какие происходили у меня здесь в обоих углах картины!.. - писал ему Репин. - Чего только тут не было!”

Часто для персонажей полотна художник заимствовал у моделей лишь отдельные черты. “Он рисовал с меня для своей будущей картины Запорожцы целых два часа, - рассказывал в личной переписке известный русский писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк. - Ему нужно было позаимствовать мои глаза для одного, а для другого - веко глаз, и для третьего запорожца поправить нос”.

То, что хранится сегодня в питерском музее, - лишь часть работы,которую провел Репин. Ведь он вносил в свое полотно, которое создавал десяток лет, бесконечные и бесчисленные изменения.

Поэт и военный юрист Александр Жиркевич, который, кстати, тоже позировал для Запорожцев, однажды спросил Репина, когда тот предполагает закончить работу. “Я уже несколько лет пишу свою картину и, быть может, еще несколько лет посвящу ей, а может случиться, что я закончу ее и через месяц, - ответил художник. - Одно только страшит меня: возможность смерти до окончания Запорожцев”.

Для погружения в атмосферу Запорожской Сечи Репин предпринимал дальние экспедиции. В 1880 году в поисках натуры и исторических материалов он, к примеру, совершил вояж по Украине по маршруту, который составил для художника историк Костомаров.

В таких поездках живописец делал наброски народных типажей. “Понадобились очень типичные чумаки в степях Малороссии. Хотел их писать, ни за что не соглашались, ни за деньги, ни даром… - рассказывал Репин. - Наконец, приезжаю на ярмарку в Чигирин и здесь вижу группу косарей - молодец к молодцу, лежат все на животах в ожидании найма… Эту группу я взял для этюдов”.

В знаменитой дворянской усадьбе Качановке в Черниговской области, принадлежавшей тогда меценату и коллекционеру древностей Василию Тарновскому, Репин делал наброски с экспонатов казацкой эпохи: сабли гетмана Богдана Хмельницкого, а также личных вещей гетмана Ивана Мазепы. Заодно мастер перенес на полотно и самого владельца усадьбы в виде серьезного казака в высокой черной папахе.

Для погружения в атмосферу Запорожской Сечи Репин предпринимал дальние экспедиции

К услугам Репина была и вся коллекция Яворницкого, которую тот перевез из Харькова в Петербург: оружие, жупаны, “сап’янцi” (сафьяновые сапоги), люльки-носогрейки (короткие курительные трубки), люльки-обчиски (так называемые товарищеские трубки с чубуками до двух метров), а также графин с горилкой, выкопанный во время археологической экспедиции в могиле казака.

“Таких бутылок было две, - рассказывает Тимошенко из дома-музея Яворницкого. - Их называли квартами, в каждую из них помещалось 1,2 л. По словам Яворницкого, одну они даже открыли и попробовали с археологами - и упали как мертвые: такая она была крепкая”.

Бутылка красуется на столе, где заседают репинские запорожцы. А ее прототип вместе с отлично сохранившимся содержимым долгие годы лежал в екатеринославском историко-краеведческом музее, директором которого в то время служил Яворницкий.

Некоторые посетители музея, особенно из числа знаменитостей, порой просили у него попробовать древний крепкий напиток, но директор свято хранил раритет, отказав даже последнему российскому императору Николаю II.

И все же однажды Яворницкий расстался с этой горилкой. Когда в 1918 году город захватили махновцы и пытались ограбить музейные фонды, он по требованию Нестора Махно отдал атаману бутылку в обмен на охранную грамоту для своего учреждения.

Вторая версия

Однако не только украинская натура служила основой для репинского шедевра. Все тот же Яворницкий посоветовал художнику отправиться на Кубань и Северный Кавказ, где в то время жили потомки запорожских казаков.

Под впечатлением от поездки в конце 1880-х годов Репин стал писать второй вариант картины. Основные герои на нем в основном остались теми же, но колорит картины, по мнению экспертов, изменился - стал более ярким, эмоциональным. Теперь это полотно хранится в Харьковском художественном музее.

В отличие от петербургского варианта с его достаточно академической уравновешенной композицией, харьковской картине присуще романтичное звучание

“В отличие от петербургского варианта с его достаточно академической уравновешенной композицией, харьковской картине присуще романтичное звучание. Она написана в более бытовом, раскованном стиле”, - объясняет Ольга Денисенко, специалист музея.

