Меню
Бесплатно
Главная  /  Рецепты  /  Фреска игры с быком из кносского. Акробаты с быком. Стоимость входных билетов в Кносский дворец и часы работы

Фреска игры с быком из кносского. Акробаты с быком. Стоимость входных билетов в Кносский дворец и часы работы

Австрийский специалист по древней истории Фриц Шахермайр отмечал особую любовь минойских архитекторов, скульпторов, художников к ярким, иногда даже несколько пестрым тонам в настенной и вазовой живописи. Об их чисто женском восприятии окружающего, столь ясно выраженном в сценах из жизни природы, особенно в изображениях самок различных животных с детенышами, об особом настроении праздничности, буквально пронизывающем все наиболее известные произведения классического критского искусства и царящем даже в сценах заупокойного культа на саркофаге из Айа Триады. Конечно, каждый из этих характерных штрихов в отдельности может найти свое особое объяснение и в каких-то иных глубинных свойствах минойского духа и минойской культуры. Тем не менее, взятые в совокупности они почти неизбежно приводят нас к мысли о том, что присущая этой культуре система ценностей была ориентирована в значительной мере именно на женскую психику, женское восприятие мира.

Женственный или, скорее, андрогинный облик критских мужчин прекрасно гармонирует с их удивительным миролюбием, воспринимающимся как некая аномалия на общем фоне суровых реалий бронзового века. Если принимать всерьёз свидетельства дошедших до нас памятников изобразительного искусства, нам неизбежно придётся признать, что демонстрация религиозного благочестия , то есть участие во всевозможных обрядах и церемониях, занимала в жизни мужчин несравненно более важное место, чем война и охота — подлинно мужские занятия. На самом Крите сюжеты такого рода, если не принимать во внимание некоторые достаточно проблематичные реконструкции Артура Эванса, остаются практически неизвестными вплоть до очень позднего времени.

Итак, есть основания полагать, что природная мужская агрессивность , драчливость и любовь к авантюрам в минойском обществе искусственно сдерживались. Во всяком случае, их демонстративные проявления не поощрялись . Существовали лишь две возможности демонстрации удали и молодечества, видимо, не осуждавшиеся, а напротив, поощрявшиеся общественным мнением.

Таковыми могут считаться кулачные бои и так называемые тавротапсия «игры с быками». Оба эти сюжета весьма популярны на Крите и на всей территории, охваченной влиянием минойской цивилизации, изображения атлетических состязаний , видимо, заключали в себе некий не вполне доступный нашему пониманию «сакрально-магический подтекст ритуальных действий в самых важных религиозных празднествах годичного цикла.

Об обрядах - таврокатапсии - (греч. ταυροκαθάψια) - ритуальные прыжки через быка, мы узнаём из многочисленных изображений на стенах дворцов, сохранившихся во дворцах острова Крит, на фресках и предметах быта.

Сцены таврокатапсии достаточно хорошо представлены почти во всех основных жанрах минойского искусства: и во фресковой живописи, и в скульптуре, и в глиптике. Насколько позволяют судить эти изображения, игры с быками в минойской цивилизации были сопряжены со смертельным риском для их участнико в и едва ли обходились без серьезных человеческих жертв . Вполне вероятно, что их конечной целью было умилостивление божества, которому в процессе состязания предоставлялась возможность выбора угодной ему кровавой жертвы .

Трагический исход таврокатапсии , как правило, остается скрытым от нас. Тема смерти если и присутствует в сценах тавромахии, то чаще всего лишь скрыто, неявно. И в этом, как нам думается, нашло свое выражение столь характерное для женственной психики минойцев стремление уйти от слишком мрачных и тяжёлых сторон действительности , сделав вид, что они вообще не существуют в природе.

Эта тенденция тем более показательна, что женщины явно не хотели уступать пальму первенства представителям «сильного пола» даже и в этих своеобразных корридах, несомненно, требовавших от их участников огромной физической выносливости, силы, ловкости и отваги.

