Биография. Людмила стефановна петрушевская Жизнь и творчество петрушевской

Людмила Стефановна Петрушевская

1. Жизнь и творчество Л.С. Петрушевской

2. Драматургия Л. Петрушевской

3. Проза Л.Петрушевской

Жизнь и творчество Л.С. Петрушевской

Людмила Стефановна Петрушевская – современный прозаик, поэт, драматург. Она стоит в одном почетном ряду с такими современными писателями, как Татьяна Толстая, Людмила Улицкая, Виктория Токарева, Виктор Пелевин, Владимир Маканин… Стоит в одном ряду – и в то же время по-своему выделяется, как нечто, безусловно, из этого ряда вон выходящее, не вписывающееся ни в какие жесткие рамки и не подлежащее классификации.

Родилась 26 мая 1938 года в Москве, в семье профессора МГУ. Её детство пришлось на тя­жёлые, голодные годы войны, оно запомнилось ски­таниями по родственникам, жизнью в детдоме под Уфой и эва­куации. После войны вернулась в Москву, окончила факультет журналистики Московского университета. Работала корреспонден­том газет и радио, в издательстве, с 1972 г. - редактором спра­вочного отдела телевидения.

Петрушевская рано начала писать. Литературное творчество началось с сочинения стихов, сценариев для студенческих вечеров, всерьез не задумываясь о писательской деятельности. Первым опубликованным произведением был рассказ "Через поля", появившийся в 1972 в журнале "Аврора". С этого времени проза Петрушевской не печаталась более десятка лет.

Первые же пьесы были замечены самодеятельными театрами: пьеса "Уроки музыки" (1973) была поставлена Р.Виктюком в 1979 г. и почти сразу запрещена одноактная "Любовь" (1974) - Ю. Любимовым в Театре на Таганке в 1980-е гг. Удачным оказался спектакль 1985 года в театре Ленинского комсомола по пьесе "Три девушки в голубом". Она была опубликована лишь через 10 лет, в 1983-м, в серии "В помощь художественной самодеятельности" (где начинали путь к зрителю и читателю и вампиловские произведения). В центре действия пьесы Петрушевской были две обычные семьи - Гавриловы и Козловы, и события здесь разворачивались самые обыкновенные, которые и вне сцены случаются повсюду. И как оценивать эти события, тоже однозначно ответить трудно: как в жизни - можно и так и этак. Завтраки, сборы на работу, обеды, телевизор по вечерам, семейные ссоры - больше ничего в пьесе вроде бы и не происходит. "Подсматривание в замочную скважину", "магнитофонная драматургия" - так определили особенности творчества Петрушевской критики. Вроде бы показанная драматургом "изнанка жизни" всем давно знакома, но эти житейски узнаваемые ситуации и персонажи почему-то вызывают острую жалость. Может быть, потому, что и сами они о себе, и автор о них рассказывают доверчиво и простодушно, не вынося никаких окончательных оценок и никого не призывая к ответу. "Ее талант поразительно человечен, - так отозвался о творчестве Петрушевской режиссер О. Ефремов. - Она видит и пишет современного человека на самой глубине. В ней живет ощущение истории, и в ее пьесах есть дух катарсиса, о котором часто забывают наши драматурги и театральные деятели".

Петрушевская в "Уроках музыки" и последовавших затем пьесах ("Три девушки в голубом", 1980; "Квартира Коломбины", 1981; "Московский хор", 1988 и др.) художественно исследовала важный в российской действительности процесс - деформацию личности под воздействием унизительных для человеческого достоинства бытовых условий существования. Пресловутый быт выжимает из героев Петрушевской все жизненные силы, и в их душе уже не остается места для праздника, светлой надежды, веры в любовь. "Многие художники вообще полагают, что им тут не место, - отмечает критик Н.Агишева, - и брезгливо устремляются от плачущих детей и ругающихся алкоголиков на просторы большой жизни. Петрушевская остается там, где людям плохо и стыдно. Там ее музыка. А секрет ее в том, что плохо и стыдно, хотя бы иногда, - бывает всем. Поэтому пишет Петрушевская про каждого из нас".

Презрение к "мещанству", "быту", которое десятилетиями культивировалось в советской литературе, привело к тому, что ключевое для русской литературы понятие дома постепенно было утеряно. Драматурги "новой волны" остро ощутили эту потерю, и помимо пьес Петрушевской появились "Старый дом" А. Казанцева, "Смотрите, кто пришел!.." и "Колея" В. Арро, "Порог" А.Дударева. Стоит обратиться подробнее к некоторым из этих пьес.

Профессиональные театры начали ставить пьесы Петрушевской в 1980-е годы. Долгое время писательнице приходилось работать "в стол" - редакции не могли публиковать рассказы и пьесы о "теневых сторонах жизни».

Проза Петрушевской продолжает ее драматургию в тематическом плане и в использовании художественных приемов. Ее произведения представляют собой своеобразную энциклопедию женской жизни от юности до старости: "Приключения Веры", "История Клариссы", "Дочь Ксени", "Страна", "Кто ответит?", "Мистика", "Гигиена" и многие другие.

В 1988-м вы­ходит первая книга писательницы ‒ сборник рассказов «Бессмертная любовь»; профессиональные театры нача­ли ставить спектакли по её драматургическим произве­дениям ‒ «Чинзано», «Квартира Коломбины», «Три девушки в голубом», «Московский хор».

Драматургия и проза Петрушевской производят впечатление реалистической, но какой-то сумеречной. С конца 1990-х годов в ее прозе становится все более очевидно преобладание ирреального начала. Синтез реальности и фантазии становится в произведениях этой писательницы основным жанровым, структурно-сюжетообразующим принципом. Примечательны в этом смысле как общее заглавие ее книги «Где я была. Рассказы из иной реальности» (2002), так и названия новелл, включенных в нее: «Лабиринт», «В доме кто-то есть», «Новая душа», «Два царства», «Призрак оперы», «Тень жизни», «Чудо» и др. В этом сборнике реальность отодвигается далеко в сторону «царства мертвых», таким образом, своеобразно преломляется идея романтического двоемирия, противопоставление «здесь» и «там» бытия. Причем Л. Петрушевская не стремится дать читателю целостное представление ни о реальной действительности, ни о таинственном потустороннем мире. На передний план выходит решение задачи соизмерения человека с неизведанным «царством», их взаимопроницаемости: оказывается, что запредельное и инфернальное не просто проникло в наш реальный мир - соседство с людьми темных мистических сил, ужасающих и одновременно манящих, является вполне органичным, законным и почему-то даже неудивительным. Петрушевская никогда не делает различия между миром небесным и миром земным, более того, между миром сказочным, архаичным, и миром цивилизованным. В ее прозе все запредельное прописано на той же улице и даже в той же квартире, в которой живет обыденность. Но не только таинственное и потустороннее проникает в «наш» мир, напротив, еще чаще сам человек проникает из «этого» мира в «тот», инфернальный, необъяснимый, пугающий.

В 1990 был написан цикл "Песни восточных славян", в 1992 - повесть "Время ночь", удостоившаяся премии Букера. Также Людмила Петрушевская пишет сказки как для взрослых, так и для детей: "Жил-был будильник", "Ну, мама, ну!" - "Сказки, рассказанные детям" и др. По сценариям Людмилы Петрушевской был поставлен ряд мультфильмов.

Ею написаны сценарии мультипликационных фильмов «Ёжик в тумане», «Сказка сказок», циклы «Сказки для всей семьи», «Дикие животные сказки», пьесы «Два окошка», «Чемодан чепухи», знаменитая «Сказка сказок» Юрия Норштейна, а также «Краденое солнце», «Заячий хвостик», «Кот, который умел петь». и др.

Книги этого автора не залеживаются на прилавках, будь то волшебные сказки или реалистическая проза. Ведь они созданы пером Мастера. Людмила Петрушевская признана классиком современной русской литературы, хотя ее первую книгу опубликовали лишь в конце 1980-х. Она - один из лучших драматургов ушедшего века.

Людмила Петрушевская - «рисующий писатель». Ее персональные выставки прошли в Литературном музее, совместная выставка с Юрием Норштейном и Франческой Ярбусовой - в Третьяковской галерее, в Художественной галерее.

Людмила Стефановна Петрушевская - академик Баварской академии искусств, лауреат премии Poushkin-prize(Фонд Топфера, Гамбург), премии имени Довлатова и других наград.

В настоящее время Людмила Петрушевская живет и работает в Москве.

2. Драматургия Л. Петрушевской

Действие пьес Петрушевской происходит в обыденных, легко узнаваемых обстоятельствах: в дачном домике («Три девушки в голубом», 1980), на лестничной площадке («Лестничная клетка», 1974) и т.п. Личности героинь выявляются в ходе изматывающей борьбы за существование, которую они ведут в жестоких жизненных ситуациях. Петрушевская делает зримой абсурдность обыденной жизни, и этим определяется неоднозначность характеров ее персонажей. В этом смысле особенно показательны тематически связанные пьесы «Чинзано» (1973) и «День рождения Смирновой» (1977), а также пьеса «Уроки музыки».

В небогато обставленную квартиру Гавриловых возвращается из тюрьмы Иванов, сожитель тридцативосьмилетней Грани. Он говорит, что хочет увидеть свою недавно родившуюся дочь Галю и зажить спокойной семейной жизнью. Гавриловы не верят ему. Особенно непримиримо настроена против пьяницы Иванова старшая дочь Грани, восемнадцатилетняя Нина. Она вынуждена была уйти из школы, теперь работает в гастрономе и нянчит маленькую Галю. Несмотря на недовольство Нины и увещевания любопытной соседки Анны Степановны, Граня решается пустить Иванова.

В квартиру зажиточных соседей Козловых возвращается из армии единственный сын Николай. Родители рады возвращению сына. Отец требует, чтобы сын сыграл что-нибудь на пианино, и сетует, что тот так и не закончил музыкальную школу, несмотря на все старания родителей, которые ничего для него не жалели. Радость омрачается тем, что Николай привёл с собой Надю, которая вызывает открытую неприязнь у отца Федора Ивановича и у бабки. Мать, Таисия Петровна, держится с подчёркнутой любезностью. Надя работает маляром, живёт в общежитии. Она курит, пьёт вино, остаётся ночевать в комнате Николая, держится независимо и не пытается понравиться родителям жениха. Козловы уверены, что Надя претендует на их жилплощадь. На следующий день Надя уходит, не простившись. Николай бросается за нею в общежитие, но она заявляет, что он ей не подходит.

Нина не хочет жить в одной квартире с пьяницей Ивановым. Весь день она стоит на улице у подъезда. Здесь её видит Николай, которого когда-то дразнили её женихом. Николай равнодушен к Нине. Надеясь отвадить сына от Нади, Таисия Петровна приглашает Нину в гости и предлагает остаться. Нина рада возможности не возвращаться домой. Зашедшей за дочерью Гране Козлова объясняет, что у них девушке будет лучше, и просит больше не приходить.

Три месяца спустя Граня снова появляется в квартире Козловых: ей надо лечь в больницу на аборт, но не с кем оставить маленькую Галю. Иванов пьёт. Граня оставляет ребёнка Нине. К этому времени Козловы уже поняли, что Николай живёт с Ниной от скуки. Они хотят избавиться от Нины, попрекают её своими благодеяниями. Увидев Галю, Козловы окончательно решают отправить Нину домой. Но в этот момент появляется Надя. Ее с трудом можно узнать: она беременна и выглядит очень плохо. Мгновенно сориентировавшись, Таисия Петровна объявляет Наде, что Николай уже женился, и предъявляет Галю в качестве его ребёнка. Надя уходит. Нина слышит этот разговор.

Испугавшись неожиданного появления Нади, Козловы требуют, чтобы Николай срочно женился на Нине. Оказывается, он знает о беременности Нади и о том, что она пыталась отравиться. Николай отказывается жениться на Нине, но родители не отстают. Они уговаривают и Нину, объясняют ей: важно взять мужика на привязь, родить ему ребёнка, а потом он привыкнет к месту и никуда не денется - футбол будет смотреть по телевизору, изредка выпьет пива или сыграет в домино. Выслушав все это, Нина уходит домой, оставив подаренные ей Козловыми вещи. Родители боятся, что теперь Николай женится на Наде. Но сын вносит ясность: раньше, может быть, он и женился бы на Наде, но теперь отношения с ней оказались слишком серьёзными и он не хочет «вязаться с этим делом». Успокоившись, Козловы садятся смотреть хоккей. Бабка уходит жить к другой дочери.

Над потемневшей сценой раскачиваются качели, на которых сидят Нина и Надя. «Если на них не обращать внимания, они отстанут», - оживлённо советует Таисия Петровна. Николай ногами отталкивает налетающие качели.

В финале «Уроков музыки» происходит полное преображение персонажей в своих антиподов: романтически влюбленный Николай оказывается циником, разбитная Надя – женщиной, способной на глубокое чувство, добродушные Козловы – примитивными и жестокими людьми.

Диалоги в большинстве пьес Петрушевской построены таким образом, что каждая следующая реплика зачастую меняет смысл предыдущей. По мнению критика М.Туровской, «современная бытовая речь... сгущена у нее до уровня литературного феномена. Лексика дает возможность заглянуть в биографию персонажа, определить его социальную принадлежность, личность» .

Одна из самых известных пьес Петрушевской – «Три девушки в голубом».

Три женщины «за тридцать» живут летом с маленькими сыновьями на даче. Светлана, Татьяна и Ира - троюродные сестры, детей они воспитывают в одиночку (хотя у Татьяны, единственной из них, есть муж). Женщины ссорятся, выясняя, кому принадлежит половина дачи, чей сын обидчик, а чей - обиженный… Светлана и Татьяна живут на даче бесплатно, зато на их половине течет потолок. Ира снимает комнату у Федоровны, хозяйки второй половины дачи. Зато ей запрещено пользоваться принадлежащим сестрам туалетом.