Изначально “вторых” Запорожцев у Репина купил известный русский меценат Павел Третьяков. Из его Третьяковской галереи картину передали в Харьков в 1933 году во время паритетного обмена между музеями Украины и России.

Натурой для персонажей картины Репину служили реальные люди. Его друзья, знакомые, а порой и просто случайные встречные.

Например, загорелый усатый казак, радостно отклонившийся от стола срисован с художника Яна Францевича Ционглинского , преподавателя рисовальной школы Императорского Общества поощрения художеств, активного участника питерского творческого объединения "Мир искусства". Кстати родился он в Варшаве, и по национальности был поляком (клятым ляхом), однако, все-таки составил компанию запорожцам.


А этот красивый юноша с благородными чертами лица и вполне интеллигентной усмешкой - внучатый племянник известного русского композитора Михаила Ивановича Глинки . А нашел Репин молодого человека в Петербурге - в те времена Глинка был камер-пажем. На картине юноша представлял собой образ Андрия - младшего сына Тараса Бульбы, предавшего отца и Родину из за любви к прекрасной польской девушке

А вот этот огромный раненый в голову казак - это одесский художник Николай Дмитриевич Кузнецов (Он же Микола). Шутник, силач, академик Академии художеств, профессор, руководитель класса батальной живописи в Академии. Кузнецов водил дружбу со всей Одессой, был учредителем Товарищества южнорусских художников в Одессе и Одесского литературно-артистического общества. Кстати, несмотря на одесское происхождение и русскую фамилию - по национальности он был греком.
Микола Кузнецов - это старшый сын Тараса Бульбы - Остап. Я его представлял немного иначе... но Репин видел его таким..

Ну а напротив сыновей застыл и сам Тарас. Его проще всего узнать и смеется он от души...

Прототипом его оказался профессор Петербургской консерватории Александр Иванович Рубец . Несмотря на то, что Александр Иванович жил и работал в Питере, родом он был из Стародуба, являлся потомком польского шляхетского рода. Рубец был талантливым музыкантом и педагогом, прекрасно играл на многих инструментах, включая фортепиано и бандуру. Через его руки прошло более десяти тысяч воспитанников, а его огромное собрание русских, украинских и белорусских народных песен (около шести тысяч!) еще ждет своей публикации - если бы, конечно, его удалось разыскать...
Не могу не отметить - образ ненависника ляхов Тараса Бульбы Репин рисовал с человека польского происхождения....


Из-за Рубца-Бульбы уныло выглядывает худой, высокий длинноусый казак. Это солист Мариинского театра, Федор Игнатьевич Стравинский . Кстати, отец известного композитора Игоря Стравинского. Между прочим, Ф.И.Стравинский был еще и неплохим художником, и в свое время долго колебался - куда поступать: в консерваторию, или в Академию художеств. Любовь к музыке победила....

Беззубый сморщеный дедок с люлькой был зарисован Репиным со случайного попутчика на пристани города Александровска (нынче Запорожье). Имени его история не сохранила, но его образ запечатлен художником на долгие годы существования картины.


Типичный , подстриженный под макитру (под горшок), и не успевший еще отрастить усов - художник Порфирий Демьянович Мартынович . Обучался в Академии художеств, владел, кстати, филигранной графикой, но из-за болезни в 25 лет был вынужден оставить живопись. Однако, самое интересное то, что Репин его в глаза никогда в жизни не видел. А персонажа "Запорожцев" он писал не с живого Мартыновича, а с гипсовой маски, снятой с лица молодого художника. И еще более забавно то, что бедняга, когда с него (живого!) снимали маску, усмехнулся, и усмешка так и осталась на маске. Так ее Репин и срисовал.

А для этого хмурого типа с сумеречным взором позировал ни кто иной, как Василий Васильевич Тарновский , украинский коллекционр и меценат, владелец известного имения Качановка. Был, кстати, по совместительству предводителем дворянства Борзнянского и Нежинского уездов Черниговской губернии. В Качановке Репин срисовывал казачью амуницию (а заодно - и самого Василия Васильевича), которой у Тарновского было - завались: его коллекция древностей козацкой эпохи стала основой коллекции Черниговского Исторического Музея.