На известной «фреске тореадора» из Кносского дворца , кроме мужчины-акробата, совершающего рискованный прыжок через быка, мы видим также двух девушек, одетых по мужской моде в короткие передники с туго стянутыми на талии поясами и легкие полусапожки. Одна из них ухватилась руками за направленные прямо на неё бычьи рога с явным намерением последовать за своим партнером, повторив тот же «смертельный номер» . Другая девушка, похоже, уже приземлилась сзади от быка после удачно выполненного сальто и теперь в радостном возбуждении наблюдает за действиями своих товарищей по команде.

Кносская фреска так же, как и некоторые другие росписи из той же серии, достаточно ясно показывает, что в минойской таврокатапсии женщины отнюдь не довольствовались исполнением второстепенных ролей ассистентов матадора, как в испанской корриде, но отважно вступали в смертельно опасную схватку с разъярённым животным наравне с мужчинами.

Уже само по себе это свидетельствует о необычайно высоком, по понятиям почти всех древних народов, уровне социальной активности критских женщин , их чрезвычайной уверенности в себе и обострённом Однако было бы ошибкой полагать, что единственным стимулом, который заставлял их выходить на арену, было обычное честолюбие или жажда самоутверждения.

Игры с быками устраивались, как правило, на центральном дворе Кносского дворца, то есть в самом «сердце» этого огромного ритуального комплекса, что уже само по себе может свидетельствовать об их совершенно исключительной религиозной значимости.

Занимая одно из ключевых мест в традиционной обрядовой практике минойцев, тавромахия представляла собой своего рода священнодействие и женщины, как главные жрицы Великой Матери, не уступали мужчинам это важное средство общения с потусторонним миром. Если признать оправданным высказанное выше предположение о феминизации мужской половины минойского общества, то, пожалуй, не менее правомерной была бы и догадка о встречном процессу маскулинизации минойских женщин.

Те, кто признают историческую реальность «минойского матриархата», чаще всего склонны оценивать его, как явление скорее пережиточного характера — не до конца изжитое наследие эпохи «материнского права». Однако современная этнография уже давно пришла к выводу, что такой эпохи в истории человечества вообще не было, конечно, если вложить в понятие «материнское право» нечто большее, чем просто матрилинейный счёт родства или же матрилокальный брак.

Следовательно, объяснение этого загадочного феномена может дать только анализ той конкретной исторической ситуации, которая сложилась на Крите в период становления и расцвета минойской цивилизации, т.е. во второй половине III — первой половине II тыс. до н.э.
Появление первых дворцов и всего связанного с ними хозяйственного уклада, политических структур, идеологии и т.п. нередко воспринимается как некий мираж, внезапно возникший на вытянутом в длину гористом и лесистом острове Крит. Это впечатление, отчасти, вызванно крайней неполнотой археологической картины периода генезиса минойской государственности, всё же нельзя признать абсолютно беспочвенным.

За сравнительно короткий по масштабам истории древнего мира срок, за одно-два столетия, на Крите появились минойская дворцовая цивилизация. Важнейшие элементы дворцовой цивилизации — монументальная архитектура, развитая индустрия бронзы, керамика, изготовленная с помощью быстро вращающегося гончарного круга и расписанная в поражающем своей насыщенной красочностью посуда в стиле Камарес , возникло сначала иероглифическое, а затем и

Внезапность этого скачка в новое качество кажется тем более очевидной, что до самого конца эпохи ранней бронзы, то есть, до начала периода оставался одной из самых отсталых культурных провинций Эгейского мира. В особенности, если сравнивать Крит с такими районами, как Пелопоннес или Троада, где уже во второй половине III тысячелетия до н.э. возникли простейшие своеобразные культурные модели, системы и начали формироваться ранние дворцовые государства.