Ира знакомится с соседом Николаем Ивановичем. Тот ухаживает за ней, восхищается ею, называя королевой красоты. В знак серьезности своих чувств он организует строительство туалета для Иры.

Ира живет в Москве с матерью, которая постоянно прислушивается к собственным болезням и попрекает дочь тем, что та ведет неправильный образ жизни. Когда Ире было пятнадцать лет, она убегала ночевать на вокзалы, да и сейчас, приехав с больным пятилетним Павликом домой, оставляет ребенка с матерью и незаметно уходит к Николаю Ивановичу. Николай Иванович тронут рассказом Иры о её юности: у него тоже есть пятнадцатилетняя дочь, которую он обожает.

Поверив в любовь Николая Ивановича, о которой он так красиво говорит, Ира едет за ним в Коктебель, где её возлюбленный отдыхает с семьей. В Коктебеле отношение Николая Ивановича к Ире меняется: она раздражает его своей преданностью, время от времени он требует ключи от её комнаты, чтобы уединиться с женой. Вскоре дочь Николая Ивановича узнает об Ире. Не в силах выдержать дочкину истерику, Николай Иванович прогоняет надоевшую любовницу. Он предлагает ей деньги, но Ира отказывается.

По телефону Ира говорит матери, что живет на даче, но не может приехать за Павликом, потому что размыло дорогу. Во время одного из звонков мать сообщает, что срочно ложится в больницу и оставляет Павлика дома одного. Перезвонив через несколько минут, Ира понимает, что мать не обманула ее: ребенок один дома, у него нет еды. В симферопольском аэропорту Ира продает свой плащ и на коленях умоляет дежурного по аэропорту помочь ей улететь в Москву.

Светлана и Татьяна в отсутствие Иры занимают её дачную комнату. Они настроены решительно, потому что во время дождя их половину совершенно залило и жить там стало невозможно. Сестры снова ссорятся из-за воспитания сыновей. Светлана не хочет, чтобы её Максим вырос хлюпиком и умер так же рано, как его отец. Неожиданно появляется Ира с Павликом. Она рассказывает, что мать положили в больницу с ущемлением грыжи, что Павлик оставался один дома, а ей чудом удалось вылететь из Симферополя. Светлана и Татьяна объявляют Ире, что теперь будут жить в её комнате. К их удивлению, Ира не возражает. Она надеется на помощь сестер: ей больше не на кого рассчитывать. Татьяна заявляет, что теперь они по очереди будут закупать продукты и готовить, а Максиму придется прекратить драться. «Нас теперь двое!» - говорит она Светлане.

Внутреннее богатство ее главных героинь, враждующих между собой родственниц, состоит в том, что они оказываются способны жить вопреки обстоятельствам, по велению сердца.

Петрушевская показывает в своих произведениях, как любая жизненная ситуация может перейти в собственную противопложность. Поэтому выглядят естественными сюрреалистические элементы, прорывающие реалистическую драматургическую ткань. Так происходит в одноактной пьесе «Анданте» (1975), рассказывающей о мучительном сосуществовании жены и любовницы дипломата. Имена героинь – Бульди и Ау – так же абсурдны, как их монологи. В пьесе «Квартира Коломбины» (1981) сюрреализм является сюжетообразующим принципом.

В литературном клубе «Зелёная лампа»
состоялось заседание:

«ГЕНИЙ АРТИСТИЗМА»

ЛЮДМИЛА ПЕТРУШЕВСКАЯ

Ведущая:

Наталья Дмитриевна Богатырёва,
кандидат филологических наук, доцент ВятГГУ

Петрушевская Людмила Стефановна — сценарист, драматург, писатель и музыкант. Родилась 26 мая 1938 года в Москве в семье студентов ИФЛИ (Институт философии, литературы, истории). Внучка лингвиста, профессора-востоковеда Н. Ф. Яковлева. Мама работала редактором, отец — доктор философии.
Пережила тяжёлое военное полуголодное детство, жила у родственников, а также в детдоме под Уфой. После войны вернулась в Москву, окончила факультет журналистики МГУ. Работала корреспондентом в московских газетах, редактором в различных издательствах, на телевидении.
Рано начала сочинять стихи, писать сценарии для студенческих вечеров, всерьёз не задумываясь о писательской деятельности. Первым опубликованным произведением был рассказ «Через поля», появившийся в 1972 году в журнале «Аврора». После этого проза Петрушевской не печаталась более десятка лет.
Пьеса «Уроки музыки» была поставлена Романом Виктюком в 1979 году в театре-студии ДК «Москворечье» и почти сразу запрещена (напечатана лишь в 1983 году).
Первый сборник рассказов вышел в 1987 году. Людмила Петрушевская — автор множества прозаических произведений и пьес, книг для детей. Ею также написаны сценарии для анимационных фильмов «Лямзи-Тыри-Бонди, злой волшебник» (1976), «Все непонятливые» (1976), «Краденое солнце» (1978), «Сказка сказок» (1979, совм. с Ю. Норштейном), «Кот, который умел петь» (1988) и др.
Рассказы и пьесы Петрушевской переведены на многие языки мира, её драматургические произведения ставятся в России и за рубежом.
Лауреат Международной премии «Alexandr Puschkin» (1991, Гамбург), Государственной премии РФ в области литературы и искусства (2002), премии «Триумф» (2002), Театральной премии имени Станиславского, Всемирной премии фэнтези (World Fantasy Award) за сборник рассказов-страшилок «Жила-была женщина, которая пыталась убить ребёнка своей соседки» и др.
Академик Баварской академии искусств.
В 1991 году с февраля по август была под следствием по факту оскорбления президента М. С. Горбачева. Поводом послужило письмо в Литву после ввода в Вильнюс советских танков, перепечатанное в местной газете «Северная пчела». Дело было закрыто в связи с отставкой президента.
В последние годы выступает с концертными программами под названием «Кабаре Людмилы Петрушевской», в которых исполняет популярные песни ХХ века, а также песни собственного сочинения.

ДМИТРИЙ БЫКОВ О ЛЮДМИЛЕ ПЕТРУШЕВСКОЙ:

(Перед началом вечера звучат песни в исполнении Людмилы Петрушевской)

Галина Константиновна Макарова, руководитель клуба «Зелёная лампа»: Добрый вечер! Мы уже познакомились с Людмилой Стефановной Петрушевской, послушали её песни, а сейчас зажигаем нашу зелёную лампу. (Аплодисменты)

Галина Макарова

В начале я хочу поздравить всех с Новым годом, мы решили обосноваться здесь, в Литературной гостиной в новом году, и я думаю, нам тут понравится. Здесь уютно достаточно. Я желаю вам в новом году много хороших книг, хороших фильмов, новых впечатлений и встреч в нашем клубе и в нашей библиотеке. 2 апреля мы будем праздновать 40-тие клуба «Зелёная лампа», и я думаю, вы захотите поздравить клуб, захотите написать какие-то свои впечатления, воспоминания, отзывы о клубе: чем является клуб в вашей жизни. Мы будем рады и, возможно, разместим ваши публикации в сборнике, посвящённом 40-летию «Зелёной лампы», в группе ВКонтакте – на странице «Литературный клуб «Зелёная лампа». И в отделе абонемента всё это также будет доступно. Поэтому пишите, мы с удовольствием всё это используем.

И у нас ещё вот какое дело: сегодня день рождения празднует один из членов нашего клуба. Это преданнейший друг и клуба, и нашей библиотеки, человек, увлечённый всем, что происходит в библиотеке, в жизни, в искусстве, в кино, в литературе. Она каждый день бывает в библиотеке, она посещает все мероприятия, которые проходят в библиотеке. Это… угадайте кто? Это Эмилия Анатольевна Хонякина. (Аплодисменты)

Галина Макарова и Эмилия Хонякина

Эмилия Анатольевна, спасибо Вам большое за Ваш интерес, за Вашу любовь ко всему, мы очень благодарны Вам и рады Вас всегда видеть здесь. От клуба «Зелёная лампа» мы Вам дарим новую книгу о библиотеке Герцена, а от киноклуба, который Вы тоже посещаете очень давно, ещё со времён «Сталкера», вот этот очень хороший фильм. (Аплодисменты).

Ещё пара объявлений: «Замаскированная литература: загадки литературной мистификации» – это тема следующего занятия клуба «Зелёная лампа». Информацию смотрите на сайте библиотеки, ВКонтакте, книги, как всегда, на абонементе, и мы ждём вас 5 февраля. Книги уже подобраны, выбирайте себе тему, выбирайте автора и Вы сможете дополнить или рассказать о какой-то литературной мистификации, принять участие в следующем заседании. Это будет интересно и для Вас, и для нас.

И ещё одно объявление для тех, кто ходит на наши фильмы. 19 января состоится премьера фильма «Вятские динозавры» съёмочной группы киновидеостудии «Вятка», режиссер Антон Погребной. Помимо фильма будет встреча со съёмочной группой, с директорами палеонтологического музея – предыдущим и нынешним, так что разговор обещает быть интересным.

И, наконец, для ценителей высокого искусства, интеллектуального авторского кино – фильм Александра Сокурова «Камень». Показ этого фильм мы приурочили к юбилею Чехова, но, конечно, фильм не несёт какой-то информационной нагрузки. Это чисто произведение искусства, которое даёт какое-то настроение, даёт повод для многочисленных ассоциаций, оно доставит любителям авторского кино большое удовольствие, так что 26 января – приходите.

Ну и сегодня в конце нашего разговора те, кто захотят, могут немножко задержаться, будет продолжение концерта, который мы смотрели перед началом встречи, там будут совершенно уникальные номера, и можно будет дослушать концерт до конца.

Сегодня наша тема: «”Гений артистизма” Людмила Петрушевская». О творчестве Людмилы Петрушевской нам расскажет Наталья Дмитриевна Богатырёва. Вы все знаете, что она – активнейший участник «Зелёной лампы» и участвовала во многих наших заседаниях. Это человек чрезвычайно знающий и умеющий анализировать, ценить и любить не только литературу, но и кино тоже. Но это будет чуть попозднее. А вначале я скажу буквально два слова о жизни Людмилы Стефановны Петрушевской.

Петрушевская – удивительно одарённый и удивительно свободный, смелый человек. Она – сценарист. Она – драматург. Она – художник. Она – автор и исполнитель песен, сказок. Всё перечислить очень трудно. Сейчас она и степ осваивает, и йогой занимается и т.д. и т.д.

Родилась Людмила Петрушевская 26 мая 1938 года (то есть ей уже 76 лет) в Москве в семье студентов знаменитого ИФЛИ (Института философии литературы и истории). На её долю выпали очень тяжёлые испытания, как и на долю многих её сверстников. Эти испытания начались ещё до её рождения, в 1937-38 годах были казнены трое членов её семьи, ещё двое, по её словам, отсиживались в психушке. Петрушевская вспоминает: «Мы были члены семьи врагов народа. Соседи на кухню не пускали, есть было нечего». Она пережила тяжёлое военное детство, голодное действительно. Она бродяжничала, попрошайничала, пела на улицах, жила у родственников. Потом от голода её спас детдом под Уфой.

Людмила Петрушевская

После войны она вернулась в Москву, пела в детском хоре, училась вокалу, хотела стать оперной певицей. Её дед - выдающийся лингвист Николай Феофанович Яковлев. Он создал письменность для нескольких народов Кавказа на основе кириллицы. В начале 50-х годов он стал жертвой репрессий, его выкинули с работы, он сошёл с ума, прожил ещё 20 лет. Мама работала редактором, отец был доктором философии. Жили они в 12-метровой комнате, спали с мамой под столом. Отец из семьи ушёл.

Она окончила факультет журналистики МГУ, рано начала сочинять стихи, писать сценарии для студенческих вечеров, в журнал «Крокодил». Всерьёз поначалу не задумывалась о писательской деятельности. Пела, играла в студенческой самодеятельности, имела прозвище «шансонетка». Работала на радио, корреспондентом в московских газетах, журналах, редактором в различных издательствах, на телевидении, занималась в театральной студии Алексея Арбузова. Писала пьесы, рассказы, сценарии мультфильмов. Например, сценарий мультфильма «Сказка сказок», совместно с Норштейном, – это её работа.

По словам Петрушевской, она испытывала постоянный страх за жизнь родных: малышей, мамы, мужа. Муж болел, был парализован после падения со скалы в экспедиции. В 37 лет она его похоронила, не было работы, не печатали, не ставили. Вечная нужда, безденежье, на руках мама, сын. Думала о том, что лучше уйти.
Первый сборник рассказов вышел в 50 лет (!) в1987 году. Сегодня рассказы Петрушевской переведены на многие языки мира, её драматические произведения ставятся в России, за рубежом. Она продолжает рисовать, сочинять, исполнять песни, сказки, петь.

Ну и два слова о её семье. В настоящий момент Людмила Стефановна – вдова, её покойный муж Борис Павлов, который ушёл из жизни в 2009 году, был директором Галереи на Солянке. У Петрушевской трое детей – Кирилл Евгеньевич Харатьян, 1964 года рождения, журналист. Он работал в издательском доме «Коммерсант», в газете «Московские новости». Сейчас – заместитель главного редактора и колумнист газеты «Ведомости». Фёдор Борисович Павлов-Андриевич – журналист, телеведущий, продюсер. Сейчас директор Галереи на Солянке, как режиссер ставит пьесы Петрушевской. И Наталья Борисовна Павлова – музыкант, основатель московской фанк-группы «Clean Tone».