На картину попал не только В.В.Тарновский, но и его кучер, Никишка. Здесь он являет собой образ казака Голоты. Репин, будучи восхищен Никишкиными щербатостью, одноглазостью, нетрезвостью и смешливостью, успел его зарисовать, когда они вместе с Тарновским переправлялись через Днепр на пароме.


Ну, а вот и сам атаман - тогдашний кошевой Сечи, Иван Дмитриевич Сирко - одна из центральных фигур картины. Историчесеий персонаж

Художник долго искал для него походящий образ, остановившись, в конце концов, на генерале Михаиле Ивановиче Драгомирове , тогдашнем командующем войсками Киевского военного округа, впоследствии - киевском генерал-губернаторе. Герой русско-турецкой войны, шутник, весельчак и балагур, М.И.Драгомиров был необыкновенно популярен среди киевлян. О нем ходили легенды, самая известная из которых - классическая история с телеграммой, посланной самолично императору Александру: " Третий день пьем здоровье Вашего Величества ". В общем, генерал, как и И.Д.Сирко, тоже имел опыт оригинального эпистолярного жанра...
О Иване Дмитриевиче Сирко

А вот персонаж, изображающий татарина, рисовался, действительно, со студента-татарина. Но, прошу обратить внимание, не все черты лица у него татарские. Прекрасные белые зубы были "позаимствованы" художником с черепа козака-запорожца, найденного на раскопках возле Сечи....

Ну, в эта обширная лысина и трехэтажный затылок - они, как не удивительно, тоже имеют "владельца". Это Георгий Петрович Алексеев. Личность, надо сказать, уникальная. Предводитель дворянства Екатеринославской губернии, Обер-гофмейстер двора его Величества, кавалер почти всех российских орденов, почетный гражданин города Екатеринослава (Днепропетровска), страстный нумизмат, автор научных трудов по русской нумизматике. Весьма анекдотична история, о том, как он позировал Репину. Тот, увидев его уникальные затылок и лысину, загорелся желанием запечатлеть их на картине. Однако Алексеев с негодованием отверг предложение художника позировать ему в столь неприглядной позиции. Здесь на помощь Репину пришел Яворницкий. Пригласив Алексеева посмотреть свою коллекцию монет, он втихаря посадил художника сзади, и пока доверчивый нумизмат любовался коллекцией, проворная рука мастера изобразила его в нужном ракурсе. Георгий Петрович, узнав себя уже в Третьяковке, был очень обижен на обоих, но делать было нечего...

Полуголый запорожский вояка (заодно и картежник) - это приятель Репина и Яворницкого, педагог народной школы, Константин Дмитриевич Белоновский. Впрочем, картежником он был лишь по сюжету картины, а вовсе не в жизни. Кстати, именно потому, что сей персонаж должен являть собой образ не только воина, но и любителя азартных игр, он изображен с голым торсом - при серьезной игре казаки снимали рубашки , чтобы не прятали карты за пазуху и в рукава.


Ну и, наконец, еще один центральный персонаж картины: писарь, он же Дмитрий Иванович Яворницкий , собственной персоной. Ну, не мог Репин не изобразить на картине своего друга! Ведь именно Яворницкий являлся главным вдохновителем и консультантом художника. Именно с экспонатов собрания Яворницкого Репин срисовал большую часть амуниции, оружия и прочей казацкой атрибутики. И, как уже было сказано, первый законченный эскиз картины Илья Ефимович подарил именно Дмитрию Ивановичу. Между прочим, усмешку, которая запечатлена на картине, Репину удалось выдавить из Яворницкого не сразу. Когда Яворницкий приехал в мастерскую художника позировать, он был весьма хмур. Но у Репина кстати нашелся журнал с карикатурами, который он подсунул Яворницкому. Тот, просмотрев несколько страниц, заулыбался, и в таком виде попал в окончательный вариант картины.

На уроке истории, все мы изучали факт того, как Казаки писали письмо турецкому Султану. А вот, что именно писалось в письме, знают не все…
Знаменитая картина о том как запорожские казаки писали ответ турецкому султану. (находится в государственном историческом музее города Днепропетровск)

Текст с переводом на русский:

Письмо на которое писали ответ:
ПРЕДЛОЖЕНИЕ МАГОМЕТА IV-го.