Эта замедленность развития минойского общества, очевидно, ещё более усугубленная его длительной изоляцией от внешнего мира, имела своим результатом явно преувеличенные формы родоплеменной организации , которые возникли на Крите уже в хронологических рамках эпохи ранней бронзы, а в некоторых местах продолжали существовать ещё и в течение периода «старых дворцов».

Курган Атрея в Микенах. Крито-Микенская цивилизация

О родоплеменной организации на Крите напоминают широко практиковавшиеся на острове Северного Причерноморья, захоронения в больших усыпальницах — «толосах» в южной и центральной части Крита , и «оссуариев»- на Востоке Крита.
С учётом всех этих особенностей исторического пути, пройденного минойской цивилизацией Крита в эпоху бронзы , становится более или менее понятной и природа того парадоксального явления, которое мы условно называем «минойским матриархатом». Видимо, это была своего рода защитная реакция глубоко архаичной системы на слишком быстрый для неё и, видимо, недостаточно подготовленный её предшествующим существованием переход от первобытнообщинного строя к классам и государству.

Эту потребность защиты архаичной системы устройства общества могли ещё более обострить и усилить стихийные катаклизмы наподобие великого землетрясения рубежа XVIII-XVII вв. до н.э., обратившего в развалины чуть ли не все дворцы и поселения Крита. Природные катаклизмы обращали вспять, к своим истокам , и без того уже травмированное этническое сознание минойцев, вынуждали его к отказу от сомнительного и опасного будущего во имя надежного, не раз проверенного прошлого.

Великая богиня Мать — 1800 — 1700 г.г. до н.э. Крит.

В этой обстановке женщины, как более консервативная и традиционно мыслящая часть социума, очевидно, и смогли выдвинуться на первый план общественной жизни. Привязанные к своим домашним очагам и детям, да и чисто физиологически ограниченные в своей самодеятельности, женщины пользовались огромным авторитетом, как хтонических (Хтония – , относящихся к земле и подземному миру , которые, по понятиям древних, несли основную ответственность за землетрясения и другие стихийные бедствия. Это давало возможность женщинам контролировать поведение своих мужей и братьев, сдерживать их чрезмерный азарт, жажду нового и склонность к авантюрам и тем самым тормозить слишком быстрое движение общества по пути исторического прогресса.

Иначе говоря, если понимать нравственность и не агрессивность минойского общества , как историческую ущербность Минойской цивилизации, которая сложилась, как следствие сознательно культивируемой в обществе инфантильности мужчин, творчески активной части социума.

Впрочем, едва ли стоит порицать за это минойских женщин, ведь именно их мудрой опеке над представителями противоположного пола обязаны мы тем, что созданная ими культура стала едва ли не самым прекрасным из побегов на древе истории древнего Средиземноморья.

Обряд тавротапсии сохранился в Испании, но приобрёл несколько иные формы.

В 1816 году испанский художник и гравёр Франсиско Гойя создал серию из 33 офортов со сценами корридаы, под названием «Тавромахия»

Тавромахия (греч., от tauros — бык, и mache — бой) (торео, коррида) — публичное зрелище, во время которого боец (тореро или матадор) дразнит быка красным полотнищем (мулетой), проделывая серию искусных телодвижений, а в завершение корриды, как правило, убивает быка шпагой

Обрядовые игры и бои с быками
Традиция обрядовых игр и боев с быками насчитывает многие столетия. Еще во втором тысячелетии до нашей эры на Крите и в Микенах бык играл значительную роль в жизни людей. Тому можно найти подтверждение в огромном количестве изображений быков и боев с ними на сосудах, фресках, печатях, в бронзе.
На Крите игры с быками имели культовый характер, они были связаны с обрядом плодородия и размножения скота. Главная роль в этих играх принадлежала девушкам, жрицам культа - пасифаям.