Людмила Стефановна – лауреат многих премий, в том числе международной премии «Alexandr Puschkin», которая ей присуждена в 1991 году в Гамбурге, Государственной премии России, премии «Триумф», премии Станиславского, Всемирной премии фэнтези за сборник рассказов-страшилок «Жила-была женщина, которая пыталась убить ребёнка своей соседки». Академик Баварской академии киноискусств. Вот краткая биографическая справка. Просто меня попросили, чтобы я в общих чертах рассказала о жизни Петрушевской. Ну, а сейчас мы послушаем Наталью Дмитриевну. Потом вы сможете высказать свои впечатления, своё отношение, рассказать о своих любимых произведениях, о том, как вы относитесь к автору. Пожалуйста.

Наталья Дмитриевна Богатырева, кандидат филологических наук, доцент ВятГГУ: Здравствуйте ещё раз. Первоначальный замысел моего выступления – чисто литературоведческий. Тема нашего сегодняшнего заседания – «”Гений артистизма” Людмила Петрушевская», но вы заметите, что сама тема артистизма у меня практически не затронута, потому что это означает, что надо говорить о разнообразных талантах человека. Человека, которого можно назвать «человек – оркестр», буквально фонтанирующего одарённостями в разных сферах искусства. Я же коснусь только литературы, и интересно то, что репутация Петрушевской именно в литературе, несмотря на множество премий, которые здесь были перечислены, чрезвычайно не однозначна. Оценки настолько полярны, настолько несовместимы… От комплиментарных до абсолютно не приемлющих её как литератора, как автора разных жанров. Это феномен, конечно, очень интересный, загадочный.

О творчестве Петрушевской написано уже множество диссертаций, самых серьёзных, в том числе, докторских — не чисто по её творчеству, а когда она включена в какой-то ряд других имён. А кандидатских диссертаций только по творчеству Петрушевской не один десяток уже.

Первоначально я думала просто рассказать о тех жанрах, которые она использует новаторски, внутри которых она чувствует себя так свободно и так раскованно, талантливо. Но перечитала любимый её «Девятый том» (он так и называется, это публицистика), и нашла там совершенно блестящую статью. Я её читала раньше, но перечитала и подумала, что моё сообщение побледнеет несказанно в сравнении с её текстом, где она рассказывает о том, как переходила от рассказов к драматургии, от драматургии к сказкам, от сказок к публицистике, к сценариям. В общем, она это делает неподражаемо совершенно и стилистически безупречно и блестяще. Поэтому, останавливаясь, конечно, на жанрах, я коснусь и чисто литературоведческих вещей. Я заранее прошу прощения, если они покажутся уж очень специальными, не для каждого в этой аудитории, может быть, интересны изыски филологические. Но это попытка не моя собственная, упаси бог, я не исследователь Петрушевской, я всего лишь читатель, заинтересованный читатель, как говорят. Надеюсь, что можно применить такой эпитет — квалифицированный читатель. Но это человек, который мне глубоко интересен, поэтому я просто попробовала разобраться в тех мнениях специалистов, которые уже высказаны. Мы поэтому коснёмся таких вещей, как природа языка и стиля Петрушевской. Своеобразие её мрачного гиперреализма и, как иногда даже говорят, постреализма, грязного реализма, иногда даже так обозначают её творчество, и соотношение реализма и постмодернизма в её творчестве. Это тоже специальная тема филологическая, но постмодернизм — это явление современное и, естественно, нам интересно и его коснуться, и в нём разобраться. Ну и такие вещи, конечно, как незаурядная образованность, широта взгляда, необычайная широта горизонта, энциклопедичность знаний, и то, что называется литературность творчества Петрушевской, тоже прозвучит как-то в нашем размышлении.

Наталья Богатырёва

Галина Константиновна уже назвала те факты биографии, которые в данном случае важны и я, наверное, говоря о Петрушевской, сошлюсь на такую оценку: творчество Петрушевской замешано на мрачных коллизиях, носящих «не философски-бытийный, а снижено-бытовой характер». То есть, если рассматривать соотношения бытия и быта, то Петрушевская погружается в такие сферы быта, которые могут вызвать мороз по коже, и производят впечатление абсолютного абсурда нашего существования. Как это ни странно, быт, вроде, касается каждого — это повседневность, с абсурдом мало что его роднит, но по Петрушевской получается, что самые страшные, постапокалипсические картины коренятся именно в каждодневной человеческой жизни. Понятно, что многие истоки вот такого взгляда на городскую именно жизнь, на жизнь интеллигенции мы находим в её детстве и в лишениях семьи.

Проза Петрушевской не публиковалась тогда, когда она писалась и была завершена. Практически единственным исключением стало появлением двух рассказов на страницах журнала «Аврора» в 1972 году. Здесь другая дата называлась, но это было, когда уже Петрушевскую признали и выпустили в конце 80-х, а потом она триумфально выпускалась огромными тиражами. А вот первые два рассказа были опубликованы в 1972 году. Пьесы вообще очень сложную историю имеют, ставились они, в основном, в самостоятельных домашних театрах. Она признавала: «Я вела образ жизни полностью запрещённого писателя. Жить было не на что. Советская власть меня не печатала и не разрешала ставить мои пьесы». Это её задевало, ей казалось странным, что если даже в эти собственно идеологически очень жёсткие времена смогла появиться повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» в «Новом мире», если напечатан был «Матрёнин двор» Солженицына, если деревенщикам позволялось рисовать картины мрачной жизни колхозных деревень, то почему отвергали её картины городской жизни. Ей это казалось глубоко несправедливым. Я думаю, всем будет интересен тот факт, что Петрушевская, по молодости может быть, была очень обижена на Твардовского, потому что свои рассказы в «Новый мир» она предлагала, он её читал и резолюцию наложил такую: «Не печатать, но автора из виду не терять», то есть отдавал дань её таланту. Ну а причина, по которой не печатать, — уж слишком мрачно. В одной диссертации прочитала, что если уж настолько либеральный литератор, публицист, критик, философ, писатель, как Твардовский, не откликнулся и как бы отверг опыты Петрушевской, то что же говорить об официальной критике, об официозе советском. Я думаю, что это не очень диссертация грамотная, потому что Твардовского назвать либеральным критиком — это большая натяжка. Сейчас мы понимаем, что он — глубокий почвенник, человек, который от либеральных оценок был далёк. А вот гений современного либерализма Дмитрий Быков действительно считает, что в современной литературе из всех писателей российских единственный человек, который заслуживает Нобелевской премии — это Людмила Петрушевская. И на этом основании скептически относятся и к Быкову, и к Петрушевской некоторые преподаватели и члены нашей кафедры литературной в ВятГГУ (смеётся).

Вот такая картина складывается, и это очень любопытно, потому что сама Петрушевская, наверное, не согласилась бы с оценками того, что она смакует мрачный физиологизм и натуралистически любуется абсурдностью быта, потому что всё-таки в её творчестве есть мощное духовное напряжение и метафизический подтекст. Мне кажется глубоко справедливой такая оценка: герой Петрушевской или человек в художественном мире Петрушевской — предстает как трагическое существо, чьи разум и дух заключены в телесную оболочку. Тело требует тепла и пищи, и не всем это даётся легко и сразу как манна небесная. Здесь множество чрезвычайно острых коллизий возникает, но погружение в костную тёмную стихию быта не означает, что забыта и совершенно отринута, зачёркнута человеческая душа. Петрушевской действительно удаётся создать в своих произведениях историю страданий человеческой души, мечущуюся во мраке материально-телесного существования.

Анатолий Василевский

Когда мы начинаем размышлять о том, что же составляет саму суть языка и стиля таких гиперреалистичных или постмодернистких, или абсурдистких тестов Петрушевской, то, наверное, справедливыми будут такие выводы. «Строя повествование на контрасте между обжигающим жизненным материалом и ледяным спокойствием рассказчика» Петрушевская как бы переплетает в своих текстах, заставляет взаимодействовать три стилевые традиции, три пласта стилевых. И в этом её уникальность, неповторимость и своеобразие. Когда критики оценивают только один из этих пластов, получается как бы перекос, получается несправедливо. Я сейчас обозначу эти пласты и ваше право — согласиться с этим или не согласиться. Когда мы будем об интертексте говорить, много ещё имён будет названо, но, тем не менее, эти стилевые пласты связаны, с одной стороны, с традицией Варлама Шаламова и его «Колымских рассказов», с другой стороны, — с яркой выраженной зощенковской традицией. И, наконец, без имени, не привязывая к конкретному литературному имени, мы назовём струю стилевую — традицию удивительного лиризма и проникновения именно поэтической стихии в прозу, в драматургию, вообще в любой жанр у Петрушевской. Вот эти три составляющих и образуют неповторимость известную Петрушевской. То есть она, фактически, единственная в новой русской литературе по-настоящему согласна с Шаламовым, что жизнь бытовая и жизнь провинциального или столичного города современного — это жизнь, похожая на ад Колымы. И она увидена в текстах Петрушевской буквально глазами Плутона, поднявшегося из ада. Соответственно, никакие ужасы и кошмары не могут удивить такого субъекта восприятия: с его точки зрения такая жизнь не может не быть трагичной.

С другой стороны, у Петрушевской звучит пародийное, ёрническое, сказовое слово, восходящее, вне всякого сомнения, к Зощенко. Здесь, как правило, мы можем услышать язык уличной очереди, коммуналки, такой повествователь на всё взирает через призму своего кухонного опыта, в книгах видит исключительно предмет купли продажи, и всё услышанное примерно сводит к грубому, низкому, материально-телесному. Всё это было бы, наверное, знакомо нам, потому что по отдельности эту струю мы можем найти и у других авторов современных. А вот когда это пронизано ещё и лирической интонацией, соотнесенно с трагической темой смерти, когда мы понимаем, что в текстах Петрушевской лирическая струя — это и есть выражение глубочайшего сочувствия к своим героям, тогда просвечивает, начинает пробиваться вот эта философская сторона её повествования и метафизическая составляющая её философии.

Я думаю, что лучше самой Петрушевской никто об этом не скажет, поэтому я позволю себе её процитировать. Очень коротенький текст из этого самого «Девятого тома». Кстати, когда я об этом томе говорила на кафедре, один из преподавателей спросил: «А что — она уже 9 томов написала?». Вообще говоря, собрание сочинений Петрушевской включает 5 томов, а это просто название тома публицистики. Здесь могут быть какие угодно ассоциации: с «Девятым валом» Айвазовского или ещё с чем-то. Просто это называется «Девятый том», и там есть крохотная статеечка — «Кому нужен обыкновенный человек».

Вот идёт мужчина, по лицу видно — попивает, поскольку это всегда видно. Он идёт вон из дома, а дома жена и сын, и вечером, вернувшись, он будет им не нужен, жена опять заплачет, сын испугается крика, обычная история, надоело.
Вот молодая женщина, бежит с сумками на автобус, она спешит в больницу, в сумках термос и пакеты. Дома у неё остался ребенок, оставила одного, чтобы не тащить с собой в больницу. Кому нужна эта женщина, со своей озабоченностью, красными от стирки руками, с такими редкими минутами покоя, с прекрасными глазами, в которые никогда уже никто не заглянет. (А ведь она живая! Посмотрите, как о ней пишет Петрушевская, просто не могут мурашки не возникнуть в этот момент. — Н. Б.)
Или старушка, которая рассказывает свои истории так громко, потому что привыкла, что её не слушают, и спешит выговориться, пока есть рядом живой человек, ведь она живёт одна...
Мы ходим мимо них, не обращаем на них внимания — а они на нас. А ведь каждый человек — это огромный мир. Каждый человек — конечное звено длинной цепи поколений и родоначальник новой вереницы людей. Он был любимое дитя, нежный ребенок, глазки как звёзды, беззубая улыбка, это над ним склонялись бабка, мать и отец, его купали и любили... И выпустили в мир. И вот уже за его руку цепляется новая маленькая рука.
Зритель скажет: зачем мне на это смотреть в театре, да ещё за деньги — я вон на улице их вижу толпами таких. И дома у себя, спасибо.
Видит ли он их? Смотрит ли на них?
Жалеет ли, любит? Или хотя бы понимает их? И кто-нибудь поймёт ли его самого?
Понять — значит простить.
Понять — значит пожалеть. Вдуматься в жизнь другого человека, склониться перед его мужеством, пролить слезу над чужой судьбой, как над своей, облегчённо вздохнуть, когда приходит спасение.
В театре иногда бывает такая редкая возможность — понять другого человека.
И понять себя.
Кто ты, зритель?
Как поживаешь?

Вот, буквально, крохотный публицистический текст. Написано как вкладыш в программку к спектаклю «Три девушки в голубом» Московского театра «Ленком». Но, тем не менее, я это понимаю так: это кредо Петрушевской, это квинтэссенция её писательской позиции. Если мы это не видим или не чувствуем в её прозаических текстах, то это, собственно, не всегда её вина, а может, это её стиль, её выбор и здесь уже всё так же непредсказуемо, как обычно в жизни: то ли найдёт, как камертон, созвучие в нашей душе, то ли нет. Но оценочные суждения, на которые очень долго делились критики по отношению к Петрушевской, таковы: одни говорили, что это чернуха и поэтому с этим невозможно иметь серьёзное дело и оценивать это писание; с другой стороны, — мнение о том, что это нужно осмысливать, исследовать и подходить к автору, как к серьёзному, талантливому человеку со своей интонацией, со своим голосом.