Я, султан, сын Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога, владелец царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, неотступный хранитель гроба Господня, попечитель самого Бога, надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христиан — повелеваю Вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно безо всякого сопротивления и меня Вашим нападками не заставлять беспокоиться».
Султан турецкий Мухаммед IV


ну соственно и ответ:
ОТВIT ЗАПОРОЖЦIВ МАГОМЕТУ IV.

«Запорожские казаки турецкому султану! Ти, султан, чорт турецкий, i проклятого чорта брат i товарищ, самого Люцеперя секретарь. Якiй ты в чорта лыцарь, коли голою сракою ежака не вбъешь. Чорт высирае, а твое вiйско пожирае. Не будешь ты, сукiн ты сыну, сынiв христiянських пiд собой маты, твойого вiйска мы не боiмось, землею i водою будемо битися з тобою, распро#б твою мать. Вавилоньский ты кухарь, Макидоньский колесник, Iерусалимський бравирник, Александрiйський козолуп, Великого и Малого Египта свинарь, Армянська злодиюка, Татарський сагайдак, Каменецкий кат, у всього свiту i пiдсвiту блазень, самого гаспида внук и нашего х$я крюк. Свиняча ты морда, кобыляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, мать твою въ#б. От так тобi запорожцi виcказали, плюгавче. Не будешь ти i свиней христiанских пасти. Теперь кончаемо, бо числа не знаемо i календаря не маемо, мiсяц у небi, год у кнызи, а день такий у нас, який i у Вас, за це поцелуй в сраку нас!

Пiдписали: Кошевой атаман Иван Сирко Зо всiм кошем Запорожськiм»

Русско-украинский словарик

Люцеперь — Люцифер (дьявол).
Лыцарь — рыцарь.
Срака — задняя часть тела.
Ежак — ежик.
Вбъешь — убьешь.
Высирае — опорожняет желудок.
Маты — иметь.
Боiмось — боимся.
Кухарь — бездарный повар.
Колесник — болтун.
Бравирник — хвастун.
Козолуп — кастрированный козел.
Свинарь — пастух свиней.
Злодиюка — злодеище.
Сагайдак — степное животное.
Кат — палач.
Блазень — придурок.
Гаспид — вредная змея.
Рiзницька собака — кусачая собака.
Плюгавче — плюгавый, никчемный.
Кош — подразделение войска.

Эта картина является самым известным живописным произведением с изображением запорожских казаков. Причем ее слава зиждется не столько на исторической достоверности, сколько на настроении. Современники называли полотно Ильи Репина Запорожцы пишут письмо турецкому султану, написанное в 1880 году, атласом смеха или симфонией человеческого хохота, ведь все изображенные на картине персонажи смеются по-разному. Такое разнообразие русский живописец, родившийся в городе Чугуеве Харьковской губернии, подсмотрел в жизни - прототипами рисованных казаков стали реальные люди, современники Репина, достаточно известные в тогдашней Российской империи.

Основой замысла послужил еще один заметный “персонаж” того периода - литературный артефакт, называемый Письмо запорожцев турецкому султану. Этот текст, датированный XVII веком, большинство историков считают позднейшей фальсификацией. Он является якобы ответом казаков Запорожской Сечи на реальный письменный призыв к ним турецкого султана Мухаммада IV, требовавшего покориться ему как “владыке всего мира и наместнику бога на земле”.

Запорожцы во времена Мухаммада славились своими лихими рейдами против Османской империи и призыву не вняли. Но писем ему, скорее всего, не писали. Вместо них это позже сделали неизвестные авторы, создавшие “ответ” султану. Документ, пересыпанный забористыми выражениями в адрес турка а-ля “усього світу й підсвіту блазень”, “самого гаспида онук” и “нашого х… я крюк”, получил известность и подтолкнул Репина изобразить момент его “сочинения” запорожцами.

Но если само Письмо читается легко, то работа художника над “экранизацей” шла невероятно трудно, растянувшись более чем на десять лет. Результатом стали два варианта картины и множество эскизов.

Сам Репин не очень любил, когда его Запорожцев сводили лишь к панораме народного веселья, - он вкладывал в полотно высокую идею. “Наше Запорожье меня восхищает этой свободой, этим подъемом рыцарского духа, - писал художник. - Когда целыми тысячами славяне уводились в рабство сильными мусульманами, когда была поругана религия, честь и свобода, эта горсть удальцов не только защищает всю Европу от восточных хищников, но грозит даже их сильной тогда цивилизации и от души хохочет над их восточным высокомерием”.