В Микенах же игры с быками носили спортивно-зрелищный характер, а главная роль отводилась мужчинам, которые в то же время являлись собственниками игровых быков. В этих играх имела значение не только ловкость акробатов - владельцев, но также и тренированность самого быка. С исчезновением так называемого микенского общества игры с быками перестали существовать в своей прежней форме. В древней Греции они превратились в борьбу с быками и это прежде всего связано с развитием культа героев. Борьба с быками получила широкое распространение в Фессалии и Афинах в форме так называемой таврокатапсии (волохватании). Такого рода борьба проводилась, как правило, в дни праздника Посейдона. Обнаженные юноши выходили на арену, дразнили быка, затем хватали его за рога и боролись с ним, доводя быка до полного изнеможения. Нередко такая борьба заканчивалась жертвенным закланием быков. Надо отметить, что игры с быками восточного Средиземноморья являются некими предшественниками современных боев с быками, которые сегодня можно увидеть в Испании, на юге Франции, в Португалии и Латинской Америке.
Интересно, что игры с быками имели место не только в древней Греции, но также в других странах и у других народов, занимающихся разведением крупного рогатого скота. Например, в Нигерии у африканского племени Фульбе, в южной Индии у племени Мараваи, и в Байонне у басков можно наблюдать похожие игры. Игры с быками племен Фульбе и Мараваи существовали в более примитивной форме, чем на Крите и в Микенах.
У племени Фульбе игры заключаются в следующем: быка привязывают за заднюю ногу и два человека держат его на привязи, третий участник держит в руках веревку, укрепленную на рогах животного. Быка раздражают. Третий участник постепенно укорачивает веревку, подтягивается до самых рогов и проделывает на них различные гимнастические управжнения. Иногда он усаживается на шею быка, пользуясь его рогами как параллельными брусьями.
Также интересны игры с быками в южной Индии у племени Мараваи. Быков возбуждают громкими криками и барабанным боем и гонят через барьеры. Задание заключалось в том, чтобы сорвать украшение, привязанное к рогам быка и при этом ловко избежать ударов рогами разъяренного животного.
У басков игры с быками наиболее приближены по форме своего исполнения к крито-микенским зрелищам. Надо отметить, что в них наряду с тренированными акробатами участвуют любители из зрителей. Для игр рога быков обвязывают мягким войлоком во избежание несчастных случаев. Так поступают не только в Стране басков, но и в Индии, на Крите и в Микенах.
У басков существует два типа игр с быками. Первый заключается в следующем. Посередине арены ставят скамью, на нее встает человек в белом одеянии, который находится в постоянном движении. Выпускают разъяренного быка, который, видя перед собой движущуюся фигуру, стремительно бежит на нее, желая пронзить рогами. Но вдруг фигура в белом замирает, превращаясь в статую. Бык, думая, что перед ним твердый предмет, резко останавливается и оседает на задние ноги. Затеи медленно подходит к фигуре, обнюхивает ее и отходит.
Другого типа игры очень напоминают крито-микенские зрелища. На арену выходит группа мужчин и подростков, которые раздражают быка красными тряпками. Затем один из участников, наиболее смелый и ловкий акробат отделяется от других. Бык, увидев отдельного противника, бросается на него, а когда он наклоняет голову, чтобы поддеть смельчака на рога, акробат упирается в голову быка руками и прыгает через него. Менее тренированные участники осуществляют прыжок через быка с помощью шеста.
Также стоит обратить внимание на детские игры с быками. Навстречу мчащемуся быку бежит мальчик и прямо перед быком падает на колени. Бык, чтобы не споткнуться, широко расставляет ноги и проносится мимо, не задевая участника.
Игры с быками в древнем Риме являются, возможно, пережитком греческих “таврокатапсий”, но также не исключено, что они восходят к местным играм с быками в позднем родовом обществе среди этрусков.