Ну, вот как оценивают стиль Петрушевской? Как особый женский сказ, который включает в себя какую-то захлебывающуюся, нетерпеливую, иногда очень ироническую, иногда саркастическую, иногда полную самоиронии интонацию. Это очень сложное переплетение чужого слова и чужих интонаций. И различить здесь её интонацию, которая так пафосно в программке нашего вечера обозначена, не всегда легко.
«Время ночь» считается одним из самых знаменитых произведений Петрушевской. Это большая повесть, переведённая и опубликованная в ряде зарубежных стран ранее, чем у нас. Это вещь, за которую Петрушевскую наградили не однажды. И это наиболее крупное жанровое образование наряду с романом «Номер Один, или В садах других возможностей». Вот эти два крупных произведения, из которых «Время ночь» мне знакомо больше, потому что роман «Номер Один» я не читала. Я вам признаюсь, что чисто эмоционально, когда читаешь — особенно финал — понимаешь, что это так страшно, что... Ну, как после страшного фильма, после которого никак не можешь очнуться. Это очень страшно, это вызывает иногда, у меня например, чувство на грани тошноты, и такое же чувство я испытываю, когда я много Петрушевской читаю залпом — одно, другое, третье... Всё-таки так, наверное, нельзя.

Наталья Богатырёва

Но, обратите внимание: героиня романа, от имени которой ведётся повествование, немножко автобиографична. Я говорю немножко, потому что, конечно, автор — гораздо более глубокий, интересный, одарённый, талантливый человек, а там по отношению к рассказчице звучит постоянно ирония на грани сарказма. Она поэт, правда, с усмешечкой всё время добавляет — графоманка. Поэт, который не может жить на то, что пытается опубликовать, предложить куда-то, и поэтому, буквально, вязнет в этих бытовых неустройствах. Но на самом деле, — это попытка, вроде бы, человека культуры, человека высокой интеллигентной ноты, что ли, воспринять вот такой неподготовленный к высокому восприятию быт.

Ну и сказки Петрушевской, конечно, с точки зрения жанровой мне кажутся, с одной стороны, интересными, потому что они очень разные. Там есть и мрачные, очень жестокие сказки, но как всякая сказка, они всё-таки светлые, со светлым финалом и с хорошим счастливым концом. Поэтому почитайте то, как она сама рассказывает о своих сказках, как они сочинялись — это тоже довольно интересно.

Надежда Фролова

Ну а закончу я, наверное, ещё упоминанием о том, что том публицистики действительно чрезвычайно интересен, именно потому, что там потрясающие совершенно картины взаимодействия Петрушевской со знаменитейшими театрами, драматургами, её современниками. Воспоминания о том, как она участвовала начинающим драматургом в кружке Арбузова, которого считает настоящим своим учителем. Её воспоминания о дружбе с Олегом Ефремовым и рассказ об его уходе — более точного свидетельства, наверное, мы не найдём где-то в других источниках. Это рассказ о работе над «Сказкой сказок» Юрия Норштейна. Это, наконец, какие-то детали, которые заставляют нас улыбнуться, потому что воспринимаются сейчас совершенно по-другому. Все мы помним, каким талантливым актёром был Караченцев, и знаем, какая трагедия с ним произошла. И вот у неё читаешь, как Людасик — жена Колясика Караченцева — позвонила, подбежала и что-то там произнесла, и понимаешь, что когда-то, полтора-два десятилетия назад, это была особая атмосфера театральная, особая история, и она нам тоже интересна как история нашего искусства, нашего быта.
Пожалуй, я больше ничего говорить не буду, задайте вопросы, если хотите, а то я слишком много говорю.
(Аплодисменты)

Г. Макарова : Спасибо, спасибо огромное! Мы бы слушали и слушали! Пожалуйста, вопросы, ваши высказывания.

Евгений Юшков, пенсионер: Наталья Дмитриевна, вот я услышал в вашем выступлении, что Петрушевская достойна Нобелевской премии. Вы не знаете, предлагали ли ей в то время, когда она была полностью под запретом, публиковаться за рубежом? Я приведу местный пример: всем известная местная поэтесса Людмила Суворова ни сном ни духом не собиралась передавать свои стихи за рубеж, но предупреждение в Луначарском особняке получила. А вот если бы этого в своё время не произошло, то вполне мог быть и Нобель. (Смех в зале)

Е. Юшков

Н. Богатырёва: Я попробую ответить. Понимаете, разговор о Нобелевской премии Петрушевской, мне кажется, это тоже известное преувеличение. Это из той области, когда мы говорим: «Какой талантливый человек!» или «Какой солдат не мечтает стать генералом!» Если уж человек себя проявил так разнообразно в литературе, и кто-то считает, что он достоин, ему это приятно будет услышать. Но что вот я читала и что достоверно знаю о том, преследовали ли её, пыталась ли она публиковаться за рубежом в то время, когда её нигде не печатали... Вы понимаете, она потому и очень удивлялась по молодости и, может быть, даже и обижалась на тот же «Новый мир», что у неё никогда не было даже поползновения какой-то политический мотив затронуть или занять позицию политического диссидента. Этого нет в её текстах. Совершенно! И она удивлялась, почему тогда такой безоговорочный строгий запрет. Твардовский, отчасти в тех резолюциях, которые он накладывал, пояснил, мотивировал, объяснил то, что он смог почувствовать, насколько талантлив человек, поэтому, я думаю, такого факта в её биографии не было. Это странно и для исследователей тоже: почему отсутствие такой составляющей — противостояния личности художника и власти — такая на неё реакция.

Е. Юшков : То есть, можно на эту тему защитить очередную диссертацию.

Н. Богатырёва (смеётся): Можно, я думаю, что поток диссертаций не иссякнет по отношению к Петрушевской. Её сравнивают с Чеховым уже на серьёзном уровне, в тех же диссертациях. Чеховские традиции и т.п. В том отрывке, что я читала, толстовская мысль звучит.

Е. Юшков: Если не секрет — как звучит тема вашей диссертации?

Н. Богатырёва: Нет, это не тайна абсолютно, я не собираюсь скрывать. Просто к Петрушевской это не имеет отношения. Это Серебряный век, проза Серебряного века и творчество Леонида Андреева как экзистенциалиста русского — вот сфера моих научных интересов. Кандидатская диссертация называлась «Формы выражения авторского сознания в прозе Леонида Андреева».

Е. Юшков: А Даниила Андреева...

Н. Богатырёва: Даниила тогда нельзя было затронуть, когда я писала диссертацию, он ещё не был напечатан и совершенно не был известен. Но, кстати, в рукописи «Роза мира» ходила, но изданной не была, поэтому невозможно было ни ссылаться, ни упоминать его. Раз уж вы такой личный вопрос задали, да и все почувствовали, наверное, из моего рассказа, что больше всего мне нравится том публицистики у Петрушевской. У меня так бывает: я читаю публицистику и именно по публицистике пытаюсь понять — насколько искренен человек и насколько он открывается в этих текстах. Это не всегда бывает, не со всеми публицистами. Вот, скажем, Роман Сенчин, мы в своё время обсуждали его. В «Ёлтышевых» тоже мрачная картина, там гиперреализм с макабром и прочее, но когда я начала читать его статьи (я не могла, конечно, не среагировать на то, что у него тоже Андреев — любимый писатель), несмотря на мрачность вроде бы его, там этого не произошло, и это сразу определило моё отношение личное к нему. А Петрушевская в томе публицистике мне очень близка и очень интересна. А творчество её... Понимаете, когда о ней пишут как о постмодернисте, я думаю: если я с этим соглашусь, то я её для себя перечеркну. Извините, но это моё отношение к постмодернизму. Я считаю, что это тупиковая ветвь современного искусства. Абсолютно. Когда диссертанты пишут, что постмодернизм пройдет, что уже сейчас можно говорить о постреализме, что надо отнестись к нему трезво и взять лучшее, что в нём, несомненно, есть, ну что ж... это очень здраво, я думаю. Но то, что это тупиковая ветвь — я абсолютно уверена. А вот когда пишут что Петрушевская не постмодернист, потому что у неё есть духовная составляющая, абсолютно закрытая для постмодернизма, вот с этим я абсолютно согласна. Она и движется в русле постмодернизма, и использует его приёмы, и очень многое добавляет в него в сфере абсурда, но исчерпаться постмодернизмом она не может. И как уж назвать её метод — гиперреализм, постреализм и как-то ещё по-другому — это уж дело теоретиков. Они этим займутся непременно. (Смеётся)

Владимир Губочкин, инженер: Наталья Дмитриевна, мне трудно с Вами полемизировать, потому что Вы — всё-таки филолог, кандидат наук, а я — инженер, но, тем не менее, хотел бы защитить постмодернизм. Постмодернизм — это ни хорошо и ни плохо, постмодернизм — потому что такое время, потому что мы все завалились за плинтус и мы живём в этом в поисках смысла, в этой чехарде. Мы бесконечно перекладываем одни и те же карточки с места на место в поисках того, чтобы из этого пасьянса получить что-то новое. Вот это — постмодернизм.

Е. Юшков и Владимир Губочкин

Н. Богатырёва : Я абсолютно согласна. (Смеётся)

В. Губочкин: Согласны? Это значит — первый успех. (Смех в зале). Второе: в постмодернизме очень сильно игровое начало, потому что там всё делается невсерьёз, в шутку, как бы...

Н. Богатырёва : Всё верно, но когда это тотально, но когда это, так сказать, вселенский стеб — это ужасно.

В. Губочкин: Все люди устроены по-разному: кто-то любит апельсины, а кто-то огурцы. Меня, например, не от Петрушевской подташнивает, а от Сорокина и от Мамлеева, а от Петрушевской у меня такого чувства не возникает, потому что эта тетёнька...

Е. Юшков: Почему Сорокин? Сорокина...

Г. Макарова: ... все любят! (Смех в зале)

Елена Викторовна Шутылева : Давайте, о Петрушевской будем, а не о Сорокине.

В. Губочкин: Повторяю снова: кто-то любит апельсины, кто-то огурцы, кому-то — Сорокин, а кому-то — Петрушевская. Я хотел бы подчеркнуть у Петрушевской одно достоинство: она всё делает немножко невсерьёз, она пугает нас — невсерьёз, она обзывает наши страхи — невсерьёз. Её мистические вещи написаны нарочито обыденным кухонным языком, именно на снижение она работает, чтобы погрузить нас в череду быта. А быт — это вещь, в которой мы, грубо говоря, все варимся, этим нас не напугаешь. Это приём нарочитости, погружённости в быт мне очень в её творчестве нравится. Вот постмодернизм, постреализм — вы их так трактуете, а другие критики говорят, что постреализм — это скрещение постмодернизма и нового реализма.

Владимир Губочкин и Андрей Жигалин

Н. Богатырёва: Да, это так, но я просто не стала в такие теоретические штудии углубляться.

В. Губочкин: Пойдём дальше. Сейчас с экранов телевизоров не употребляется слово «трудящиеся», не употребляется слово «народ», слово «люди». Мы с экранов телевизора видим либо бандитов, сросшихся с операми и не понимаем, кто из них опер, а кто бандит. Кстати, спектакль в Театре на Спасской «Собаки-якудза» — как раз об этом. Там на сцене присутствует клан собак, куда внедряется хороший собак, и мы не понимаем, как их различать, потому что все одинаково отвратительны. Петрушевская стремится вернуть нам понятие простого человека. Её «Карамзин. Деревенский дневник» — великолепнейшая вещь! Там тоже есть своя бедная Лиза, которая, правда, утопла не в пруду, а в бочке с водой (она там чекушку вылавливала). Руфа её зовут, эту героиню. Она вылавливала чекушку, но была мала ростом и нечаянно утонула. Там всё написано иронически. Но это гигантское лоскутное одеяло: хотите мозаика, хотите панно, из фрагментов которого складывается облик, я не побоюсь этого слова, нашего народа, которому не страшно ничего. Мужики воюют на войне, а бабы растят детей в деревне. Чересчур во мрак нас погружать не надо, потому что человеческая душа стремится пережить катарсис, очиститься от скверны и снова жить. И цель Петрушевской — не запугать нас, не погрузить в эти мрачности и фантазии, а всех нас поднять над ними. Вот совершенно в Вашем выступлении я этого не услышал.

Г. Макарова: Спасибо.

Н. Богатырёва : Жаль, что Вы это не услышали, я же сформулировала это как раз.

В. Губочкин: Я ещё не закончил! (Смех в зале). Её роман «Номер Один» — это великолепнейшая, глубокая философская вещь, построенная, как компьютерная игра. Там, как в компьютерной игре-стрелялке, герой наделяется несколькими жизнями, из одного персонажа перерождается в другого. Там метки поставлены, где он через метапсихоз перерождается, там мучительный процесс прохождения через этот лед... Читайте этот роман! В моём понимании — это роман последнего пятидесятилетия, серьёзный, глубокий философский роман. Таким образом, в моём понимании Петрушевская — другой человек. Это человек, глубоко мыслящий, но маскирующийся под различными масками, прячущийся под эти маски, может быть, от какой-то действительности, может быть, так ей проще добраться до нашего нутра. Прошу мне помочь в одном — я нигде не могу уловить её истинного лица. Где она сама? Она не гений артистизма, она — гений перевоплощения, она — Протей. В одном случае она — Пелевин, в другом случае она чуть ли не под Маршака работает со своими великолепными «Дикими животными сказками». Пушкин говорит: «Как мысли чёрные к тебе придут, откупори шампанского бутылку и перечти „Женитьбу Фигаро“». А я, когда мне плохо, тоже шампанское откупориваю и читаю «Дикие животные сказки». (Смеётся). Рекомендую, читайте про клопа и так далее. Поэтому это не столь мрачная личность, это личность, которая стремится погрузить нас в бездны, чтобы наши души пережили катарсис, чтобы мы возродились из мрака этой жизни к чему-то, чтобы мы нашли опору в жизни. Я ничего этого в Вашем докладе не услышал.