Действующие лица

Отобразить историческую миссию запорожцев в красках Репину помогли известные историки тех лет Николай Костомаров и Дмитрий Яворницкий. Последний - крупнейший украинский исследователь запорожского казачества и земляк Репина, в 80-е годы позапрошлого века пострадавший за свои научные изыскания.

“В то время эта тема [запорожское казачество] была запрещена, поскольку были указы о запрете всего национального, в том числе и украинского”, - рассказывает Яна Тимошенко, заведующая мемориальным домом-музеем Яворницкого. Историку, по ее словам, руководство Харьковского университета, где он учился, а затем и преподавал, предлагало изменить тему его исследований. Тем не менее Яворницкий отказался, за что его исключили из университета и запретили преподавать “из-за политической неблагонадежности”.

Но нет худа без добра: Яворницкий отправился в Санкт-Петербург, столицу тогдашней Российской империи, где в культурных кругах царили более либеральные взгляды. Там в 1886 году он познакомился с Репиным на так называемых “роковинах”, или днях памяти Тараса Шевченко, которые регулярно проводились в северной столице.

Незадолго до этого ушел из жизни главный исторический консультант художника Костомаров. Его место и занял харьковский специалист по Запорожской Сечи. Яворницкий также помогал художнику в поисках моделей для картины. А Репин увековечил своего нового друга в центральной фигуре полотна - сечевом писаре, который переносит на бумагу плод коллективного творчества казаков.

Историк вспоминал, что поначалу отказывался позировать Репину. Но когда тот все же затащил продрогшего в питерском тумане и оттого мрачного приятеля в свою мастерскую и бросил перед ним на стол юмористический журнал, Яворницкий взглянул на какую-то карикатуру и улыбнулся.

“Стой, стой! - воскликнул Репин. - Вот этот-то взгляд мне и нужен!”. “Не прошло и часа, как на картине я уже сидел у стола - за писаря…”, - описывал те события Яворницкий.

Остальных прототипов для хохочущих запорожцев художник нашел также среди своих друзей или знакомых - случайных или неслучайных. Со многими из них, по иронии судьбы, были связаны различные забавные истории.

Так, для казака, развалившегося у стола спиной к зрителю, Репин подыскивал человека с внушительными затылком и лысиной. Обладателем оных оказался Георгий Алексеев, обер-гофмейстер царского двора, кавалер почти всех российских орденов и почетный гражданин города Екатеринослава (ныне Днепропетровска), страстно увлекавшийся нумизматикой.

На предложение художника выступить в роли затылка Алексеев ответил категорическим отказом: “Что это, на посмешку будущему поколению?! Нет!”. Однако художник и его друзья решили взять упрямца хитростью. Яворницкий, хорошо знавший Алексеева, заманил его в дом к Репину посмотреть коллекцию древних монет. За этим занятием его и запечатлел живописец, незаметно усевшись сзади.

А вот бурсака с прической под макитру слева от писаря художник писал даже не с живого человека, а с его посмертной маски. Правда, это была не обычная маска: молодой художник петербургской Академии художеств Порфирий Мартынович, с которого сделали этот слепок, на тот момент был жив. Просто вместе с однокурсниками он увлекался шуточными упражнениями - снятием гипсовых масок друг с друга. Из-за этого “посмертная” маска Мартыновича улыбалась, что и привлекло в ней Репина.

Попал на картину и еще один студент академии - татарин, имя которого история не сохранила. А вот белозубую улыбку ему “подарил” череп казака, найденный Яворницким при археологических раскопках на территории Запорожской Сечи.

Долго Репин подбирал кандидата на роль главного героя и вдохновителя письма запорожцев - нависшего над писарем и дьявольски улыбающегося атамана Ивана Сирко. Сам по себе Сирко был личностью легендарной - провел полсотни сражений и из всех выходил победителем. В итоге его прототипом на картине стал не менее заслуженный военный деятель - генерал Михаил Драгомиров, герой русско-турецкой войны 1877-1878 годов. На момент позирования Репину он был командующим войсками Киевского военного округа, а позже - киевским генерал-губернатором.