В отличие от критских и римских игр, в которых, во-первых, тренировали быка, а, во-вторых, отношения между человеком и быком были партнерскими, в испанской корриде бык предстает как необузданная, устрашающая сила, но в то же время это существо, обреченное на смерть. Кроме того, бои с быками существовали здесь еще до появления римлян. Первое упоминание об испанской корриде восходит приблизительно ко второму тысячелетию до нашей эры. Об этом свидетельствует камень, найденный в стене деревенского дома в Клунии. На камне изображен человек с мечом и большим щитом, стоящий напротив небольшого бычка.
Современное название боя с быком (corrida de toros) буквально означает “бег быков”. Оно пришло от собирательного названия народных развлечений с быками. В этих развлечениях пробеги и процессии занимали важное место. Не исключено, что коррида связана с культом быка. Единый когда-то обрядовый ритуал мог распасться на отдельные элементы, которые сохранились в изолированном виде вплоть до XX века в отдельных районах Испании. С первых веков нашей эры и приблизительно до VIII века, до арабского завоевания, прекращаются какие-либо упоминания о корриде. Вероятно, бои с быками носили народный характер и не находили отражение в письменных источниках.
В начале XI века в мусульманской Севилье арабы устраивают корриду по поводу каждого торжества. Позднее и христианские рыцари начинают устраивать бои с быками. Говорят, что первый рыцарь, поразивший быка копьем, был Сид Кампеадор. Рыцарские корриды были событием исключительным и проводились преимущественно в дни свадебных торжеств. Жених должен был вонзить бандерилью, украшенную лентами невесты, в холку быка. Такой обычай можно было наблюдать во времена Альфонса X в деревнях Экстремадуры. В 1124 году, в год свадьбы Альфонса VII и доньи Беренгелы, дочери графа Барселонского, среди других торжеств была проведена пышная коррида. В средние века тореро чаще всего сражались на коне и были одеты и вооружены почти так же, как в бою или на турнире. Также была устроена коррида в связи со свадьбой дочери Альфонса VIII доньи Урраки с королем Гарсиа Наваррским. Но надо отметить, что в те времена бои с быками устраивались не только в Испании. Например, в 1332 году в Риме состоялась коррида, на которой погибло на рогах быков много простого люда, 19 кабальеро, а еще 9 других кабальеро были ранены. В связи с этим происшествием бои с быками в Италии были запрещены, в то время как в Испании люди с каждым днем все более совершенствовались в искусстве тауромахии. В XIII веке Альфонс X издал указ, в котором выступления в корриде за деньги являлось позором. С тех пор поощряется безвозмездное участие в боях с быками с целью проявления своей смелости и бесстрашия перед разъяренным животным. В этих корридах быка не убивали. Но наряду с этими “рыцарскими” корридами, в которых главная роль отводилась всаднику с копьем (garrochista) существовали народные праздники, бои, лишенные каких-либо правил, в которых быку противостоял “пеший” матадор. Так, вплоть до XVIII века в Испании, не соприкасаясь друг с другом, существовали две линии развития корриды: народная и аристократическая, которые впоследствии вылились в один национальный праздник.
Надо отметить, что не раз корриду пытались запретить. В 1567 году папа Пий V в особой булле проклял корриду и запретил ее проведение под страхом смерти. Он писал, что “есть еще многие, которые в разных городах в тщетном хвастовстве силой и смелостью в публичных и частных представлениях сражаются с быками, что приводит к смертям и ранениям и представляет большую опасность для душ”. Папа в своем указе угрожал отлучить от церкви любого участника корриды. Сменивший его Григорий XIII ограничился в 1575 году запрещением участвовать в корридах кавалерам духовно-рыцарских орденов, а Сикст V в 1586 году запретил присутствовать на корриде духовным лицам. Корриду никогда не могли запретить полностью. Запрещение игр с быками в праздничные дни было единственным, чего время от времени удавалось добиться духовенству в деревнях. Даже когда в 1704 году власть в Испании перешла к Бурбонам и королевские корриды были запрещены как жестокий и варварский обычай, в деревнях продолжалось проведение боев с быками, в которых, как мы уже говорили, главную роль играл “пеший” матадор.