Г. Макарова: Напрасно не услышали. В данном случае, мы — единомышленники, а не оппоненты.

В. Губочкин: У меня всё.

Н. Богатырёва: Давайте мы поделимся размышлениями об игровой природе постмодернизма. Понятно, что у вас любимый роман «Номер Один» и «Дикие животные сказки». У кого ещё что любимое —расскажите.

В. Губочкин : «Парадоски. Строчки разной длины». Я много могу ещё перечислять. А вот Ваше мнение, где она всё-таки открывается, где она настоящая, где она не прячется за маску, а сама?

Н. Богатырёва: Она действительно играет масками. Где она сама? Только в «Девятом томе», я в этом абсолютно убеждена. Кстати, она сама же и рассказывала, что считает свой стиль и свой язык, скроенный из различных находок, из народного языка — своеобразным открытием. И ей было очень обидно, когда её рассказы лежали в редакциях, их не печатали, но, тем не менее, она могла, например, в какой-то публикации рассказов молодых авторов набрести на кусок, синтаксически абсолютно напоминающий её прозу. Она говорила: «Я узнавала даже целые абзацы и понимала, что эти рукописи ходят по рукам». Многим кажется, что это легко — писать о быте. У кого не получится? Так что соблазн украсть был, и ей это было очень больно и обидно. Она говорит, что потом забрала эти рукописи и пожалела, что доверяла редакторам. А по поводу того, у кого учиться... Ну вот она в этом же «Девятом томе» приводит примеры: ты, говорит, только захочешь изобрести что-нибудь ироническое, уж очень яркое и, казалось бы, неуклюжее народное выражение, а оно уже в народе есть, существует. Например, «не влияет эффекта» — она такое слышала, понятно, что пародируется безграмотность, но, кажется, что это достаточно яркое выражение, которое часто звучит.

Наталья Богатырёва и Галина Макарова

В. Губочкин : Но она не пародирует, в том-то и дело, что она пытается говорить на том языке, на котором говорит народ.

Г. Макарова: Она сама себя называет собирательницей языка, и язык она не придумывает, она ничего не выдумывает. Она собирает язык, но собирает не тот язык, на котором говорят все и каждый день, а собирает тот язык, который она слышит один раз, удивляется этому языку. Она где-то даже говорит, что лучший язык — у интеллигентных алкоголиков.

Н. Богатырёва : Самый колоритный!

Г. Макарова: Да. Она ходит по улицам так, что её никто не узнает, без всяких там шляпок, без всяких прибамбасов, её никто не узнает, и она слушает. Все её произведения — это абсолютно реальные истории, которые она слышала. И ещё могу зачитать её слова: «Я пишу от боли о том, что мучает, когда хочется кричать — помогите! Добр тот, кто взывает к милосердию, не может вынести больную ситуацию и должен рассказать о чужом горе, как о своём. А не добр тот, кто эти рассказы считает чернухой и помехой для своего благоденствия. Один и тот же мой рассказ разные люди воспринимали по-разному: одни злились и запрещали, другие плакали и перепечатывали, раздавали по друзьям в годы, когда меня не издавал никто».

Борис Семёнович Кирьяков, писатель, краевед: Извините, пожалуйста, Галина Константиновна, но тут ведь речь идёт о том, что одни читают, подключая лишь мозг, а она призывает к тому, чтобы сердце подключалось.

Борис Кирьяков

Г. Макарова : Да, конечно, конечно. И потом, вы знаете, все ведь по-разному читают и разное видят там: кого-то интересует только история, только сюжет, то, что произошло с героями. А меня сюжеты почему-то интересуют только во вторую очередь. Я восхищаюсь языком: вкусным, остроумным, неожиданным, неповторимым абсолютно. Вот именно то, как она расставляет эти слова, то, как она их выбирает, как она их подбирает. И даже самая трагическая история превращается в восторг.

В. Губочкин: Абсолютно согласен, потому что у неё искусство преобладает над сюжетом. Звукопись, словопись... Можно только пожалеть тех людей, которые видят только чернуху.

Андрей Жигалин , поэт: Сюжет у неё тоже замечательный...

Г. Макарова : Безусловно, безусловно...

Е. Юшков : Как вы считаете, когда Людмила Петрушевская попадёт в школьную программу, хотя бы факультативно?

Н. Богатырёва: Она попала уже, её читают в 5 классе — пьесу «Три окошка», по-моему. Есть она уже в программе.

Г. Макарова : Кстати, обратите внимание, кто уже имеет доступ к интернету, там представлено огромное количество видеозаписей Петрушевской: песен, пьес, её «Московский хор», «Три девушки в голубом»...

Н. Богатырёва: Прекрасные совершенно, восхитительные актёрские работы: Инна Чурикова, Татьяна Пельтцер, ушедшая уже.

В. Губочкин: Вот вы правильно обмолвились, что в театре она является уже сама собой. Мне кажется, что тут мы видим её истинное лицо.

Н. Богатырёва : Она пишет о том, как она обрадовалась возможности сочинять для театра, когда это должны быть не повествователи, то есть не те, за кого надо прятаться — чужие речи, чужие слова, а только диалоги. То есть надо представить разговоры, монологи, диалоги.

В. Губочкин : Тогда можно уклониться от авторского текста.

А. Жигалин : Читать её пьесы очень тяжело. Вот я помню первую книгу, которую прочитал — «Три девушки в голубом», там такое ощущение, что идёт поток нарезанных, совершенно непонятных реплик, не связанных между собой. Это одна из её книг, которые я не смог прочитать. А потом я посмотрел в Театре на Спасской спектакль — «Уроки музыки» с Александром Королевским в главной роли. Поставила Надежда Жданова, кстати, выпускница мастерской Петра Фоменко. И как это было! Пьесу не смог дочитать, но увидел спектакль и оказалось — какая всё-таки это замечательная пьеса!

Андрей Жигалин и Любовь Садакова

Г. Макарова : Я считаю, что это не столько от актёрских работ зависит всё-таки, что в театре главный —режиссёр, режиссёрское прочтение. Конечно, Надя Жданова — ученица Фоменко. И она, конечно, вдохнула туда жизнь, которую нам иногда трудно увидеть в тексте пьесы. Это уже мастерство и актёров, и режиссёра.

А. Жигалин : Любимый рассказ у меня у Петрушевской — это «Гигиена ». Это гениальный просто рассказ! Очень страшный, можно снять фильм великолепнейший. Главное — конец хороший. Всем советую его прочитать.

Н. Богатырёва : Если говорить о жанрах, то она экспериментирует ещё в таком жанре, как цикл. То есть создание цепочки произведений, которые обязательно попадают в единое какое-то пространство авторское. Это «Песни восточных славян», но она сама, кстати, признавалась, что этим циклом не очень довольна, потому что считает его подражательным. У неё есть цикл рассказов «Реквиемы», цикл «Тайна дома», ну и сказки тоже все организованы как циклы. Это ещё одно интересное экспериментальное жанровое образование.

А. Жигалин : Вот у нас молодые люди снимают сами кино самодеятельное и ищут хорошие сюжеты, рассказы. Вот Петрушевскую можно брать смело, её сказки, особенно «Чёрное пальто», и снимать. Если вдруг кто-то этим занимается, то очень советую.

Г. Макарова : Леонтий Геннадьевич, Вы у нас совсем что-то на галёрке загрустили. А что для Вас Петрушевская?

Леонтий Геннадьевич Подлевских, кандидат исторических наук, доцент ВятГГУ: Вот вы говорили о том, откуда берётся её творчество. Это вовсе не чернуха. Если вспомнить время, когда она начинала писать, — это время господства экзистенциализма: первая волна — 20-40-е годы, вторая — 50-70-е. Экзистенциализм — это их, у нас запрещено, но тем слаще плод. Все, кто хоть как-то умел читать, у кого рука к книге тянулась, все «болели» Сартром. Сартр был властителем дум. Вспомните экзистенциалистские кафе — это чёрный потолок, чёрные стены, чёрный пол, всё чёрное. Вот вам обстановка творчества. Петрушевская просто не могла не быть другой, и не могла в качестве создателя стать кем-то другим.

А. Жигалин : У неё народный экзистенциализм тогда получается...

Л. Подлевских : Ну, пусть будет так. Народный экзистенциализм — это интересно (смеётся).

Кто-то: Новый термин в литературоведении. (Смех в зале).

Л. Подлевских : Да, вы уже можете писать диссертацию. Это никакая не чернуха, это быт, откуда всё произрастает. Очень хорошо помню, когда я стал впервые что-то писать и стал спрашивать маму: «Ну, как ты пишешь?», она говорит: «Возьми самое простое». Выдвигает ящик кухонного стола, достаёт нож. Они с папой, когда создавали семью, купили нож и на протяжении 20 или 30 лет им пользовались, подтачивали его, и он сточился. «Опиши жизнь ножа, обычного ножа, которым мы режем хлеб, другие продукты питания». Вот, пожалуйста, практически то же самое у Петрушевской. Это быт, никакой чернухи тут нет. Это обычная жизнь, обычного человека. Описывать возвышенно можно и кастрюлю, в которой вы варите гречневую крупу.

Леонтий Подлевских

Г. Макарова : Главное — честно описывать.

Л. Подлевских : Нет, честности в мире нет. Мы все лжём.

Н. Богатырёва: Давайте тогда философствовать на тему: лжём мы или принимаем условия игры? Это разные вещи.

Л. Подлевских : Про честность Петрушевской я не знаю, я говорю об истоках её творчества. Ещё важное — это образец человека. К Петрушевской можно применить английскую формулу «selfmademan» — это человек, который создал себя сам, это человек, на которого хотелось бы быть похожим. Какой искрометный фонтан она из себя представляет, несмотря на её теперешний возраст. И какая творческая лаборатория. А то, что её не печатали в Советском Союзе... И правильно. Странно, что она не понимала, что её не могут печатать. Что значит: «Я не касаюсь политических тем»? Быт это тоже — политика. И Твардовский, закоренелый консерватор, напечатал Солженицына — два рассказа — только по прямому приказу свыше. Приказ поступил с такого верха, от Хрущёва, ослушаться которого он как солдат партии просто не имел права. Вот и всё. Твардовский и никто другой её просто не могли напечатать. Не имели права. И возможностей не имели. Естественно, быт это тоже — политика.
А в Советском Союзе — вы вспомните: «Наша жизнь прекрасна, и будущее наше ещё прекраснее, а то, что будет за этим — так там будет коммунизм!». Поэтому Петрушевской тут места не было.

Г. Макарова : Это как раз и имелось в виду, когда я говорилось о честности.

А. Жигалин : По поводу ножа — это интересно бы было... Петрушевская придумала бы наверняка детали истории, возможно, им кого-то убили, или ещё что-то. И вот тут, кстати, возможно, что один из истоков творчества Петрушевской — это Андерсен, который тоже брал обычные предметы, погружался в быт, но уводил это всё из быта именно в бытиё. Вот, наверное, тоже исток такой её.

В. Губочкин: Вот мы и нащупали в наших разговорах именно то, что составляет основу творчества Петрушевской: она опирается на бытовые вещи, на обыденные вещи, на заземлённые вещи, на низкие вещи, и выводит отсюда какой-то другой знаменатель, который нас защищает и нас просветляет.

Н. Богатырёва: Метафизика, философия высокой духовности во всём этом есть, безусловно.

Ирина Николаевна Крохова : Но слишком много у неё этого тёмного, а светлого...

В. Губочкин : А таков человек!

Г. Макарова (грустно): Да...То он и видит.

В. Губочкин : Не пугайтесь! Не принимайте всё близко к сердцу.

И. Крохова : Всё правильно!

Г. Макарова : Майя Алексеевна, а Вы давно перечитывали Петрушевскую?

Майя Алексеевна Селезнёва : Я её не читала.

Г. Макарова : Вообще?!

М. Селезнёва : Я испугалась её спектаклей и всё, решила — это не для меня.

Майя Селезнёва

М. Селезнёва : Да. Тяжело, поняла, что это не для меня.

А. Жигалин : Очень тяжело читается! Только режиссёр может это оживить всё...

М. Селезнёва : Нет, я иду более лёгким путём.

В. Губочкин: А я легко читаю... Это трогательная, щемящая история — «Три девушки в голубом». Это кошмар.

Елена Викторовна Шутылева (смеётся): Трогательная, лёгкая, но кошмар. Вы понимаете, да?

Г. Макарова : Именно так, именно так.

В. Губочкин: От этого исторгаются, извините меня, слёзы. А говорить, что это плохо, что это трудно читать...

Г. Макарова : Елена Викторовна, а Вы как?

Е. Шутылева : Я, пожалуй, тоже не принадлежу к многочисленным поклонникам Петрушевской, я её не выношу, откровенно говоря, просто не выношу. Она настолько мне чужда, что когда я её читаю, мне плохо становится. Может быть, потому, что всё-таки эмоциональное состояние у людей разное, вот есть люди... Может быть, я не столь глубока, мне кажется, может быть, даже так. Помните, как в цирке: «Нервных просим удалиться». Вот я, наверное, из этой категории. Потому что та внутренняя сущность, и то, что она заставляет видеть, это меня заставляет содрогаться, я не могу её читать.

Елена Шутылева

А. Жигалин : Возникает желание отгородиться поскорей, исключить?

Е. Шутылева : Нет, почему отгородиться? У каждого человека есть своё дно. Есть люди с такой сильной нервной устойчивостью...Ну вот, как морская качка: человек может её не выносить совсем

Н. Богатырёва (смеётся): Вестибулярный аппарат может не сработать.

Е. Шутылева : Совершенно верно, я — не космонавт.