В Киеве ходили легенды об остроумии Драгомирова. Так, однажды, забыв поздравить царя Александра III с именинами 30 августа, генерал спохватился лишь 1 сентября и, чтобы исправить оплошность, послал самодержцу такую телеграмму: “Третий день пьем за здоровье Вашего Величества. Драгомиров”. На что император, также обладавший чувством юмора, ответил: “Пора и кончить. Александр”.

Кстати, именно Александр III стал первым покупателем творения Репина. После невероятного успеха Запорожцев на выставках в России, а также в Мюнхене, Стокгольме, Будапеште и Чикаго, император отвалил за полотно целое состояние - 35 тыс. рублей. Картина оставалась в царской коллекции до революции 1917 года, а затем была помещена в петербургский Русский музей, где находится до сих пор.

Богатая натура

Но то, что хранится сегодня в питерском музее, - лишь часть работы, которую провел Репин. Ведь он вносил в свое полотно, которое создавал десяток лет, бесконечные и бесчисленные изменения. Время от времени художник находил, что уже изображенные персонажи надо “немного тронуть кистью”, как указывает в своих воспоминаниях Яворницкий. “Если бы Вы видели все метаморфозы, какие происходили у меня здесь в обоих углах картины!.. - писал ему Репин. - Чего только тут не было!”

Часто для персонажей полотна художник заимствовал у моделей лишь отдельные черты. “Он рисовал с меня для своей будущей картины Запорожцы целых два часа, - рассказывал в личной переписке известный русский писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк. - Ему нужно было позаимствовать мои глаза для одного, а для другого - веко глаз, и для третьего запорожца поправить нос”.

Поэт и военный юрист Александр Жиркевич, который, кстати, тоже позировал для Запорожцев, однажды спросил Репина, когда тот предполагает закончить работу. “Я уже несколько лет пишу свою картину и, быть может, еще несколько лет посвящу ей, а может случиться, что я закончу ее и через месяц, - ответил художник. - Одно только страшит меня: возможность смерти до окончания Запорожцев”.

Для погружения в атмосферу Запорожской Сечи Репин предпринимал дальние экспедиции. В 1880 году в поисках натуры и исторических материалов он, к примеру, совершил вояж по Украине по маршруту, который составил для художника историк Костомаров.

В таких поездках живописец делал наброски народных типажей. “Понадобились очень типичные чумаки в степях Малороссии. Хотел их писать, ни за что не соглашались, ни за деньги, ни даром… - рассказывал Репин. - Наконец, приезжаю на ярмарку в Чигирин и здесь вижу группу косарей - молодец к молодцу, лежат все на животах в ожидании найма… Эту группу я взял для этюдов”.

В знаменитой дворянской усадьбе Качановке в Черниговской области, принадлежавшей тогда меценату и коллекционеру древностей Василию Тарновскому, Репин делал наброски с экспонатов казацкой эпохи: сабли гетмана Богдана Хмельницкого, а также личных вещей гетмана Ивана Мазепы. Заодно мастер перенес на полотно и самого владельца усадьбы в виде серьезного казака в высокой черной папахе.

К услугам Репина была и вся коллекция Яворницкого, которую тот перевез из Харькова в Петербург: оружие, жупаны, “сап’янцi” (сафьяновые сапоги), люльки-носогрейки (короткие курительные трубки), люльки-обчиски (так называемые товарищеские трубки с чубуками до двух метров), а также графин с горилкой, выкопанный во время археологической экспедиции в могиле казака.

“Таких бутылок было две, - рассказывает Тимошенко из дома-музея Яворницкого. - Их называли квартами, в каждую из них помещалось 1,2 л. По словам Яворницкого, одну они даже открыли и попробовали с археологами - и упали как мертвые: такая она была крепкая”.

Бутылка красуется на столе, где заседают репинские запорожцы. А ее прототип вместе с отлично сохранившимся содержимым долгие годы лежал в екатеринославском историко-краеведческом музее, директором которого в то время служил Яворницкий.

Некоторые посетители музея, особенно из числа знаменитостей, порой просили у него попробовать древний крепкий напиток, но директор свято хранил раритет, отказав даже последнему российскому императору Николаю II.

И все же однажды Яворницкий расстался с этой горилкой. Когда в 1918 году город захватили махновцы и пытались ограбить музейные фонды, он по требованию Нестора Махно отдал атаману бутылку в обмен на охранную грамоту для своего учреждения.