1-я пол. XV в. до н. э. Сейчас находится в Археологическом музее города Ираклион (это музей почти полностью посвящен искусству минойской цивилизации).

С восточной стороны Кносского дворца на Крите находится Тронный зал - помещение, пользующееся, пожалуй, самой большой популярностью среди туристов. Над Тронным залом находится Зал Фресок, где собраны копии таких фресок, как: "Игры с Быками", "Дамы в голубом", "Собиратель шафрана", "Голубая птица", "Голубая обезьяна".

Фреска

Не касаясь копытами земли, мчится огромный бык, тяжело нагнув свою могучую голову и выставив вперед рога. Изгиб его туловища напоминает большой гимнастический снаряд. Один из акробатов схватился за рога и собирается прыгнуть на спину быка, а другой, выставив перед собой руки, готовится к грациозному сальто прямо над головой животного. Сколь бы ни была разрушительна стихийная мощь быка, есть надежда, что человек победит в этой схватке. Слаженны и отточены движения акробатов, а боковые фигуры зрительно как бы сдерживают напор быка. Человек рано или поздно возьмёт верх над необузданной стихией природы. Они одеты одинаково - с повязкой на бедрах, талии стянуты металлическими поясами. Подчеркнуты ширина груди, тонкость талии, гибкость и мускулистость рук и ног. Эти особенности считались признаками красоты. Такие опасные упражнения с разъяренным быком имели не только зрелищный, но и священный смысл. Художник настолько искусно запечатлел веселую и непринужденную игру акробатов, что мы забываем о смертельной опасности подобных трюков. Фреска воспринимается как гимн красоте и ловкости человека, торжествующего над грозной и могучей природой.И хотя художники еще не владеют приемами объемно-пространственного изображения, их композиции не кажутся застывшими и безжизненными.

Австрийский специалист по древней истории Фриц Шахермайр отмечал особую любовь минойских архитекторов, скульпторов, художников к ярким, иногда даже несколько пестрым тонам в настенной и вазовой живописи. Об их чисто женском восприятии окружающего, столь ясно выраженном в сценах из жизни природы, особенно в изображениях самок различных животных с детенышами, об особом настроении праздничности, буквально пронизывающем все наиболее известные произведения классического критского искусства и царящем даже в сценах заупокойного культа на саркофаге из Айа Триады. Конечно, каждый из этих характерных штрихов в отдельности может найти свое особое объяснение и в каких-то иных глубинных свойствах минойского духа и минойской культуры. Тем не менее, взятые в совокупности они почти неизбежно приводят нас к мысли о том, что присущая этой культуре система ценностей была ориентирована в значительной мере именно на женскую психику, женское восприятие мира.

Женственный или, скорее, андрогинный облик критских мужчин прекрасно гармонирует с их удивительным миролюбием, воспринимающимся как некая аномалия на общем фоне суровых реалий бронзового века. Если принимать всерьёз свидетельства дошедших до нас памятников изобразительного искусства, нам неизбежно придётся признать, что демонстрация религиозного благочестия , то есть участие во всевозможных обрядах и церемониях, занимала в жизни мужчин несравненно более важное место, чем война и охота — подлинно мужские занятия. На самом Крите сюжеты такого рода, если не принимать во внимание некоторые достаточно проблематичные реконструкции Артура Эванса, остаются практически неизвестными вплоть до очень позднего времени.

Итак, есть основания полагать, что природная мужская агрессивность , драчливость и любовь к авантюрам в минойском обществе искусственно сдерживались. Во всяком случае, их демонстративные проявления не поощрялись . Существовали лишь две возможности демонстрации удали и молодечества, видимо, не осуждавшиеся, а напротив, поощрявшиеся общественным мнением.

Таковыми могут считаться кулачные бои и так называемые тавромахии — «игры с быками». Оба эти сюжета весьма популярны на Крите и на всей территории, охваченной влиянием минойской цивилизации, изображения атлетических состязаний , видимо, заключали в себе некий не вполне доступный нашему пониманию «сакрально-магический подтекст ритуальных действий в самых важных религиозных празднествах годичного цикла.