В. Губочкин : На эту тему Садур пьесу написала — «Панночка». Там зло существует только тогда, когда ты его впустишь в себя. Вот Вы, вероятно, боитесь его пустить в себя.

Е. Шутылева : Да почему? Каждый человек понимает свои возможности, имеет свой предел обороны: кто-то пропустит, переработает и уйдёт, а я не могу так. Я прочитала у неё несколько вещей, но после этого просто не смогла... Видимо, я не предназначена для того, чтобы её переносить. Но мне абсолютно нравится её язык. Я вообще очень трогательно отношусь к языку, к русскому языку. Тургенев — мой любимый писатель, у него язык совершенно изумительный, прекрасный... И такое на его фоне... Ну, не могу.

Елена Шутылева

А. Жигалин : То есть, читающие Тургенева не читают Петрушевскую?

В. Губочкин: А я не могу представить Тургенева сейчас на кухне.

Е. Шутылева : Талант — естественно...

Н. Богатырёва : Её сравнивают ещё с Платоновым, потому что Платонов тоже косноязычен...

Е. Шутылева : Да, да, конечно!

Н. Богатырёва : ...и в такой же мере её герои косноязычны.

Е. Шутылева : Но он всё-таки более лёгок, я бы так сказала.

Г. Макарова : Галина Владимировна, а Вы как? Переносите Петрушевскую?

Галина Владимировна Соловьёва, врач, доцент КГМА: Я переношу Петрушевскую, но тоже дозированно, то есть потом я долго-долго отхожу.

Г. Макарова: Как любое искусство дозированно, да.

Г.Соловьёва: Я хотела бы обратить внимание на вопрос, который несколько раз возникал сегодня: почему её не печатали в советское время, когда она начинала, когда она пришла к Твардовскому и так далее. Мне кажется, это настолько очевидно, и мне кажется, наша аудитория всё понимает. Действительно, в те годы и воспитание, и образование наше формировали образ счастливой жизни, и мы ничего не знали, у нас не было не только возможности куда-то уехать, но и информации, чтобы где-то о чём-то прочитать и так далее. Потому её видение и её вот такая конкретика — честная, смелая — она тогда была безусловно невозможна. Невозможно, чтобы кто-то погрузился в это, задумался, может быть, до конца не дочитал, но, по крайней мере, задумался.

Галина Соловьёва

Это очень сильная литература, прежде всего. Мы пытаемся читать для того, чтобы понять других людей — это самое главное. Правда? Быть толерантными, уметь прощать, это нужно воспитывать в себе. Вот в этом плане Петрушевская действительно очень сильный писатель, и даже если мы изначально после каких-то её вещей отрицательно относимся к ней, читать это надо. Осмысливать, переосмысливать, а не просто любить и знать. Вот такое моё впечатление и отношение.

Н. Богатырёва : Абсолютно с Вами согласна.

Г. Макарова : Очень хорошо, спасибо.

Н. Богатырёва : Но вы знаете, вот ещё мысль, какая возникает... Она поднимает о человеке такие вещи, которые от политического строя очень мало зависят. Поэтому я абсолютно согласна с Вами (обращается к Л. Подлевских) — это экзистенциализм в чистом виде.

Л. Подлевских : Это как раз настоящее искусство, в самом чистом виде.

Н. Богатырёва: Причём она так беспощадно затрагивает существо того, что мешает людям соответствовать даже той же толерантности, идеалу сопереживания, прощения, доброты и так далее. Личность мешает. Личное «Я» мешает. «Я», противостоящее всему миру! И у неё в быте это укоренено так, что страшно становится, когда читаешь, потому что узнаёшь: человек действительно таков. А ему это преодолевать стоит огромных духовных усилий. И вот поэтому она страшная, да!

Наталья Богатырёва

В. Губочкин : Великолепно! Полностью с Вами согласен!

Н. Богатырёва : Вот вы знаете, а у меня такое ощущение... Вы когда стали говорить после меня, у меня было ощущение абсолютного согласия с Вами (смеётся). И мне было очень странно, когда Вы сказали, что у меня это не прозвучало...

Г. Макарова (смеётся ): Ну, бывает, бывает такое.

А. Жигалин : Кстати говоря, в фамилии «Петрушевская» уже есть имя — «Петрушка». А он был изгой, он был весёлый...

Н. Богатырёва : Этот облик она, кстати, в последнее время взяла на вооружение и погрузилась в него, у неё это талантливо получается. Почему нет? Ради бога! «Старушка, не спеша, дорогу перешла», — это просто шедевр! Я с удовольствием это слушаю!

А. Жигалин : А может, мы послушаем? Посмотрим?

Г. Макарова : Мы обязательно посмотрим, я обещала. Но сначала мы закончим, а песни послушаем, чуть погодя.

Н. Богатырёва : Мне кажется, уже можно...

Г. Макарова : Да, я знаю, что уже пора... Погодите немножечко, Таня!

Н. Богатырёва (смеётся): Таня с готовностью...

Г. Макарова : Поставьте на 49-ю минуту (о концерте Петрушевской ), пожалуйста, и немножко подождите, чуть-чуть. Ну, если нет больше желающих выступить, то скажу я.
Я очень рада, что мы взяли такую трудную, необъятную тему, такую Вселенную под названием Петрушевская, и мне кажется, мы справились. Конечно, нельзя объять необъятное, но, благодаря, прежде всего, Наталье Дмитриевне, у нас это получилось. Она умеет очень коротко и очень глубоко сказать о главном, об основном. А у Петрушевской, как у настоящего художника, всё-таки главное — это её художественные особенности, особенности языка, стиля. И вообще, всё, что Вы говорили сегодня, это настолько интересно! И я вообще благодарна, как и, может быть, многие из вас, клубу за то, что мы берём такие темы, которые заставляют погрузиться в тему или в автора — и влюбиться. Вот я Петрушевскую до этого читала, конечно, но я не была в неё влюблена. Когда я стала готовиться... Вы понимаете, это такое наслаждение! Вот мы сейчас песни послушаем — это что-то! Это настолько свободный человек, что действительно ему хочется подражать.

Наталья Богатырёва, Галина Макарова и Анатолий Василевский

Ну, и я закончить ещё хочу тем, что Наталье Дмитриевне — огромная благодарность! Не только за сегодняшний вечер, но и за те вечера, когда она принимала участие в наших заседаниях, и в просмотрах наших киноклубных, где она тоже всегда удивительно глубоко умеет воспринимать сложнейшие произведения искусства. Поэтому моя благодарность безмерна. И от клуба «Зелёная лампа», и от вашего имени тоже я хочу подарить Наталье Дмитриевне нашу зелёную лампу. Тем самым она вступает в наш узкий круг активистов «Зелёной лампы», ведущих «Зелёной лампы», и я надеюсь, что мы ещё не один раз будем иметь счастье слушать Наталью Дмитриевну.
(Вручает миниатюрную зелёную лампу)

Н. Богатырёва : Какая прелесть!
(Аплодисменты)

Н. Богатырёва : Спасибо! Потрясающе!

Наталья Богатырёва

Г. Макарова : Всех вас приглашаю на следующее заседание — «Мистификации в литературе». За книжками — в абонемент, там много всего такого, о чём вы даже не подозреваете.
А сейчас, пожалуйста, 49-я минута, и смотрим второе отделение. Это концерт 2010 года, здесь Петрушевской 72 года.
(Просмотр видеозаписи сопровождался аплодисментами )

• Петрушевская, Л. С. Собрание сочинений: в 5 т. — М. : ТКО АСТ; Харьков: Фолио, 1996. — 254 с.
• Петрушевская, Л. С. Время ночь: повесть. — М. : Вагриус, 2001. — 175 с.
• Петрушевская, Л. С. Город света: волшебные истории. — СПб. : Амфора, 2005. — 319 с.
• Петрушевская, Л. С. Изменённое время: рассказы и пьесы. — СПб. : Амфора, 2005. — 335 с.
• Петрушевская, Л. С. Два царства: [рассказы, сказки].— СПб. : Амфора, 2007. — 461 с.
• Петрушевская, Л. С. Детский праздник: [(истории из жизни детей и их родителей) : сборник]. — М. : АСТ: Астрель, 2011. — 346 с.
• Петрушевская, Л. С. Дикие животные сказки; Морские помойные рассказы; Пуськи Бятые. — СПб. : Амфора, 2008. — 401 с.
• Петрушевская, Л. С. Дом девушек: рассказы и повести. — М. : Вагриус, 1999. — 448с.
• Петрушевская, Л. С. Жизнь это театр. : [рассказы, роман].— Санкт-Петербург: Амфора,2007. — 398 с.
• Петрушевская, Л. С. Жила-была женщина, которая хотела убить соседского ребёнка. — М.: АСТ: Астрель, 2011. — 216 с.
• Петрушевская, Л. С. Загадочные сказки. Стихи(хи) 2. Пограничные сказки про котят. Поэмы. — СПб. : Амфора, 2008. — 291 с.
• Петрушевская, Л. С. Истории из моей собственной жизни: [автобиографический роман]. — СПб.: Амфора, 2009. — 540 с.
• Петрушевская, Л. С. ...Как цветок на заре: рассказы. — М. : Вагриус, 2002. — 255 с.
• Петрушевская, Л. С. Квартира Коломбины: [пъесы]. СПб. : Амфора,2006. — 415 с.
• Петрушевская, Л. С. Конфеты с ликером: (истории из жизни).— М. : АСТ:Астрель, 2011. — 313 с.
• Петрушевская, Л. С. Котёнок Господа Бога: рождественские истории. — М. :Астрель, 2011. — 412 с.
• Петрушевская, Л. С. Маленькая девочка из «Метрополя»:повести, рассказы, эссе.— СПб. : Амфора, 2006. — 464 с.
• Петрушевская, Л. С. Московский хор: [пьесы]. — СПб. : Амфора, 2007. — 430 с.
• Петрушевская, Л. С. Настоящие сказки. — М. : Вагриус, 1999. — 446 с. — (Женский почерк).
• Петрушевская, Л. С. Не садись в машину, где двое: историии разговоры: [сборник]. — М. : АСТ; СПб. :Астрель-СПб, 2011. — 443 с.
• Петрушевская, Л. С. Номер Один, или В садах других возможностей: роман. — М. :Эксмо, 2004. — 336 с.
• Петрушевская, Л. С. Парадоски: строчки разной длины. — СПб. : Амфора, 2008. — 687 с.
• Петрушевская, Л. С. Приключения буквы "А«.—М. :Астрель, 2013. — 47 с.
• Петрушевская, Л. С. Приключения Кузи, или Город Света:[повесть: для ст. шк. возраста]. — М. :Планета детства, 2011. — 189 с.
• Петрушевская, Л. С. Путешествия в разные стороны:[рассказы, эссе, фельетоны].— СПб. : Амфора, 2009. — 351 с.
• Петрушевская, Л. С. Рассказы о любви. — М. : АСТ: Астрель, 2011. —317 с.
• Петрушевская, Л. С. Роман с опозданиями:warum so spat? — М. :Астрель: CORPVS, 2010. — 478 с.
• Петрушевская, Л. С. Чёрная бабочка: [рассказы, диалоги, пьеса, сказки]. — СПб. :Амфора, 2008. — 299 с.

• Бавин, С. Обыкновенные истории: (Л. Петрушевская) :Библиогр. очерк. — М. : РГБ, 1995. — 36 с.
• Богданова, П. Женская пьеса: «Три девушки в голубом» Л.Петрушевской // Современнаядраматургия. — 2013. — № 2. — С. 213 — 217.

  Людмила Петрушевская и её группа «Керосин»

Людмилу Петрушевскую нельзя назвать рядовым писателем, ее произведения затрагивают тайные струны и в детских, и во взрослых душах. Это человек с удивительной судьбой, всю жизнь живший вопреки, не сдаваясь и не пасуя перед очередным поворотом судьбы. Долгое время произведения Людмила Стефановна писала в стол, поскольку они не проходили советскую цензуру. А на пике карьеры женщина открыла в себе талант мультипликатора и музыканта.

Детство и юность

Людмила Стефановна Петрушевская родилась в 1938 году под зодиакальным знаком Близнеца в Москве в молодой студенческой семье. Стефан Петрушевский стал доктором философии, а его жена работала редактором. Во время войны Людмила попала в детский дом в Уфе, а позднее воспитывалась дедом.

View this post on Instagram

Писательница Людмила Петрушевская

Николай Феофанович Яковлев, лингвист-кавказовед, участник борьбы с неграмотностью, настаивал на том, чтоб маленькую внучку не учили читать. Ярый сторонник марризма тяжело переживал разгром этой теории Иосифом Сталиным и, по неофициальным сведениям, на нервной почве заработал психическую болезнь.

Еще в начале ХХ столетия в семье Петрушевских зародилась традиция домашних театральных постановок. Сама Людмила в детстве и не мечтала о карьере литератора, а грезила о сцене и хотела выступать в опере. Писательница занималась в вокальной студии, но стать оперной дивой было не суждено.

View this post on Instagram

Людмила Петрушевская в детстве

В 1941 году Людмила с дедушкой и бабушкой экстренно эвакуировались из Москвы в Куйбышев, с собой семья прихватила только 4 книги, среди которых были стихотворения Маяковского и учебник истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков).

Девочка с любопытством разглядывала газеты, по которым и выучила буквы. Потом уже тайком читала, учила наизусть и даже цитировала книги. Бабушка Валентина часто рассказывала внучке, что в молодости сам Владимир Маяковский оказывал ей знаки внимания и хотел взять в жены, но она выбрала лингвиста Яковлева.

View this post on Instagram

Людмила Петрушевская

Когда закончилась война, Людмила вернулась в Москву и поступила в Московский государственный университет имени Ломоносова изучать журналистику. По окончании вуза устроилась корреспондентом в издательство, а затем перешла на Всесоюзное радио, где вела передачу «Последние известия».