Вторая версия

Однако не только украинская натура служила основой для репинского шедевра. Все тот же Яворницкий посоветовал художнику отправиться на Кубань и Северный Кавказ, где в то время жили потомки запорожских казаков.

Под впечатлением от поездки в конце 1880-х годов Репин стал писать второй вариант картины. Основные герои на нем в основном остались теми же, но колорит картины, по мнению экспертов, изменился - стал более ярким, эмоциональным. Теперь это полотно хранится в Харьковском художественном музее.

“В отличие от петербургского варианта с его достаточно академической уравновешенной композицией, харьковской картине присуще романтичное звучание. Она написана в более бытовом, раскованном стиле”, - объясняет Ольга Денисенко, специалист музея.

Изначально “вторых” Запорожцев у Репина купил известный русский меценат Павел Третьяков. Из его Третьяковской галереи картину передали в Харьков в 1933 году во время паритетного обмена между музеями Украины и России.

Собирательные образы

Моделями для персонажей знаменитого полотна Казаки пишут письмо турецкому султану послужили Илье Репину его друзья и знакомые, многие из которых являются известными историческими личностями

1.Художник Иван Ционглинский, преподаватель рисовальной школы Императорского общества поощрения художеств, член петербургского творческого объединения Мир искусства. Поляк по национальности.
2.Одесский художник Николай Кузнецов, академик петербургской Академии художеств, руководитель класса батальной живописи, учредитель Товарищества южнорусских художников в Одессе и Одесского литературно-артистического общества. Грек по национальности
3.Случайный попутчик Ильи Репина, с которого художник сделал эскиз на пристани города Александровска, нынешнего Запорожья.
4.Внучатый племянник русского композитора Михаила Глинки.
5.Георгий Алексеев, обер-гофмейстер (придворный чин, управляющий штатом и финансами императорского двора) при Александре III, почетный горожанин Екатеринослава, автор научных трудов по русской нумизматике.
6.Василий Тарновский, украинский коллекционер и меценат, владелец известной усадьбы Качановка (ныне - национальный историко-культурный заповедник) в Черниговской области. Раритеты из его коллекции казацкой эпохи, среди которых сабля гетмана Богдана Хмельницкого, а также личные вещи гетмана Ивана Мазепы, послужили моделями для картины, а позже стали основой экспозиции Черниговского исторического музея.
7.Художник Порфирий Мартынович, студент петербургской Академии художеств. Репин писал этого персонажа не с живого человека, а с его гипсовой маски, снятой с Мартыновича во время практических упражнений в академии.
8.Никишка, кучер Василия Тарновского (позировавшего для персонажа № 5). По замыслу Репина, прототипом этой фигуры является казак Голота - главный герой украинского народного эпоса Дума про козака Голоту.
9.Дмитрий Яворницкий, известный украинский историк и этнограф, исследователь запорожского казачества, главный консультант Репина при написании картины.
10.Александр Рубец, профессор Петербургской консерватории, родом из города Стародуба, ранее входившего в состав Малороссии, а ныне - Брянской губернии, потомок польского шляхетского рода. Существует также версия, что для персонажа позировал известный русский журналист и писатель Владимир Гиляровский, автор книги Москва и москвичи. 2 вариант - Генерал Драгомиров
11.Студент петербургской Академии художеств, по национальности татарин, а для зубов персонажа послужил моделью череп казака-запорожца, найденный во время археологических раскопок на территории Запорожской Сечи.
12.Константин Белоновский, приятель Репина, педагог народной школы в Екатеринославе (ныне - Днепропетровск). 2 вариант - Марк Кропивницкий, украинский драматург, друг Репина
13.Федор Стравинский, солист Мариинского театра в Санкт-Петербурге, отец известного композитора Игоря Стравинского.
14.Генерал Михаил Драгомиров, герой русско-турецкой войны 1877-1878 годов, на момент позирования Репину - командующий войсками Киевского военного округа, позже - киевский генерал-губернатор. Его персонаж является прототипом знаменитого Ивана Сирко, непобедимого кошевого атамана Запорожской Сечи.
* 2, 4 и 10-й герои картины должны были символизировать образы Тараса Бульбы, а также его сыновей Андрия и Остапа из повести Николая Гоголя Тарас Бульба