Сцены тавромахии , достаточно хорошо представлены почти во всех основных жанрах минойского искусства: и во фресковой живописи, и в скульптуре, и в глиптике. Насколько позволяют судить эти изображения, игры с быками в минойской цивилизации были сопряжены со смертельным риском для их участнико в и едва ли обходились без серьезных человеческих жертв . Вполне вероятно, что их конечной целью было умилостивление божества, которому в процессе состязания предоставлялась возможность выбора угодной ему кровавой жертвы .

Трагический исход тавромахии , как правило, остается скрытым от нас. Тема смерти если и присутствует в сценах тавромахии, то чаще всего лишь скрыто, неявно. И в этом, как нам думается, нашло свое выражение столь характерное для женственной психики минойцев стремление уйти от слишком мрачных и тяжёлых сторон действительности , сделав вид, что они вообще не существуют в природе.

Эта тенденция тем более показательна, что женщины явно не хотели уступать пальму первенства представителям «сильного пола» даже и в этих своеобразных корридах, несомненно, требовавших от их участников огромной физической выносливости, силы, ловкости и отваги.

На известной «фреске тореадора» из Кносского дворца , кроме мужчины-акробата, совершающего рискованный прыжок через быка, мы видим также двух девушек, одетых по мужской моде в короткие передники с туго стянутыми на талии поясами и легкие полусапожки. Одна из них ухватилась руками за направленные прямо на неё бычьи рога с явным намерением последовать за своим партнером, повторив тот же «смертельный номер» . Другая девушка, похоже, уже приземлилась сзади от быка после удачно выполненного сальто и теперь в радостном возбуждении наблюдает за действиями своих товарищей по команде.Кносская фреска так же, как и некоторые другие росписи из той же серии, достаточно ясно показывает, что в минойской тавромахии женщины отнюдь не довольствовались исполнением второстепенных ролей ассистентов матадора, как в испанской корриде, но отважно вступали в смертельно опасную схватку с разъярённым животным наравне с мужчинами.

Уже само по себе это свидетельствует о необычайно высоком, по понятиям почти всех древних народов, уровне социальной активности критских женщин , их чрезвычайной уверенности в себе и обострённом чувстве собственного достоинства. Однако было бы ошибкой полагать, что единственным стимулом, который заставлял их выходить на арену, было обычное честолюбие или жажда самоутверждения.

Игры с быками устраивались, как правило, на центральном дворе Кносского дворца, то есть в самом «сердце» этого огромного ритуального комплекса, что уже само по себе может свидетельствовать об их совершенно исключительной религиозной значимости.

Занимая одно из ключевых мест в традиционной обрядовой практике минойцев, тавромахия представляла собой своего рода священнодействие и женщины, как главные жрицы Великой Матери, не уступали мужчинам это важное средство общения с потусторонним миром. Если признать оправданным высказанное выше предположение о феминизации мужской половины минойского общества, то, пожалуй, не менее правомерной была бы и догадка о встречном процессу маскулинизации минойских женщин. Те, кто признают историческую реальность «минойского матриархата», чаще всего склонны оценивать его, как явление скорее пережиточного характера — не до конца изжитое наследие эпохи «материнского права». Однако современная этнография уже давно пришла к выводу, что такой эпохи в истории человечества вообще не было, конечно, если вложить в понятие «материнское право» нечто большее, чем просто матрилинейный счёт родства или же матрилокальный брак.

Следовательно, объяснение этого загадочного феномена может дать только анализ той конкретной исторической ситуации, которая сложилась на Крите в период становления и расцвета минойской цивилизации, т.е. во второй половине III — первой половине II тыс. до н.э.
Появление первых дворцов и всего связанного с ними хозяйственного уклада, политических структур, идеологии и т.п. нередко воспринимается как некий мираж, внезапно возникший на вытянутом в длину гористом и лесистом острове Крит. Это впечатление, отчасти, вызванно крайней неполнотой археологической картины периода генезиса минойской государственности, всё же нельзя признать абсолютно беспочвенным.