В 34 года Петрушевская заняла должность редактора на Центральном телевидении, писала отзывы о серьезных экономико-политических передачах вроде «Шаги пятилетки». Но вскоре на Людмилу стали писать жалобы, через год она уволилась и больше не предпринимала попыток устроиться на работу.

Литература

Еще на журфаке МГУ Петрушевская писала шуточные стихи и сценарии для студенческих творческих вечеров, но о карьере литератора не думала и тогда. Только в 1972 году в Санкт-Петербургском литературно-художественном и общественно-политическом журнале «Аврора» впервые опубликовали коротенький лирический рассказ «Через поля». Следующая публикация Людмилы датируется только второй половиной 1980-х годов.

View this post on Instagram

Книга Людмилы Петрушевской «Странствия по поводу смерти»

Зато творчество Петрушевской по достоинству оценили небольшие театры. В 1979 году Роман Виктюк на сцене Дома культуры «Москворечье» поставил пьесу «Уроки музыки», написанную еще в 1973-м. После премьеры режиссер Анатолий Эфрос похвалил работу, но отметил, что эта пьеса никогда не пройдет советскую цензуру, столь радикальны и правдивы мысли, высказанные автором. И Эфрос оказался прав: «Уроки» запретили и даже разогнали театральную труппу.

Позднее во Львове театр, созданный студентами местного политеха, поставил «Чинзано». На профессиональной сцене произведения Людмилы Стефановны появились только в 1980-х годах: сначала московский драматический театр «Таганка» поставил спектакль «Любовь», затем в «Современнике» сыграли «Квартиру Коломбины».

View this post on Instagram

Книга Людмилы Петрушевской «Подарок принцессе. Рождественские истории»

Петрушевская продолжала писать рассказы, пьесы и стихи, но они все еще не публиковались, поскольку отражали нежелательные для правительства страны стороны жизни народа Советского Союза.

Нельзя сказать, что она придерживается одного-единственного жанра. Например, «Пуськи бятые» - это подражание неразборчивому детскому лепету, «Истории из моей собственной жизни» - автобиографический роман.

View this post on Instagram

Книга Людмилы Петрушевской «Нас украли»

«Время ночь» - жесткий и неприглядный реализм, «Нас украли» - отнюдь не детектив о подмене детей, как кажется на первый взгляд, а своеобразное наблюдение за тем, как кто-то «наверху» придумывает нелепые правила, по которым вынуждены жить «низы». Книга в 2018 году вошла в шорт-лист литературной премии «НОС». «Богиня парка» и вовсе сборник новелл о любви, смешных и мистических рассказов и даже триллеров.

В 1990-е в библиографии Людмилы появились сказки для разных возрастных групп. «Сказка о часах», «Волшебные очки», «Матушка-капуста», «Анна и Мария» - это смесь легенды, анекдота, отсылок к произведениям других авторов, фольклора и пародии. Но что бы она ни писала, источником вдохновения, как сказала Петрушевская в интервью Владимиру Познеру , всегда выступала реальная жизнь.

«Познер» - Гость Людмила Петрушевская

В 2007 году в Санкт-Петербурге вышел сборник «Московский хор», включивший в себя такие пьесы, как «Сырая нога, или Встреча друзей», «Бифем» и другие. Год спустя состоялась премьера цикла мультфильмов для детей, главным героем которых стал поросенок Петя.

Интeресным фактом в биографии Петрушевской стал спор о том, не ее ли профиль использован в изображении знаменитого ежика из мультфильма «Ежик в тумане». И действительно, если внимательно посмотреть на фото писательницы, обнаруживаются общие черты. Да и сама Людмила Стефановна упоминала об этом в своих произведениях, хотя мультипликатор Юрий Борисович Норштейн озвучивал другую версию создания героя.

- (р. 1938) русская писательница. В пьесах (Любовь, постановка 1975; Чинзано, День рождения Смирновой, обе постановки 1977; Уроки музыки, постановка 1979), повестях и рассказах (Свой круг, 1988; Песни восточных славян, 1990; Время ночь,… … Большой Энциклопедический словарь

Петрушевская, Людмила Стефановна - ПЕТРУШЕВСКАЯ Людмила Стефановна (родилась в 1938), русская писательница. В пьесах (“Любовь”, постановка 1975; “Чинзано”, “День рождения Смирновой”, обе постановки 1977; “Уроки музыки”, постановка 1979), повестях и рассказах (“Свой круг”, 1988;… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

- (р. 1938), русская писательница. В пьесах («Любовь», постановка 1975; «Чинзано», «День рождения Смирновой», обе постановки 1977; «Уроки музыки», постановка 1979), повестях и рассказах («Свой круг», 1988; «Песни восточных славян», 1990; «Время… … Энциклопедический словарь

ПЕТРУШЕВСКАЯ Людмила Стефановна - (р. 1938), русская советская писательница. Пьесы «Любовь» (пост. 1975), «Чинзано», «День рождения Смирновой» (обе — пост. 1977), «Чемодан чепухи» (1978), «Уроки музыки» (пост. 1979). Рассказы. Киносценарии. Переводы.■ Пьесы, М., 1983 (в… … Литературный энциклопедический словарь

Прозаик, драматург; родилась в 1938 г.; окончила факультет журналистики МГУ; автор пьес "Любовь", "Чинзано", "День рождения Смирновой", "Уроки музыки", "Стакан воды", "Три девушки в… … Большая биографическая энциклопедия

Людмила Петрушевская 1 февраля 2009 г. на 25 летии рок группы «Звуки Му» Имя при рождении: Людмила Стефановна Петрушевская Дата рождения: 26 мая 1938 Место рождения: Москва, СССР Гражданство: Росси … Википедия

Людмила Стефановна Петрушевская - Юбилей Людмилы Петрушевской, которой в понедельник исполняется 70 лет, будет отмечен специальным "Петрушевским фестивалем", который растянется почти на месяц и представит писательницу в необычном для нее амплуа. Прозаик, драматург… … Энциклопедия ньюсмейкеров

ГОУ ВПО «ОМГУ имени Ф. М. Достоевского». Филологический факультет.

Кафедра библиотечно-информационной деятельности.

Реферат

по теме «Жанровое многообразие творчества Л. Петрушевской».

Выполнила: Дулова Елена. ЯФБ-001-0.

Проверил: Хомяков Валерий Иванович.

Омск 2011.

Введение

Творчество Петрушевской - особый, во многом уникальный художественный мир. Художественный мир Людмилы Петрушевской представляет собой сложный синтез взаимоисключающих эстетических тенденций: постмодернизма и реализма, натурализма и сентиментализма, модернизма и барокко. Жанровое разнообразие её произведений достаточно велико. Это и драматургические, прозаические произведения, а также сказочная проза.

С первого появления на литературной арене - в 1972 г. в журнале «Аврора», где были опубликованы два её рассказа: «История Клариссы» и «Рассказщица», писательница поставила перед критиками и теоретиками литературы ряд загадок, одной из которых стал оригинальный образ повествователя. Петрушевская обнаружила дар «стенографического воспроизведения» бытовых ситуаций, пугающе точно излагая их «ненавистным, сумасшедшим языком очереди». Язык ее произведений стал выразителем «психопатологии обыденной жизни». Но только этот необыкновенный стиль Петрушевской и смог вызвать «эффект самовыражающейся жизни», сделав ее одной из самых заметных фигур в современной прозе. Но путь к славе и признанию оказался не легким для писательницы. В "застойные" семидесятые годы произведения молодой писательницы, окончившей в 1961 г. факультет журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова, печатали с большим трудом. После публикации в «Авроре» двух её рассказов, лишь спустя семь лет увидела свет её одноактная пьеса «Любовь» ("Театр". 1979. №3). При этом еще не напечатанные пьесы Петрушевской ставились на московской сцене: "Уроки музыки" (1973) были в 70-е годы поставлены Р. Виктюком в Студенческом театре МГУ, одноактная "Любовь" (1974) - Ю. Любимовым в Театре на Таганке в 1980-е гг. Удачным оказался спектакль 1985 года в театре Ленинского комсомола по пьесе "Три девушки в голубом". Ситуация с публикацией произведений Петрушевской изменилась в период перестройки. В 1988 г., наряду с первым сборником пьес Петрушевской "Песни XX века", вышла ее книга рассказов "Бессмертная любовь". В 1991 г. писательнице присуждена Пушкинская премия в Германии. Многие российские критики признали ее повесть "Время ночь" лучшим произведением 1992 года. В 1993 г. вышел сборник рассказов "По дороге бога Эроса", в 1997 в Москве опубликована книга "Настоящие сказки", в 1998 там же появился сборник прозы "Дом девушек", где опубликованы, наряду с рассказами, и повести Петрушевской, ранее печатавшиеся лишь в журналах. Признание пришло к уже зрелому автору потому, что Петрушевская талантливо и смело показала страшные реалии жизни "застоя" и первых лет перестройки. "Серая" будничная жизнь изображена в прозе Петрушевской в ритмах и речи сегодняшнего дня "Сильно. Кратко. Жестко" (Mиxaйлoв A. Ars Amatoria, или Наука любви по Петрушевской // Лит. газ. - 1993. - 15 дек. N 37. - С. 4.). Писательница подчеркивала: "...Мое рабочее место на площади, на улице, на пляже. На людях. Они, сами того не зная, диктуют мне темы, иногда и фразы... А я все равно поэт. Я вижу каждого из вас. Ваша боль - моя боль" (Сушилина И.К. Современный литературный процесс в России. - М., 2001. - С. 37.).

Её пьесы, рассказы и повести обычно ужасают, а сказки, напротив, радуют - такой уж дар у этого художника слова.

Драматургия и проза Петрушевской производят впечатление реалистической, но какой-то сумеречной. С конца 1990-х годов в ее прозе становится все более очевидно преобладание ирреального начала. Синтез реальности и фантазии становится в произведениях этой писательницы основным жанровым, структурно- и сюжетообразующим принципом. Примечательны в этом смысле как общее заглавие ее книги «Где я была. Рассказы из иной реальности» (2002), так и названия новелл, включенных в нее: «Лабиринт», «В доме кто-то есть», «Новая душа», «Два царства», «Призрак оперы», «Тень жизни», «Чудо» и др. В этом сборнике реальность отодвигается далеко в сторону «царства мертвых», таким образом, своеобразно преломляется идея романтического двоемирия, противопоставление «здесь» и «там» бытия. Причем Л. Петрушевская не стремится дать читателю целостное представление ни о реальной действительности, ни о таинственном потустороннем мире. На передний план выходит решение задачи соизмерения человека с неизведанным «царством», их взаимопроницаемости: оказывается, что запредельное и инфернальное не просто проникло в наш реальный мир - соседство с людьми темных мистических сил, ужасающих и одновременно манящих, является вполне органичным, законным и почему-то даже неудивительным. Петрушевская никогда не делает различия между миром небесным и миром земным, более того, между миром сказочным, архаичным, и миром цивилизованным. В ее прозе все запредельное прописано на той же улице и даже в той же квартире, в которой живет обыденность. Но не только таинственное и потустороннее проникает в «наш» мир, напротив, еще чаще сам человек проникает из «этого» мира в «тот», инфернальный, необъяснимый, пугающий.

Безусловно то, что человек (в данном случае - герой Петрушевской) тем или иным способом попадает на «тот» свет. Однако в основном читателю трудно понять и определить, куда именно попадает герой, ад перед нами или рай, современный вариант чистилища, греческий мифический Элизиум или Лимб, изображенный Данте - слишком часто причудливо переплетаются «царства» и так сильно они иногда похожи. Эта особенность мистической прозы Петрушевской одновременно является ее «изюминкой» и загадкой и в то же время камнем преткновения при ее прочтении. Таким образом, можно сделать вывод, что в таком направлении творчества Петрушевской как мистическая проза просматривается очевидная антиномия ада и рая.

Современная литературная критика связывает Петрушевскую с "другой литературой", осваивающей прежде "табуированные" для советской литературы жизненные реалии - тюрьму, "дно" общества и т.п., что характерно для новой "натуральной школы". После М. Горького социальное "дно" нашло своего исследователя и художника в лице Петрушевской. Причем, в отличие от М. Горького, в отношении которого к обитателям социального "дна" сочетались элитарность ницшеанского толка ("Человек - это звучит гордо!") и демократизм, позиция писательницы поистине демократична. Верна оценка критика И. Борисовой: в творчестве Петрушевской демократизм - и "чисто художественная категория, ...и этика, и эстетика, и способ мышления, и тип красоты».

Жанровое своеобразие творчества Л. Петрушевской на примере несказочной прозы и драматургии

Драматургия и несказочная проза Петрушевской поражают гиперболизованной концентрацией отрицательного. А изображение жизни как абсурда наводит на мысль об аналогиях с экзистенциализмом.

Как и у экзистенциалистов, у нее истинная сущность героев получает проверку в пограничных ситуациях измены, болезни, ухода в небытие. Герои Петрушевской нередко вынуждены совершить свой выбор, обнаруживающий их истинную суть (порой понятие выбора вынесено в заглавие, как в рассказе "Выбор Зины"). Жизненная философия писательницы не слишком оптимистична, что видно, в частности, из следующего философского пассажа, открывающего рассказ "Непогибшая жизнь": «…что значит погибшая жизнь? Кто скажет, что добрый и простой человек сгинул не просто так, оставил свой след и т.д. - а злой, вредный и нечистый человек пропал из жизни особенно как-то, с дымом и на дыбе? Нет" (Пeтpyшeвcкaя Л.С. Дом девушек: Рассказы и повести. - М., 1998. - С. 25.). Таким образом, выходит парадоксальный вывод, что результат бытия хороших и злых людей совершенно одинаков. Между тем основная тема Петрушевской - именно погибшая жизнь. Герои и героини произведений писателя часто внезапно умирают от горя или выбирают самоубийство как ответ недостойному бытию. Характерно, что обычно такие герои обладают "определенным семейным статусом - жены, мужа ("Упавшая", "Грипп").