За сравнительно короткий по масштабам истории древнего мира срок, за одно-два столетия, на Крите появились минойская дворцовая цивилизация. Важнейшие элементы дворцовой цивилизации — монументальная архитектура, развитая индустрия бронзы, керамика, изготовленная с помощью быстро вращающегося гончарного круга и расписанная в поражающем своей насыщенной красочностью посуда в стиле Камарес , возникло сначала иероглифическое, а затем и слоговое минойское письмо.

Внезапность этого скачка в новое качество кажется тем более очевидной, что до самого конца эпохи ранней бронзы, то есть, до начала периода «старых дворцов» Крит оставался одной из самых отсталых культурных провинций Эгейского мира. В особенности, если сравнивать Крит с такими районами, как Пелопоннес или Троада, где уже во второй половине III тысячелетия до н.э. возникли простейшие своеобразные культурные модели, системы и начали формироваться ранние дворцовые государства.

Эта замедленность развития минойского общества, очевидно, ещё более усугубленная его длительной изоляцией от внешнего мира, имела своим результатом явно преувеличенные формы родоплеменной организации , которые возникли на Крите уже в хронологических рамках эпохи ранней бронзы, а в некоторых местах продолжали существовать ещё и в течение периода «старых дворцов».

Курган Атрея в Микенах. Крито-Микенская цивилизация

О родоплеменной организации на Крите напоминают широко практиковавшиеся на острове массовые курганные, как у скифов , захоронения в больших усыпальницах — «толосах» в южной и центральной части Крита , и «оссуариев»- на Востоке Крита.
С учетом всех этих особенностей исторического пути, пройденного минойской цивилизацией Крита в эпоху бронзы , становится более или менее понятной и природа того парадоксального явления, которое мы условно называем «минойским матриархатом». Видимо, это была своего рода защитная реакция глубоко архаичной системы на слишком быстрый для неё и, видимо, недостаточно подготовленный её предшествующим существованием переход от первобытнообщинного строя к классам и государству.

Эту потребность защиты архаичной системы устройства общества могли ещё более обострить и усилить стихийные катаклизмы наподобие великого землетрясения рубежа XVIII-XVII вв. до н.э., обратившего в развалины чуть ли не все дворцы и поселения Крита. Природные катаклизмы обращали вспять, к своим истокам , и без того уже травмированное этническое сознание минойцев, вынуждали его к отказу от сомнительного и опасного будущего во имя надежного, не раз проверенного прошлого.

Великая богиня Мать — 1800 — 1700 г.г. до н.э. Крит.

В этой обстановке женщины, как более консервативная и традиционно мыслящая часть социума, очевидно, и смогли выдвинуться на первый план общественной жизни. Привязанные к своим домашним очагам и детям, да и чисто физиологически ограниченные в своей самодеятельности, женщины пользовались огромным авторитетом, как главные хранительницы культов хтонических (Хтония - Богиня Земли) божеств , относящихся к земле и подземному миру , которые, по понятиям древних, несли основную ответственность за землетрясения и другие стихийные бедствия. Это давало возможность женщинам контролировать поведение своих мужей и братьев, сдерживать их чрезмерный азарт, жажду нового и склонность к авантюрам и тем самым тормозить слишком быстрое движение общества по пути исторического прогресса.

Иначе говоря, если понимать нравственность и не агрессивность минойского общества , как историческую ущербность Минойской цивилизации, которая сложилась, как следствие сознательно культивируемой в обществе инфантильности мужчин, творчески активной части социума. Впрочем, едва ли стоит порицать за это минойских женщин, ведь именно их мудрой опеке над представителями противоположного пола обязаны мы тем, что созданная ими культура стала едва ли не самым прекрасным из побегов на древе истории древнего Средиземноморья.