Впрочем, Петрушевская открыла еще одну, собственно советскую пограничную ситуацию, связанную с борьбой за квартиру, ее наличием или отсутствием. Энергичные и цепкие герои умеют закрепиться в квартире и даже расширить свою жилплощадь, а неудачники, наоборот, легко теряют ее. В освоении данной темы писательница близка Ю.Трифонову, наполнившему ситуацию квартирного обмена социально-нравственным смыслом.

Петрушевская склонна воссоздавать преимущественно темные стороны жизни. Предмет ее рассказа "Али- Баба" - существование алкоголиков, опустившихся людей, в реквиемах "Бацилла" и "Богема" показана жизнь столичных наркоманов и представителей богемы; Правда, порой писательница изображает мир творческих либо научных работников ("Жизнь это театр", "Смотровая площадка"), но и в этих произведениях неизменным остается выбранный художественный ракурс - изображение несложившейся либо разрушенной женской судьбы. Причем существенно, что такой жизненный материал обработан вовсе не по-феминистски.

Основная тема большей части рассказов, повестей и сказок Петрушевской - изображение женской любви - к мужчине, детям, внукам, родителям. Скромная библиотекарь Пульхерия, героиня рассказа "По дороге бога Эроса", увидела в своем возлюбленном не седого и немолодого человека, сумасшедшего гения, а мальчика, "ушедшее в высокие миры существо, прикрывшееся для виду седой гривой и красной кожей". Пульхерия отдала всю себя этому чувству. В великолепном рассказе "По дороге бога Эроса" показан и феномен мужской любви. Но за редкими исключениями эта любовь рисуется как родственная - к родителям, обычно к матери (данная тема как нельзя лучше разработана в рассказе "Младший брат"). Изображение жизни семьи и диктует писателю обращение к жанру семейного рассказа или семейной повести, однако под пером Петрушевской эти жанры чуть ли не соединяются с жанром готического романа. И неудивительно, ведь в семье она чаще всего видит распад: неверность одного или обоих супругов, ад ссор и склок, обжигающие потоки ненависти, борьбу за жилплощадь, вытеснение кого-то из членов семьи с этой жилплощади, приводящее его к нравственной деградации (в повести "Маленькая Грозная" к пьянству) либо мешающее герою обрести место в социуме (повесть "Время ночь"). Некоторые коллизии ее рассказа "По дороге бога Эроса" и повести "Маленькая Грозная" напоминают обстоятельства вытеснения постылых детей госпожи Головлевой.

Отсутствие квартиры у режиссера Саши - одна из причин ее загубленной жизни: "… Саша передвигалась по городу от квартиры к квартире, от комнаты к комнате, от матраца на полу к раскладушке, и каждое утро, осторожно выбираясь из очередного чужого гнезда, вероятно, хитроумно планировала следующий пункт своего кочевья, пока не откочевала навеки, сунувшись в петлю: но об этом после" ("Жизнь это театр". С. 147).

Персонажи прозы Петрушевской, за редким исключением, не живут, а выживают. Естественно, что подобный взгляд на человеческое существование потребовал плотного бытописания, подчас натуралистического. Вещные, бытовые детали отобраны точно и наполнены психологическим содержанием. Фраза "трусливо вжавшийся в подушку двадцатипятилетний сын" красноречиво рассказывает о характере героя рассказа "Младший брат". Особенно показательна в этом отношении повесть "Время ночь", в которой нищий быт главной героини, поэта Анны Андриановны, показан с большой художественной силой: здесь и тряпочка вместо носового платка, и два бутерброда с маслом, украденные во время ужина после выступления перед детьми - иначе не прокормить обожаемого внука Тимошу, и пенсия старухи-матери, которую отдали в психиатрическую больницу, помогающая сводить концы с концами бабушке и ее внуку. И здесь же, как и в повести "Свой круг", много описаний физиологических отправлений человеческого организма, характерных для неонатурализма как позднего этапа реализма.

Правда, иногда Петрушевская рисует сцены счастливой любви ("Как ангел", "Элегия"), но и такая любовь все же с червоточинкой, что типично для художественного мира этого писателя. Любовно-семейное общение двоих тяжело само по себе либо становится таковым в силу неблагоприятных условий. Поэтому оно все-таки несет беду."Я не могу понять одного: почему он бросил Надю, ведь он знал, что ее это доконает, и она действительно умерла через год после его смерти", - таково начало рассказа "Сережа". У немолодых любящих друг друга супругов в рассказе "Как ангел" рождается дочь-даун по имени Ангелина. Название рассказа иронично, даже святотатственно. Павел из "Элегии" не выдерживает гнета любви своей жены и уходит в мир иной. "И то, которое нежнее в сем поединке двух сердец...". В изображении любви Петрушевская сродни иногда романтику Тютчеву.

Только любовь к ребенку ("Еврейка Верочка", "Свой круг", "Время ночь") открывает лучшее в человеке, и это чувство Петрушевская способна описать как никто иной. Она достигает истинной поэтичности и лиризма в повести "Время ночь" и в сказке "Две сестры", рассказывая в повести о привязанности своей героини к внуку и любуясь в обоих произведениях прелестью детей.

Только ребенок как воплощенное продолжение жизни может заставить героев писательницы хотя бы отчасти примириться с посторонним бытием. Но, чтобы опереться на эту хрупкую опору, необходимы счастливое прошлое, душевная твердость. Режиссера Сашу в этом мире не удержало даже чувство вины перед любимой доченькой: не прошли даром все перенесенные героиней унижения прошлых лет, былая житейская неустроенность, враждебность свекрови, творческие неудачи ("Жизнь это театр"). Петрушевская по-своему плачет над трудной судьбой интеллигентной женщины, желающей и не способной совместить две сферы, которые требуют всю героиню без остатка - творчество и семейную жизнь. В душах тех героинь писательницы, которым она сострадает, всегда преобладает "человеческое, слишком человеческое". Поэтому данный рассказ и построен в виде полемики с известным шекспировским высказыванием о том, что жизнь - это театр: "что-то, видимо, не дало Саше так легко отнестись к своей жизни, что-то помешало не страдать, не плакать. Что-то толкнуло ответить раз и навсегда, покончить с этим" («Жизнь это театр»).

Вывод таков, что советской женщине было настолько враждебно бытие как таковое, что даже любимый ребенок не всегда мог удержать ее в посюстороннем бытии, ценном, по Петрушевской, лишь теми сильными, но, как правило, отрицательными эмоциями, которые оно вызывало. Бесспорно, мрачные размышления, но кто-то должен заглядывать в «темную комнату» (название раздела в сборнике пьес писательницы). В современной русской литературе это с большим успехом удалось именно Петрушевской. Кстати, внимание к темной стороне жизни наиболее ярко видно в рассказе "Выбор Зины", повествующем о судьбе женщины, уморившей в военное лихолетье младшего сына, дабы дать возможность выжить двум старшим дочерям ("это произошло потому, что детей было трое, мужик помер, начинался голод, надо было становиться на работу, а куда грудного трехмесячного, с ним не поработаешь, а без работы всем погибать"). Дидактичность этого произведения очевидна: мораль заключается в мысли о разрушительности и заразительности ненависти, передающейся в семье Зины от матери к дочери, ненависти "к младшему сыну, лишнему ребенку".

петрушевская сказка художественный жанр

Нетрадиционные жанры Л. Петрушевской

Подобный отбор жизненного материала и его осмысление повлекли за собой жанровое творчество. Петрушевской стало тесно в рамках традиционного рассказа или новеллы, и она изобрела особые жанры реквиема и настоящей сказки (сборник "Настоящие сказки". - М., 1997).

Первый из них родился из элегии (подсказку такого рода дает и писательница, называя один из реквиемов "Элегией"). Второй жанр, в отличие от классической народной или литературной сказки, сильнее укоренен в реальности.

В своих реквиемах писательница размышляет о причинах ухода того или иного героя из жизни, каждый раз рассказывая историю чьей-то личной драмы. Однако и здесь, в произведениях данного жанра, Петрушевская сохраняет присущий ей комизм. Он возникает и из мастерски и по-новому применяемой несобственно-прямой речи, и из усеченных фразеологизмов, и из той новой функции разговорной и сниженной лексики, которая возникает благодаря иронии повествователя. Несобственно-прямая речь героя, бросившего семью, но посещающего жену и дочь, слышна в речи повествователя и теряет свою положительную семантику из-за иронии, звучащей в этом утверждении, и следующего затем описания смерти героини. Развод родителей и смерть матери становятся причиной того, что их дочь вырастает "одиноким волком, пройдя все ступени жизни бесплатной проститутки, девочки-давалки по подвалам, где тусуется молодежь, а теперь это уже мать троих детей, живущая дружно со своим мужем-бизнесменом на даче где-то в Подмосковье" ("Упавшая"). Эта тривиальная мысль получила в рассказе остро современное художественное воплощение, а комический эффект возник в силу того, что опущен промежуточный этап судьбы героини, и она из страшного подвала мгновенно возносится в особняк "нового русского".

Итак, можно сказать, что свою тему, в которой Петрушевская открыла новые грани, жизнь семьи разных социальных слоев, писательница изучила основательно и показала семью преимущественно как сферу распада общественных, социальных связей: связей между разными поколениями, между супругами. Если же такие связи порой и возникают («Гимн семье»), то как правило, под давлением со стороны и в результате появления на свет ребёнка.

"Петрушевская вовсе не бытописатель... В своих рассказах она показывает, как жизнь только в сфере "стяжения земных сокровищ" закрывает для человека самую возможность движения к духовному, оставляет его в безвоздушном пространстве быта", - справедливо замечает И.К. Сушилина (Сушилина И. К. Современный литературный процесс в России. - С. 39-40.).

В последние годы Петрушевская активно пишет сказки для взрослых. Как заметила сама писательница « Новелла предполагает печаль, сказка - смерть» (Сушилина И. К. Современный литературный процесс в России. - С. 39-40.). И в самом деле, все сказки писательницы имеют счастливые финалы.

Сказки Л.С. Петрушевской, предназначенные и для детей, и для взрослых, прочно базируются на богатом арсенале художественных средств народной волшебной сказки. Намазавшись чудесной мазью, старушки превращаются в девчонок ("Две сестры"); колдунья дарит сестрам-близнецам дар волшебства ("Крапива и Малина"); один колдун награждает красавицу длинным носом, а другой - маленьким, врач Анисим с помощью лекарства возвращает ей утраченный палец ("Девушка Нос").

В то же время своей устремленностью к злободневным проблемам современности сказки Петрушевской сродни рассказам. В "Крапиве и Малине" это проблема становления личности у старшеклассников; в "Девушке Hoc" - размышления о красоте, любви и счастье; в "Двух сестрах" -вопрос о выживании наиболее слабых и незащищенных в нашем обществе -стариков и детей.

Сказки писательницы поэтичны и веселы. Их герои живут в тридевятом государстве, где встречаются графы и есть улицы с необычными названиями (улица Правой руки) и вполне современные парикмахерские, библиотеки, школы. Хотя время действия у Петрушевской обобщенное, как и в народных сказках, от стереотипных формул, характерных для их поэтики, она отказывается. Вместо этого в ее сказочной прозе даны художественные индивидуализированные описания внешности героев, их характеров, жилищ. Поэтичен и неповторим портрет красавицы Нины из сказки "Девушка Нос": "Когда она смеялась, казалось, что светит солнце. Когда она плакала, казалось, что падает жемчуг. Одно ее портило - большой нос" (Петрушевская Л.С. Настоящие сказки. - М., 1997. - С. 53.). Индивидуализированность возникает здесь благодаря удачной портретной детали - длинному носу. Собственно художественные средства выражают мысль о неповторимости и ценности индивидуальности. Эта идея раскрывается затем через сюжет: именно смешной облик героини привлекает к ней бедного молодого человека, который в конце концов и женится на своей милой.

В сказках юмор Петрушевской проявляется наиболее полно и щедро. Юмористический эффект создают детали, портреты и речь героев. Смешны речевые штампы современных детей в разговорах интеллигентных бабушек-девочек, намеренно употребляющих жаргонизмы из предосторожности, чтобы их не разоблачили взрослые ("Две сестры"). Сострадание к человеку, в каких бы ситуациях он ни оказывался, внимание к "вечным" и болевым проблемам нашего времени, тонкий языковой слух, умение снять напряжение с помощью смеха, богатство фантазии - все это грани того литературного чуда, имя которому Людмила Петрушевская.

Заключение

Примечательно, что перечень драматургов новой волны открывается именно женским именем. Кому как не женщине было под силу пристальней вглядеться в семейно-бытовой уклад современного человека, болезненно остро ощутить все неблагополучие этого уклада.

Петрушевская художественно исследовала в своих произведениях важный в российской действительности процесс - деформацию личности под воздействием унизительных для человеческого достоинства бытовых условий существования. Пресловутый быт выжимает из героев Петрушевской все жизненные силы, и в их душе уже не остается места для праздника, светлой надежды, веры в любовь. Многие художники вообще полагают, что им тут не место, - отмечает критик Н.Агишева, - и брезгливо устремляются от плачущих детей и ругающихся алкоголиков на просторы большой жизни. Петрушевская остается там, где людям плохо и стыдно. Поэтому пишет Петрушевская про каждого из нас.